— За двадцатку я готов.

— Вали отсюда, тут тебе не открытый конкурс, — оскаливает зубы Четвертый.

— Блин, да сделайте же это хоть кто-нибудь, вон она уже тащится, — шиплю я.

Мы занимаем исходное положение и замираем в ожидании инспекции.

— Не волнуйтесь, мэм, мы рядом, — успокаивает свидетельницу Соболь.

Дряхлая развалина кивает, затем опасливо приближается к шеренге, вытягивает шею и рассматривает подставного за номером один. Не удовлетворенная результатом, семенит дальше. Уголком глаза я улавливаю, как Номер Два, состроив наглую рожу, ей подмигивает. Он делает это быстро, поэтому Соболь ничего не замечает, в отличие от старухи, которая на мгновение столбенеет в замешательстве и только потом подходит ко мне и сверлит меня птичьим глазками. Я стою неподвижно, будто статуя. Клянусь, даже если бы целый пчелиный рой влетел сейчас в окошко и устроился у меня на подбородке, я и бровью не повел бы. Мисс Алиса в сомнениях хмурит лоб и топает к болтливому идиоту номер четыре. Деликатность и чувство меры явно не входят в список достоинств Четвертого — он устраивает перед старухой балаган в духе «Весельчака» Чарли Честера. На какую-то секунду мне кажется, что Номер Четыре вот-вот возьмет пожилую леди под руку и начнет расспрашивать о здоровье. Соболь испепеляет его взглядом, потом обращает гневный взор на меня, но я по-прежнему не шевелю ни единым мускулом. Миссис Ах-боже-даруй-мне-уверенность тем временем переходит к Номеру Пять, оглядывает его с головы до ног и мнет костлявыми пальцами ручку своего ридикюля.

— Итак, мадам, присутствует ли среди этих людей тот человек, которого вы видели? — обращается к ней Соболь, продолжая сердито сверкать глазами в нашу с Четвертым сторону.

— Полагаю, да, капитан.

— Хорошо. Просто укажите на него.

Старая коза шематит мимо номеров Четыре и Пять и останавливается напротив меня. У меня мелькает надежда, что она ошиблась и спутала меня с Четвертым, однако она выражает абсолютную уверенность в том, что таинственным ночным гостем был именно я.

— Вот он, — авторитетно заявляет старая хрычовка, дотрагиваясь до моего плеча.

— Ах ты, кошелка драная! — рявкаю я, чем вызываю всеобщее недовольство.

Соболь, Атуэлл, охранники и даже Второй с Четвертым взывают к моей совести. Старуха также доводит до моего сведения, что разговаривать подобным образом крайне невежливо.

— А чего вы хотите? По вашим словам, я — грабитель. Мне вообще не полагается быть вежливым, — возражаю я.

— Это не оправдание. Мой Эдди в Корее убил двоих, и все равно любезней и милее моего Эдди в целом свете не сыскать, — выговаривает мне старуха.

— Готов поспорить, эти корейцы дорого дали бы, чтобы не встречать вашего милейшего Эдди!

В дело вмешивается Атуэлл: быстренько конвоирует меня к двери, не дав высказать все, что я думаю о главной свидетельнице. Верите ли, как раз из-за таких пронырливых старух я встаю на сторону всяких жуликов, которых показывают в передаче «На страже закона». Номер Четыре за моей спиной окончательно перевоплотился в Чарли Честера и заводит со старой курицей светский разговор.

— По всему видать, ваш Эдди — настоящий герой, — горделиво подмигивает он ей.

— О, вы очень добры, — кудахчет она. — Жаль, что в правительстве так не считают. По их мнению, жестокие звери вроде моего внука очернили доброе имя Англии.

Надо заметить, Олли тоже не слишком преуспел, когда настала его очередь — или лучше сказать, просто «не успел»? Я имею в виду, не успел он и глазом моргнуть, как бабуля Эдди вычислила его без всякого труда. Хотя вы не удивлялись бы этому, если бы видели состав сборной, в которую включили моего приятеля.

Как я уже говорил, темный оттенок кожи Олли практически незаметен, однако Атуэлл всерьез воспринял все его предыдущие протесты и на этот раз подобрал квартет собратьев такой невероятной черноты, что они вполне сгодились бы для съемок эпизода на острове Черепа, когда туземцы во все лопатки улепетывают от Кинг-Конга.

— Нет, это вообще законно? — возмущается Олли, после того как старуха безошибочно определяет «белую ворону».

— Ей-богу, некоторым не угодишь, — вздыхает Атуэлл, гадая, что опять сделал не так.

— Что значит «некоторым»? — опять начинает Олли.

Атуэлл не выдерживает, отдает Беннету ключи и велит отвести Олли обратно в камеру.

— Тогда начнем с Бекса, хорошо, Чарли? — говорит Соболь.

— О’кей, дайте только минутку, — отвечает мой адвокат и несется через весь участок в вестибюль. — Мэл, хорошо, что ты здесь, — радостно улыбается он, завидев свою секретаршу, которая томится в ожидании вместе с Белиндой. — Всего один вопрос: вчера ночью Бекс был с тобой?

Мэл мнется с ответом, поэтому Чарли приходит ей на выручку:

— Ладно, перефразируем: ты готова сказать, что вчера ночью Бекс был с тобой?

Этот вопрос нравится Мэл больше, она подтверждает, что именно это и намерена говорить.

— А Олли? — Чарли переводит взгляд на Белинду.

— Да, — осторожно отвечает та.

— Так я и предполагал, — сияет улыбкой наш адвокат и удаляется обратно в помещение для допросов.

— Чарли, подождите! На сколько они влетели-то? — жалобно окликает его Мэл.

— Да ни насколько, я же их на бесплатную юридическую помощь оформил, так что в бумажник лезть не придется, — заверяет ее Чарли, прежде чем исчезнуть.

— Знаешь, я буду ужасно рада, когда он наконец расплатится за этот чертов бассейн, — хмурит брови Мэл.

Через десять минут мы с Чарли сидим в комнате для допросов напротив Соболя и Беннета. Все формальности соблюдены, права еще раз зачитаны, поэтому мы сразу переходим к сути и занимаем соответствующие позиции.

— Повторяю, я был со своей девушкой. Если не верите, спросите у нее, она подтвердит, — говорю я диктофону.

— Несомненно, подтвердит, — недовольно морщится Соболь.

— А почему нет, если это правда?

Соболь меняет тему и выкладывает свой первый козырь:

— Свидетельница опознала вас как человека, совершившего незаконное вторжение.

— Сержант, обещайте, что это дело пойдет в суд. Очень хочется посмотреть, как ваша свидетельница будет давать показания, — усмехается Чарли. — Если сможет, конечно.

— Не надо недооценивать ее лишь в силу преклонного возраста, — предупреждает Соболь.

— Не буду, если она сумеет убедить присяжных, — с улыбкой обещает Чарли.

— Признайте, у вас против меня ничего нет, — говорю я Соболю. — Прокуратура выбросит мое дело в мусорную корзину быстрее, чем бывшая миссис Хейнс метнула за дверь ваши манатки.

В глазах Соболя вспыхивает настоящая ненависть, и это хорошо. Если знаешь слабые места того или иного представителя закона, достаточно как следует разозлить его, и он наговорит на диктофон много всяких интересных вещей, о которых потом ой как пожалеет, если расшифровку аудиозаписи зачитают перед судом. Ничего личного, просто один из элементов игры. Однако Соболь пока не клюет. В рукаве у него припрятано еще несколько карт, и, прежде чем сдаться, он, как обычно, блефует: дескать, он-то знает, что это сделал я, но, бла-бла-бла, чистосердечное признание смягчит мою участь.

— Это сделал я? — риторически восклицаю я, качая головой и цокая языком. — Дай вам волю, так вы все преступления в этом городе спишете на меня! Кстати, прошлой ночью кто-то разрисовал крышу многоэтажного паркинга, может, видели? Написал краской из баллончика «С днем рождения, крутой парень!». По-вашему, это тоже я?

— Нет, автора надписи мы уже задержали, — гладит себя по головке Соболь.

— Зачем столько трудов? Не проще ли было повесить на меня?

Соболь достает из-за спины и кладет передо мной пустой прозрачный пакет, в который обычно кладут улики с места преступления.

— Мы нашли это в твоем фургоне, — сообщает он.

Я подношу пакет к свету, чтобы убедиться, что он действительно пуст.

— Вот видите, мы опять возвращаемся к тому, что у вас против меня ничего нет.