— Внутри лежит целлофановая упаковка. Точно такая, как на каждой из двадцати кожаных курток, что были похищены в результате ограбления, — делится информацией Соболь.

— Бог ты мой, я и не знал, что доказательства столь веские! Мамаша старухи Марпл и два пустых пакета, — расплываюсь в улыбке я. — Всё, признаю вину.

— Сержант, давайте лучше закончим сейчас, пока вы окончательно не похоронили собственные мечты о продвижении по службе, — предлагает мой адвокат.

— Не спеши, Чарли, у меня в запасе еще один туз, — говорит Соболь.

— Что ж, я морально готов, — усмехается Чарли.

— Куртки были частью более крупной партии товара, похищенного ранее в результате вооруженного нападения на грузовик. Фуру ограбили известные рецидивисты, двое братьев-турок.

Соболь выкладывает на стол тюремные фотографии, на которых изображены два злобных качка с бычьими шеями. Я узнаю эти рожи и чувствую, как от страха у меня поджимает мочевой пузырь. Соболь замечает мою реакцию, его ухмылка становится еще шире.

— Разве ты не знал, кому принадлежит магазин, Бекс? Ограбление, совершенное прошлой ночью, вывело нас прямо на них, что позволило санкционировать несколько арестов. На самом деле мы взяли почти половину клана. По-моему, они немножко сердятся на тебя… — Соболь вдруг поправляется: — То есть на того, кто их подставил.

Чарли начинает беспокойно ерзать на стуле — плохой знак.

— И что же вы предлагаете, сержант?

— Все просто: Бекс берет на себя взлом и проникновение и получает свой небольшой срок. В противном случае я усажу его на скамью подсудимых вместе с Гассанами, а ему этого совсем не хочется, правда, Бекс? — Раскрыв свои планы, Соболь выключает диктофон. — Допрос закончен.

Мы с Чарли в растерянности. Соболь прерывает затянувшуюся паузу:

— Ну, теперь скажите, что у меня ничего нет.

Не знаю, слышали вы что-нибудь о братьях Гассан или нет. Если вы ведете честный, добропорядочный и богобоязненный образ жизни, то вряд ли, однако для прочих (то есть для нас) братья стали акулами, которые несколько лет назад заплыли в нашу тихую лагуну и с тех пор наводят ужас на мелких обитателей, заставляя их прятаться среди камней. Лично я никогда не имел с ними дел. По большому счету я практически был уверен, что они даже не знают, кто я такой, и делал все возможное, чтобы так оно и оставалось.

Что касается бизнеса, то партнеров хуже, чем Абель и Омит Гассан, просто не бывает. Кроме того, они обладают чем-то вроде неприкосновенности. Ну да, Соболь утверждает, будто надежно закрыл братьев, но я не рискнул бы ставить на то, что в ближайшее время ситуация не переменится. У Гассанов есть дурная привычка стряхивать с себя самые серьезные обвинения: пять судебных процессов за восемь лет, и ни одного вердикта о виновности. Образно выражаясь, будь братья Гассан микробами (а некоторые таковыми их и считают), они-то и составили бы тот единственный процент живучих маленьких стервецов, которые прекрасно себя чувствуют, купаясь в «Доместосе», и обеспечивают худую славу остальным представителям микроорганизмов.

Моему адвокату всего этого объяснять не нужно. Чарли прекрасно осведомлен обо всех проделках братьев, хотя благодаря собственной проницательности неизменно оказывается в отлучке всякий раз, когда Гассанам требуется юридическая защита.

— Чарли, нам нельзя в это ввязываться никаким боком, — шепчу я. — Что угодно, только не Гассаны. Помоги, а?

Чарли ненадолго задумывается.

— Предоставь это мне, — говорит он. — Поглядим, сколько кроликов осталось у меня в шляпе. Помни: не говори «гоп», пока на чужой роток не накинут платок.

— Разве можно смешивать поговорки? — удивляюсь я.

— А почему бы и нет? — рассеянно отвечает Чарли. — В любом случае это вода на мельницу. Короче, сиди тихо, а я прикину, что можно сделать, чтобы мой любимый клиент вернулся в объятия моей любимой сотрудницы.

— Хорошо, — соглашаюсь я. Желая подыграть ему и продемонстрировать свое мужество, шучу: — Только не говори Мэл, она у меня ревнивая.

Чарли с улыбкой кивает, но тут же все портит:

— Молодчина, смеешься в лицо невзгодам. В тяжелом положении так лучше всего и держаться.

Чарли оставляет меня наедине с грустными мыслями и удаляется, чтобы переговорить с Соболем. В эту минуту я еще не предполагаю, что он задумал. Лишь позже мне станет известно, о чем мой адвокат договорился с противником.

— Ну и? — спрашивает Соболь, когда Чарли возвращается из тюремного блока.

— Он в безвыходном положении и понимает это. Тем не менее вам придется попотеть, чтобы доказать его вину.

— Не волнуйся, он скоро поменяет свое мнение, — уверенно заявляет Соболь.

— Может быть, может быть, — вздыхает Чарли. — Слышишь, у меня, похоже, нарисовались два смежных дела: первое — Бекс и Олли, и второе — юный Норрис из апартаментов номер три. Хочешь сделку?

Соболь настораживается. Он знает хитреца Чарли, поэтому не торопится с ответом.

— Что за сделка?

— Я отдаю тебе Олли с Бексом, если снимешь обвинения с Норриса. Позволь мне выиграть, — просит Чарли. — Только ради репутации.

Предложение весьма заманчивое, и все же кое-чего Соболь не догоняет.

— Погоди-ка, ты что, хочешь вытащить Норриса после того, как он угнал и разбил машину твоей дочки?

— Закон говорит иначе, сержант, — спокойно и небрежно произносит Чарли, как если бы речь шла о погоде, а не о благословенном союзе новехонького «рено», принадлежащего Джеки Тейлор, со стальным ограждением на разделительной полосе магистрали А10. Адвокат пристально смотрит в глаза Соболю и раскрывает карты: — Аналогично, в глазах закона чист и Бекс. У тебя против него ничего, кроме курток. Дай мне выиграть, взамен тоже кое-что получишь.

— Что именно? — выказывает интерес Соболь.

— А вот это сюрприз. Исключительно вопрос доверия, — улыбается Чарли.

Немного спустя он уже стоит в камере Норриса и объявляет сбор добровольцев, однако Норрис слишком поглощен скорбными мыслями о злой судьбе и поначалу не слушает Чарли.

— Клянусь, Чарли, я тут ни при чем, — хнычет он.

— Да-да, это я уже слышал, поэтому, будь добр, заткнись и слушай меня. С тебя снимут обвинения, если ты кое в чем поможешь. Требуется совсем небольшая услуга. Сечешь?

Новость пробивает плотный слой Норрисовой жалости к самому себе, добирается до мозга и… Почуяв шанс спасти собственную шкуру, он моментально соглашается на все условия.

— Идет! — радостно восклицает Норрис.

— Гм, как бы это лучше сказать… В общем, пока ты сидел в камере, случайно, не слыхал разговоров Бекса и Олли об их вчерашнем дельце?

— О да, слышал. Слышал все до последнего слова. — Норрис едва не захлебывается от желания угодить.

— Имей в виду, возможно, тебе придется давать показания против твоих же приятелей; вероятно, даже в суде, — предупреждает Чарли, хотя это сейчас заботит Норриса меньше всего.

— Не важно, я готов. Они в любом случае заслужили наказание за то, что подбросили мне в машину ту копилку для сбора пожертвований… — заводит старую песню Норрис, но Чарли его обрывает:

— Просто расскажи, что ты слышал.

— Ну, они трепались насчет того склада…

— Магазина, — поправляет Чарли.

— Ах да, магазина, откуда сперли DVD-плееры…

— Куртки.

— Я и говорю, куртки и прочее барахло…

— Только куртки, — с нажимом произносит Чарли.

— Да… то есть нет… А, теперь вспомнил: только куртки. Клянусь родной мамочкой, они во все горло орали об этом грабеже, хреновы… — Норрис нерешительно умолкает.

Чарли решает, что пришла пора занять мальчонку интересным чтением и кладет рядом с Норрисом свой планшет.

— Знаешь что? Давай-ка запишем все на бумаге, просто чтобы освежить твою память, — предлагает Чарли, ощупывая карманы в поисках ручки. — Постой, у меня ведь где-то была шариковая ручка, если только ты ее не стянул, — ворчит адвокат, однако наш Норрис его не слушает.

Он вдруг оказывается ужасно занят: жадно читает предыдущие записи на планшете, а именно информацию о местонахождении двадцати похищенных кожаных курток, которую я сообщил Чарли, и детали возможной сделки о согласованном признании вины при условии возврата украденного.