— Зачем? — с опаской спрашивает он.

— Хочу кое-что продемонстрировать.

— Что еще ты собрался демонстрировать? — Олли не слишком по душе мое предложение и уж откровенно не нравится перспектива лишиться сытной еды, едва вонзив в нее зубы.

— Не бойся, твой обед никуда не денется, — обещаю я, однако мой друг чует неладное (а также, очевидно, запах бродячих кошек, шныряющих поблизости).

В общем, мне приходится по-всякому улещивать Олли и городить кучу вранья, прежде чем удается завладеть его шаурмой.

— За мной, — командую я и веду товарища мимо галереи лавок в угловой магазинчик Электрика. Колокольчик над дверью извещает хозяина о гостях; секундой позже шуршат шторы из пластиковых бусин и к нам выходит Электрик.

— Здорово, ребятки, я знал, что вы быстро… — радушно приветствует он нас и внезапно умолкает, увидев в моих руках шаурму. — Постой, Бекс… — робко лепечет Электрик.

— Привет, старик, — здороваюсь я, поднимаю руки над головой и начинаю яростно размахивать обеими порциями шаурмы, отчего горячее жирное мясо и пропитанные соусом овощи разлетаются по сторонам, пачкая стены, двери, окна, вентиляторы, телевизоры, чайники, шторы — короче, абсолютно всё. Даже Электрику достается фаршем в морду, после того как я дотягиваюсь до вентилятора на верхней полке, врубаю его на полную катушку и скармливаю электроприбору остатки шаурмы, наслаждаясь произведенным эффектом.

— Увидимся в следующую пятницу, — назначаю свидание я, затем выбрасываю промасленные салфетки и пакеты в мусорную корзину (в надежде, что Электрик оценит иронию) и удаляюсь.

У выхода мой взгляд падает на прелестную табличку: «ВХОД С ЕДОЙ И НАПИТКАМИ ЗАПРЕЩЕН». Я прячу улыбку.

— Чтоб ты сдох! — утробно рычит Электрик мне вслед.

Довольный, я направляюсь к пабу. Олли догоняет меня и напоминает, что я обещал вернуть его порцию.

— Все верно, — отвечаю я. — Ты знаешь, где ее найти.

Олли надувает губы.

— Мудак ты все-таки, Бекс.

В ответ я лишь пожимаю плечами:

— Это я уже слышал. И наверняка еще не раз услышу.

— Так что, ты на самом деле вышел из игры? — донимает меня Олли.

Я замедляю шаг и поворачиваю голову.

— Послушай, старик, вышел я или нет, как-нибудь сам разберусь, если, блин, не возражаешь. В любом случае решать только мне. Не тебе, не Электрику, не Соболю и, конечно, не Рори Бремнеру из шашлычной. Если уж Мэл со своими классными сиськами и занудными поучениями не смогла меня переломить, думаешь, это под силу вам? Я — сам себе хозяин, всегда им был и буду.

— Эй, я вовсе за тебя не решаю! Вообще-то я думал про себя, — пожимает плечами Олли.

Как обычно, он ни хрена не понял.

— Поди прочь, — деланно прогоняю его я.

Если честно, не знаю, сговорился ли мой друг с Электриком, чтобы побудить меня вернуться к старому ремеслу. В любом случае давил он на меня не хило. Вне зависимости от мотивов — благородных или наоборот, — Олли пытался воздействовать силой, а это далеко не лучшая идея. Родственники, учителя, подружки и друзья — сколько себя помню, все хотели, чтобы я плясал под их дудку, но если есть в мире вещь, которая заставит меня сунуть в зубы сигарету и упрямо скрестить на груди руки, то это щелканье хлыста над моим ухом. Наверное, из-за этого я и стал таким, каким стал. Если бы в детстве меня предоставили самому себе, возможно, к этому времени я был бы уже солидным врачом или управляющим в магазине электротоваров «Диксон».

— Злишься? — читает мои мысли Ол.

— Злюсь? С чего бы? — изображаю удивление я.

— Не можешь смириться, что Мэл стырила твою заначку?

— Да нет, — поразмыслив, отвечаю я.

— Тогда в чем дело?

Мне страшно не хочется откровенничать и выставлять напоказ свое личное несчастье в отсутствие студийных камер, софитов, оживленной публики и выхоленного ведущего, в которого при случае можно запустить стулом, и все же я пытаюсь поделиться с другом — может, почувствует, как мне сегодня хреново.

— Понимаешь, Ол, несмотря на все превратности судьбы, я не могу поверить, что Мэл меня бросила. Просто в голове не укладывается. Пускай мы с ней ругались по десять раз на дню, а в Рождество — все двадцать, но в конечном счете я ведь ее любил. Она была… моей жизнью. Моей единственной любовью.

— Знаю, приятель, знаю, — сочувствует Олли.

— Правда?

— Да, вы с Мэл всегда были родственными душами.

— Гораздо больше. Она была для меня всем. Вообще всем.

Олли грустно кивает.

— Хочешь, я попрошу Белинду свести тебя с какой-нибудь девчонкой?

— Хочу, — одобряю предложение я, удивляясь, чего мы теряем время. — Она все еще дружит с той шлюшкой, у которой проколотые соски и обвислая задница? Давно хотел с ней перепихнуться.

Прежде чем Олли успевает напомнить мне, что эта самая шлюшка — его сводная сестра (черт, всегда забываю!), наше внимание привлекает частый топот, приближающийся с конца улицы.

Мы оборачиваемся и видим Норриса, который выныривает из-за угла, придерживая обеими руками свой полицейский шлем, и мчится в нашу сторону.

— Гляди-ка, Норрис, — оживляется Олли. — Эй, Норрис! Куда торопишься, бездельник?

— Извини, спешу, — выдыхает беглец и проносится мимо.

Топот еще одной пары ног заставляет нас вновь повернуть головы. Вслед за Норрисом из-за угла вылетает Соболь, на лице которого запечатлена мрачная решимость.

— Добрый день, сержант! — окликаю я Соболя, когда тот пробегает мимо нас. — Как дела?

— Неважнецки, — на ходу бросает он через плечо.

Мой рот уже расползается в злорадной улыбке, как вдруг улица опять взрывается топотом, на сей раз более сердитым и мощным. Оглянувшись, мы видим целую толпу отмороженных выходцев с Ямайки, населяющих квартал Стива Билко, в руках у которых крышки от мусорных баков, а в выпученных глазах — жажда крови.

— Смерть свиньям! СМЕРТЬ МЕРЗКИМ СВИНЬЯМ! — во всю глотку орут они и сверкают злобно оскаленными зубами, по всей видимости, решив, что мы заодно с копами.

— Мать твою! — в один голос взвизгиваем мы с Олли и стремглав улепетываем вслед за Норрисом и Соболем (сволочи, не могли предупредить!) вверх по улице. Блин, главное — как-нибудь добежать до центра.

Забавная штука — у меня больше нет Мэл, нет ни работы, ни денег, ни дома, однако по-прежнему хватает причин удирать во все лопатки. Полагаю, это неотъемлемая часть пестрого калейдоскопа жизни, но все же… почему так? И от чего я буду спасаться бегством завтра? Что бы это ни было, в конце концов, оно меня настигнет. Обычно так и случается.

От себя не убежишь.