– Перерыв! – объявил Дэнситиро, убирая меч. – Значит, нашел его?

– Да, – ответил ученик, опускаясь на колени перед Дэнситиро.

– Где?

– В переулке Хонъами к востоку от Дзиссоина. Мусаси живет у Хонъами Коэцу, насколько я понял.

– Странно! Откуда эта деревенщина может знать людей, подобных Коэцу?

– Не знаю. Но живет он там.

– Хорошо. Там его и возьмем, – объявил Дэнситиро. Отагуро и Уэда тщетно пытались отговорить его.

– Если мы нападем врасплох, то все сведется к уличной драке. Молва нас осудит, даже если мы победим.

– Ерунда! Этикет оставим для додзё. В настоящих сражениях победитель тот, кто побеждает.

– Правильно, но Мусаси побил твоего брата по правилам. Истинному фехтовальщику пристало направить противнику письмо с указанием места и времени поединка и там побить противника честно и открыто.

– Может, вы и правы. Так и поступим, но не вздумайте под влиянием брата отговаривать меня. Я буду сражаться с Мусаси, хочет того Сэйдзюро или нет.

– Мы избавились ото всех несогласных с тобой и выгнали всех неблагодарных.

– И стали поэтому сильнее. Нам не нужны жулики вроде Гиона Тодзи или слюнтяи, подобные Нампо Ёитибэю.

– Брату сказать, что мы посылаем вызов Мусаси?

– Ни в коем случае! Я сам.

Дэнситиро ушел к Сэйдзюро. Остальные молились, чтобы не произошло новой ссоры, поскольку братья не изменили отношения к повторному поединку. Ученики принялись обсуждать место и время будущего боя.

Неожиданно тишину нарушил голос Дэнситиро:

– Уэда! Миикэ! Отагуро! Ко мне, быстрее!

Потерянный, Дэнситиро стоял посреди комнаты. На глаза навернулись слезы. Никто прежде не видел Дэнситиро в таком состоянии.

– Вот, смотрите! – сказал он, протягивая ученикам длинный свиток. – Полюбуйтесь, что наделал этот глупец. Он упорно настаивает на своем мнении, но дело не в этом. Он ушел из дома навсегда. Не удосужился сообщить, куда направляется.

– Кто там? – спросила Оцу, отложив шитье. Она отодвинула сёдзи со стороны веранды, но никого не увидела. Оцу печально вздохнула – она думала, что пришел Дзётаро. Она скучала без мальчика, а сейчас он был ей нужен как никогда.

Еще один день полного одиночества. Оцу не могла сосредоточиться на рукоделии.

Здесь, у подножия холма Саннэн, на котором стоял храм Киёмидзу, улочки были узкими и грязными, зато за домами и лавками виднелись бамбуковые рощицы и небольшие поля, цветущие камелии и груши. Осуги любила эту гостиницу. Она останавливалась в ней всегда, приезжая в Киото, и хозяин непременно предоставлял ей отдельный маленький домик. За домиком начинался сад, а перед ним был огородик, за которым располагалась гостиничная кухня, где постоянно кипела работа.

– Оцу! – донесся голос из кухни. – Время обедать. Принести обед?

– Пора уже? – переспросила Оцу. – Я поем вместе с пожилой женщиной, когда та вернется.

– Она говорила, что задержится допоздна.

– Есть не хочется.

– Не представляю, как можно жить без еды!

Во двор гостиницы ветром заносило дым от печей, в которых на сосновых поленьях гончары обжигали свои изделия. Когда разжигали все печи, дым становился удушливым, но потом весеннее небо казалось необычайно чистым и голубым.

С улицы доносились голоса паломников, идущих в храм, ржание лошадей, стук копыт. Новость о победе Мусаси над Сэйдзюро Оцу услышала от случайных встречных здесь же. Образ Мусаси возник перед ее взором. «Дзётаро наверняка был в тот день около Рэндайдзи, – подумала Оцу, – поскорее бы он пришел и обо всем рассказал!»

Оцу не верила, что мальчик не может найти ее. Прошло уже двадцать дней. Дзётаро знал, что она живет у подножия холма Саннэн. Конечно, Дзётаро мог заболеть, но Оцу сомневалась в этом, потому что мальчишка отличался крепким здоровьем. «Носится где-нибудь, бесшабашный, воздушных змеев запускает». Оцу невольно почувствовала легкую зависть к свободе Дзётаро.

А вдруг Дзётаро ждал ее? Она ведь обещала, что скоро вернется в дом Карасумару. Осуги запретила Оцу выходить из гостиницы без ее разрешения. Старуха наверняка поручила хозяину и слугам следить за девушкой. Стоило ей посмотреть в сторону улицы, как кто-нибудь обязательно интересовался: «Собираешься куда-то пойти, Оцу?» Вопрос звучал ненавязчиво, но Оцу догадывалась о причине любопытства. Письмо она могла передать только через постояльцев гостиницы. Их, однако, предупредили о необходимости придерживать все послания Оцу.

Осуги пользовалась известностью в квартале, и люди охотно выполняли ее поручения. Некоторые из местных лавочников, носильщиков паланкинов и извозчиков видели, как в прошлом году она вызвала на бой Мусаси в Киёмидзу, и ее отвага поразила их.

Оцу сшивала выстиранный дорожный костюм Осуги. Неожиданно за сёдзи мелькнула тень и незнакомый голос произнес: «Туда ли я попала?» Это была молодая женщина, которая с улицы зашла во двор гостиницы и теперь стояла под сливовым деревом между двумя маленькими грядками лука. Она выглядела взволнованной и немного испуганной, ей явно не хотелось уходить отсюда.

– Это гостиница? У ворот висит фонарь с названием гостиницы, – обратилась она к Оцу.

Оцу не поверила своим глазам. У нее заныло сердце при виде незнакомки.

– А где же сама гостиница? – неуверенно спросила Акэми, полагая, что ошиблась. Взглянув на цветущую сливу, она воскликнула: – Какая прелесть!

Оцу молча наблюдала за девушкой. Из гостиницы прибежал слуга, которого позвала одна из кухарок.

– Вы ищете вход в гостиницу?

– Да.

– Пожалуйста, он на углу, справа от ворот.

– Гостиница выходит прямо на улицу?

– Да, но у нас очень тихо.

– Мне нужна такая комната, чтобы никто не видел, как я прихожу и ухожу. Я подумала, что гостиница стоит в глубине улицы. А этот домик – тоже ваш?

– Да.

– Приятное, спокойное место.

– У нас хорошие комнаты и в главном доме.

– В домике, как я заметила, живет какая-то женщина. Нельзя ли поселиться вместе с ней?

– Видите ли, с ней еще одна гостья, старая и, простите, очень нервная.

– Мне это не помешает.

– Хорошо, я спрошу у пожилой госпожи, когда она придет. Ее сейчас нет.

– Могу я до той поры где-нибудь передохнуть?

– Да, пожалуйста!

Слуга повел Акэми по переходу в главный дом. Оцу пожалела, что не воспользовалась возможностью задать девушке несколько вопросов. Природная робость часто подводила Оцу, и ей хотелось быть пообщительнее.

Когда ревнивые мысли начинали завладевать Оцу, она уговаривала себя тем, что Мусаси не из тех мужчин, которые легко меняют свои привязанности. В то злосчастное утро Оцу был нанесен жестокий удар. «Ей легче проводить время с Мусаси… Она, верно, поумнее меня и хорошо знает, чем привлечь сердце мужчины…» – думала Оцу.

До того дня мысль о возможной сопернице никогда не приходила в голову Оцу. Сейчас она во всем винила себя. «Я некрасива… Не слишком сообразительна… У меня нет ни родителей, ни родственников, которые поддержали бы меня и помогли бы устроить жизнь». Приглядываясь к другим женщинам, Оцу с грустью думала, что мечты ее напрасны и глупо надеяться на чувство со стороны Мусаси. Она сознавала, что никогда больше не переживет страстного порыва, который увлек ее на старую криптомерию, чтобы отвязать Мусаси в ту грозовую ночь.

«Вот если бы Дзётаро мне помог! – тоскливо думала Оцу. Ей даже показалось, что она постарела. – В Сипподзи я была такой же непосредственной, как Дзётаро сейчас, поэтому и освободила Мусаси».

Оцу тихо заплакала. Слезы падали на шитье.

– Ты здесь, Оцу? – раздался властный голос Осуги. – Что сидишь в потемках?

Оцу не заметила, как сгустились сумерки.

– Извините! Мигом зажгу светильник! – поспешила извиниться Оцу и побежала в заднюю комнату.

Вернувшись, она опустилась на колени, чтобы поставить светильник. Осуги холодно смотрела ей в спину. Комната осветилась, и Оцу поклонилась старухе.