В то же время «Сказание» не дает пояснения вполне очевидным недоразумениям. «…а печенеги вновь двинулись на Русь… Когда Борис, выступив в поход и не встретив врага, возвращался обратно…» Как это печенеги умудрились так «двинуться» на Русь, что их никто не заметил? Есть все основания полагать, что никаких печенегов в данном случае не было.

Почему дружина не вступилась за князей ни в том, ни в другом случае? Доходчивых объяснений нет.

Как Святополк, самый нелюбимый сын Владимира, оказался единственным, кто присутствовал при его смерти? Такого даже в обычной крестьянской семье произойти не может, не говоря уже о княжеской. Почему Святополк распоряжается в доме великого князя на правах хозяина после его смерти? Где охрана Владимира? Где его ближайшие сподвижники и верные бояре?

Где умильные рассказы о массовых молебнах по почившему князю в масштабах всея Руси? Где народ, с любовью и преданностью провожающий князя в последний путь? Вообще никаких намеков на народное горе и торжественные похороны! Все ли так гладко в «королевстве Русском»? Все ли до нас грешных довели господа церковные хронисты и историки, именующие себя учеными?

Может, на самом деле Владимира везут в церковь завернутым в ковер не потому, что Святополк так по-идиотски решил скрыть его смерть, а потому что разворачивать было нельзя? Может, смерть Владимира не была такой уж естественной? Может, разгневанный народ попросту ворвался в княжий терем, да и зашиб ненавистного князя, а при этом изуродовал так, что в церковь пришлось везти в завернутом виде?

Кончина святого Владимира удивительным образом схожа с кончиной святого Андрея Боголюбского, с той лишь разницей, что причины гибели Андрея никто не скрывает и они широко известны. Святого «садиста» Андрея зарезало собственное окружение, когда не стало мочи терпеть его издевательства. А перед тем как завернуть в ковер, его «со всех сторон долго рубили мечами» и даже отсекли руку еще у живого.

Ортодоксальная церковь (впоследствии православная) усиленно навязывает миф о том, что завистливый, злопамятный, пьяница, бабник, братоубийца и садист Владимир после крещения стал скромен и кроток, распустил 700 своих сексуальных рабынь и начал смиренно проживать со своими пятью женами, лишь изредка проходя Русь «огнем и мечем». И можно было бы сентиментально вздохнуть и поверить. Но у каждого из нас имеется масса знакомых, которые крестились так же, как и Владимир, в зрелом возрасте, и после этого как-то никто из них особенно водку пить не бросил, ходить по бабам не прекратил и взятки брать не перестал. Поэтому искренне поверить в подобные волшебные превращения жизненный опыт не позволяет.

Понятно, что Церкви кровь из носу необходимо изобразить из крестителя Руси настоящего святого, однако в реальности он вряд ли настолько поменял свои прошлые привычки, чтобы насильно крещеный народ возлюбил его из последних сил. Поэтому фокусы с заворачиванием в ковер и отсутствие всероссийского молебна по усопшему скорее всего закономерные следствия.

В любом случае нам необходимо на время отойти от литературных произведений и обратиться к историческим хроникам. Иначе не удастся отделаться от чувства глубочайшего хаоса, мистики и неадекватности.

Давайте попытаемся воссоздать картину политической ситуации, сложившейся на Руси к последним годам жизни Владимира Красно Солнышко. Только не будем размазывать ту липко-елейную картину, которую рисуют нам ортодоксальные христианские хронисты. Нас интересует та, которая реально должна была сложиться в стране через 20 лет от начала насильственного крещения. Вряд ли она сильно отличалась от ситуации, существующей в других странах, переживших приобщение к «возвышенному» посредством «огня и меча», в той же Болгарии, например.

Итак, ближние к Киеву города, а также часть северных уже подвергнуты крещению. Остальные наотрез отказываются впускать христианских священников к себе. Мелкие и раздробленные поселения стираются с лица земли. Население Руси либо предается «мечу», либо переселяется на новые места. Русь разорвана на клочья христиан и славяно-ариев. Повсюду стоят византийские войска.

Часть сыновей Владимира поддерживают отца, насаждая христианство в меру своих сил. Другие сыновья мечтают возродить славу своего деда Святослава — гонителя христиан.

Владимир хитер, коварен, злопамятен. Опираясь на варягов, ему удается держать ситуацию так, как это выгодно Византийскому императору. Но вот Владимир начинает стареть. Слабеют и тело, и ум. Постоянные пиры дают себя знать. Противники христианства с надеждой поднимают головы, сторонники начинают опасаться, как бы не угодить впросак.

Борис и Глеб, дети византийской принцессы Анны, надеются теперь только на своего деда — императора Византии. Ныне имеются отдельные умники, которые не желают признавать Бориса и Глеба византийскими отпрысками, но сами имена Борис и Глеб свидетельствуют об этом. Остальные сыновья Владимира, в отличие от них, носят славянские имена: Ярослав, Мстислав, Изяслав, Святополк и т. д. Естественно, после Владимира Византия не желает видеть на Киевском престоле никого, кроме Бориса, ведь она уже привыкла везти на Русь блеск веры, а вывозить блеск русского золота.

Постаревший Владимир уступает Византии и как первый шаг передает Борису управление войсками. «Сказание», как мы помним, пытается этот шаг «обстряпать» печенегами, которые как бы понарошку появились и тут же испарились.

Борис и Глеб воспринимаются русами как инородцы, чужие. Киевляне не питают иллюзий, кто на самом деле будет истинным правителем Руси, если на киевский престол сядут внуки Византийского императора. Очевидно, русская дружина полностью разделяет опасения киевлян. Скорее к смерти Бориса и Глеба больше причастны русы из числа княжеской дружины, чем «треклятый» Святополк.

Если не обращать внимания на россказни профисториков, представляющих нам дальнейший период истории, как некий бестолковый муравейник или, скорее, перепуганный курятник, то вполне заметно, что на Руси складываются две враждующие партии:

первая — христианская, возглавляемая Борисом, Глебом, Ярославом и Святославом;

вторая — славяно-ариев, противников христианизации во главе со Святополком, Судиславом, Изяславом, Мстиславом.

Основной силой, на которую опирается Ярослав — главный противник Святополка, являются варяги, хотя историки пытаются утверждать, что варяги лишь небольшая часть воинов Ярослава. Делают они это, как обычно, с детской наивностью и непосредственностью. Например, Костомаров описывает так: «Ярослав, ничего не зная о смерти отца, привел в Новгород варягов и расставил их по дворам». Видите, почему Ярослав привел на Русь варягов? Да потому что не знал о смерти отца. Вот такая причина!

А варяги, по словам того же Костомарова, это «уроженцы скандинавских полуостровов, служившие у византийских императоров». Так что, по официальной версии, главной силой Ярослава были новгородцы, которые вообще-то были варягами, которые были скандинавами, но вообще-то служили Византии.

Костомаров к тому же объясняет, что это не Ярослав нанял варягов, это новгородцы по своей инициативе наняли варягов: «Каждый новгородец оплатил по четыре куны, старосты по десять, а бояре по восемнадцати». Так что византийских варягов оплатил не Византийский император и даже не Ярослав. Это все оплатили новгородцы. Вот как они не любили треклятого Святополка.

Еще христианские хронисты особо выделяют такой момент: хорошийЯрослав нанял хорошихварягов, а плохойСвятополк пригласил плохихпеченегов. Нельзя не заметить, что справедливость в изображении христианских сочинителей обретает качества весьма незатейливой, но нечистоплотной избирательности.

Все же полной ясности с «нехорошими печенегами» мы так и не добились. Варяги — это наемники. Им платят, они воюют. Тут вопросов нет, тут все понятно. А вот печенеги — это не наемники и даже не воины, это вообще-то народ. Если для варягов стимулом воевать является заработная плата, то печенеги как бы за деньги подыхать не заинтересованы. Поэтому не совсем понятно: «пригласить печенегов» — это как?