Мы преклоняемся перед Вами, Валентин Лаврентьевич, как перед археологом, но когда в Вас просыпается историк, уж простите. «Платон мне друг…»
Именно Валентин Лаврентьевич сам обращает внимание на то, что в период якобы начавшегося «избиения Руси монголами», грамотность населения не только не падает, а наоборот, продолжает расти:
«Из 394 грамот, найденных на Неревском раскопе в условиях, позволяющих точно определить время их написания, в слоях XI века найдено 7 грамот, в слоях XII века их оказалось 50, в XIII веке в землю было брошено 99 грамот, в XIV веке — 164».
В. Янин показывает, что количество найденных берестяных грамот растет век от века. Если уж на небольшой площади раскопа их содержится такое количество, то по всей площади населенного пункта их лежат тысячи и тысячи. Хотя практически подтвердить это не представляется возможным. Понятно, что ради грамот никто не будет сегодня сносить кварталы и выселять жителей.
В. Янин отмечает продолжающийся рост грамотности населения в условиях «монголо-татарского ига» и даже удивляется, ведь это полностью противоречит здравому смыслу. Естественно, о каком повышении грамотности может идти речь, когда население нещадно уничтожается, уводится в плен, облагается неимоверными налогами. В таких условиях речь можно вести только о выживании. Никому в голову не придет заниматься в такое время просвещением. Однако факт налицо. И Янин видит это, но тут в нем просыпается историк…
Вместо того чтобы начать скрупулезно разбираться в столь вопиющих противоречиях, уважаемый Валентин Лаврентьевич игнорирует факты и просто повторяет версию, на которую историков натаскивают со студенческой скамьи. Янин «подтаскивает» (уж простите, Валентин Лаврентьевич) «расцвет боярской республики» под поголовное повышение грамотности, вместо того чтобы усомниться в реальном существовании самих «монгольских ужасов». При этом не замечает, что «расцветом боярской республики» полностью подтачивает академическую версию о «невиданном разорении».
Чтобы не сложилось превратного мнения, мы заявляем, что, не глядя на некоторые разногласия, глубоко уважаем Валентина Лаврентьевича. Ознакомившись с его трудами, любому становится понятно, что В. Л. Янин прекрасный ученый, больше доверяет собственным глазам, чем штампам, в конце концов, он честный, искренний человек. Он не всегда следует «общепринятым» нормам и установкам. В частности, это относится к его выводам по поводу происхождения кириллицы. Янин не побоялся косых взглядов в свою сторону и обвинений в ненаучности.
Ранее мы тоже высказывали несогласие по поводу «авторского изобретения» кириллицы Кириллом и Мефодием. Приводили доводы многих филологов и исследователей старины. Валентин Лаврентьевич без всяких обиняков и недомолвок также высказывается на данную тему:
«Среди новгородских азбук грамота № 460, относящаяся к XII веку имеет закономерную неполноту. А обнаруженная на стене киевского Софийского собора процарапанная славянская азбука XI века содержит только 27 букв, расположенных в строгом соответствии порядку знаков греческого алфавита. Она несколько отличается от азбуки нашей грамоты № 591, но в ней так же нет йотованных букв, а также «щ», «ы», «ь», «ю».
Из приведенных сопоставлений следуют два существенных вывода. Во-первых, на протяжении первых столетий употребления кириллицы на Руси существовали две ступени обучения грамоте. Первую составляло обучение облегченному, бытовому письму, отраженному грамотой № 591, и киевскими граффити. Вторая ступень требовала полного знания азбуки и предназначалась поначалу профессиональным переписчикам книг. Во-вторых, — об этом свидетельствует киевская азбука, — основу кириллицы составлял греческий алфавит, лишь постепенно пополнявшийся специфическими славянскими буквами. Сначала в ее состав были включены такие буквы, как «б», «ж», и лишь на каком-то дальнейшем этапе «щ», «ь», «ы», «юс» и йотованные.
Поэтому нет оснований приписывать изобретение кириллицы святым Кириллу и Мефодию. Скорее, греческий алфавит был пополнен ими несколькими самыми необходимыми славянскими буквами».
Крайне смелое заявление. От других «официальных» историков мы никогда ничего подобного не слышали. Конечно, это не может не вызывать уважения. Мы обширно и с удовольствием ссылаемся на научные выводы Валентина Лаврентьевича, однако когда не согласны с ним, то не согласны. Надеемся, Валентин Лаврентьевич воспримет это без обид.
* * *
Извлекая из земли не только берестяные грамоты, но и предметы быта, одежды, орудия производства, более ясной становится картина основных занятий жителей Новгорода (на Волхве).
По данным, достигнутым только к 1982 году, из культурного слоя извлечено 130 тысяч индивидуальных находок, на разных хронологических уровнях вскрыто более 2100 построек, из них 600 жилищ и 135 ремесленных мастерских (Памятники Отечества. Альманах, 1982). По мере возможности мы знакомим читателя с данными археологических исследований и комментариями ведущих археологов, чтобы читатель мог составить собственное мнение о повседневном быте новгородцев.
Установлено множество мест проживания христианских священников. Археологи рассказывают об этом так: «Присутствие священнослужителей проявлялось самим составом находок, в числе которых встречались обрывки священнических облачений, золотые украшения риз, множество нательных крестов… Любопытным оказалось наличие заметного числа культовых предметов, связанных с не христианской религией, а с языческими верованиями — амулетов, неолитических «громовых стрел», змеевиков (памятников двоеверия — медальонов с изображением на одной стороне христианского, а на другой — языческого символа). Надо полагать, что подобные обереги отбирались священниками у прихожан, поскольку церковь предписывала самую активную борьбу с пережитками прежних верований.
Однако наиболее важные материалы, характеризующие церковную принадлежность, дал комплекс найденных берестяных грамот. Только в усадьбе «А» Троицкого раскопа из 34 обнаруженных здесь документов 19 содержат в своих текстах только имена, во всех случаях канонические православные, а не мирские, отсутствующие в святцах. В качестве примера можно привести грамоту № 544 с таким текстом: “Павла, Климента, Спиридона, Олексу”».
Примечательно, что христианские монахи проживали не только в монастырях, но и в городских дворах. В. Л. Янин обращает на это внимание:
«Заметная рассредоточенность и несомненная территориальная отдаленность адресатов и авторов писем указывает на то, что варваринские черницы жили не только на территории самого монастыря, но и в окрестных дворах, а также за пределами города, откуда на усадьбу Троицкого раскопа и приходили их письма».
Особое место в раскопках занимает усадьба художника-иконописца Олесия Гречина. Многие грамоты, найденные на этой усадьбе, представляют собой заказы художнику или подготовительные записки самого Олесия. Они относятся к началу XIII века.
Грамота № 549: «Поклон от попа Гречину. Напиши для меня двух шестикрылых ангелов на двух иконках, (чтобы поставить) на верх деисуса. Приветствую тебя. А относительно платы — порукой Бог или же договоримся».
Грамота № 558: «От попа Мины к Гречину. Будь здесь к Петрову дню с иконами».
А вот как Гречин делал собственные записи-поминания:
№ 506: «Петре — Евана. Маримияна, Яна — Георгия. Федоръ — Прокопия. Оводокия — Евана Рождество».
№ 545: «Гергъ — Ириния, Марофу, Марофу, Стефана. Фоврония — Романа, Марофу».
Здесь художник перечисляет имена заказчиков и указывает, какую именно икону они заказывают. Примечательно, что Олесий Гречин был не просто художником-иконописцем, а еще и священником. И не просто священником, а авторитетным духовным лицом высокого ранга, позволившего ему впоследствии занять пост архимандрита и выставлять свою кандидатуру на владычную кафедру.
Особого внимания заслуживает происхождение фамилии Гречин. Известно, что на Руси фамилии простых людей происходили от имени отца — Иванов, Петров, Сидоров — или от рода занятий — Кузнецов, Рыбаков, Купцов, Пастухов. Можно было бы предположить, что род Гречиных выращивал гречку, но доподлинно известно, что гречка на Ильмене в те годы не росла. Единственным началом для происхождения данной фамилии может служить только… национальность.