Сразу сообщим, что «глубокой» разведкой в античном мире всегда занимались купцы. Два купца намного быстрее и точнее выполнили бы поручение Чингисхана, хотя зачем кого-то посылать, если все то же самое можно спросить у приезжих купцов. Напоминаем, что тумены отправлялись из района Самарканда, то есть практически с главной артерии Великого шелкового пути, по которой купцы сновали не переставая.

Ну и, конечно, отправление на разведку 20 000 человек — поступок более чем странный. История знает несметное количество полководцев самодуров, придурков и откровенных идиотов, но Чингисхан этим превзошел всех.

Разведку вышеперечисленные тумены ведут весьма специфически. Они ни много ни мало покоряют все без исключения государственные образования, расположенные на территориях нынешних Казахстана, Узбекистана, Туркмении, Ирана, Азербайджана, Грузии, затем покоряют племена аланов, абазинцев, косогов и семь племен Приазовья, включая половцев. Комментировать с военной точки зрения это невозможно. Столь маленькими силами разбить армии стольких стран недопустимо даже в компьютерной игре. А вот желание авторов превзойти Гулливера в его рассказах о говорящих лошадях угадывается без труда.

Боевые потери в ходе такой военной кампании должны по крайней мере в 8–10 раз превосходить численность сил, отправленных в «разведку». То бишь потери по самой скромной прикидке должны были составлять 200 000 монголов. Соответственно к Калке они бы прибыли в количестве «минус» 180 000 человек. Тем не менее нас убеждают, что монголы за время своих приключений не потеряли ни единого человека. Можно ли обсуждать подобное на полном серьезе? Психически здоровым людям, конечно, нет. Но историки обсуждают. Как отнестись к данной ситуации, мы, честно говоря, теряемся.

Переход, точнее «переезд» монголов на телегах через Большой Кавказский хребет, причем по всем расчетам в зимнее время — это, знаете ли, уже не вранье, это оскорбление. Историки плюнули в лицо Суворову с Ганнибалом, которые прославились переходами через Альпы.

Движения монгольских войск на границе Руси между Калкой и Сурожью, туда-сюда и обратно, напоминают не движение войск, а скорее шараханье по клетке голодной обезьяны. Возможно, схожесть с обезьяньими ужимками вызывает у историков чувство восхищения?

И даже если все вышеперечисленное принять за чистую правду и считать, что монголы якобы появились у Калки в составе двадцатитысячного войска, были ли у них шансы победить объединенное русско-половецкое воинство?

Неужели так трудно взять листок в клеточку и прикинуть расклад сил, опираясь именно на официальные источники? Вспомним Карамзина: «…и ждали остального войска. Мстислав Романович, Владимир Рюрикович и князья черниговских уделов привели туда жителей Киева, Смоленска, Путивля, Курска, Трубчевска. С ними соединились волынцы и галичане, которые на 1000 ладиях плыли Днестром…» Одна «ладия» — это как минимум 20 воинов. Перемножьте.

«Одних киевлян легло на месте 10 000». Надо понимать, что «одних киевлян» до битвы было гораздо больше, чем 10 000. Не забудьте добавить сюда кочевое войско половцев. Войско, очевидно, немалое, поскольку их всех до единого согнали с насиженных мест. В этом случае, по самым скромным подсчетам, численность союзников (русских и половцев) должна была составлять не менее 60–80 тысяч человек.

При этом необходимо учитывать, что средний рост и масса тела европеоида (русского и половца) намного выше, чем у монголоида (монгола). В рукопашной схватке это имеет значение исключительной важности. У более крупных людей длиннее руки и длиннее мечи. Они практически неуязвимы для низкорослого противника с коротким оружием. Крупные люди могут позволить себе б о льшую толщину доспехов, следовательно, защита от поражающих факторов у них выше, чем у тех, кто этого себе позволить не может.

Единственное преимущество низкорослых воинов, при котором можно рассчитывать на успех в военном столкновении, — это значительный количественный перевес. Но в данном случае перевес был на стороне союзных сил (если уж только киевлян погибло 10 000). Нужно ли доказывать, что у монголов не было ни единого шанса на победу? И вообще, зачем здесь вести речь о каких-то доказательствах?

Общепринято считать, что период доказательства длится до тех пор, пока не станет очевидным, что утверждаемое не соответствует действительности или здравому смыслу. Но когда перед вами и так полнейшая глупость, то как можно доказать, что она глупость? С чем ее возможно сравнить?

Глупость — ее не доказывают, ее показываюти на нее смотрят. Глупость — это то, что очевидно. Если же некто смотрит на очевидную глупость, но не в состоянии ее увидеть, то это свидетельствует лишь о том, что свойства ума оного не позволяют ему глупость распознать. Попытки всяческих дальнейших доказательств при этом следует оставить. Ибо ни к какому результату они уже привести не могут.

Описания предыстории битвы и сама битва на Калке сотканы из непрерывного узора неимоверных противоречий здравому смыслу. О глупостях калковских описаний можно рассуждать неограниченно долго, но кому видна комичность описаний похода двух монгольских туменов и самой битвы на Калке, тем доказывать ничего не нужно. Кто же на полном серьезе считает, что подобные вещи могли происходить в действительности, тем тоже ничего доказывать смысла не имеет. Безнадежность, к сожалению, входит в перечень неотъемлемых атрибутов нашей повседневности.

Все же невозможно удержаться от нестерпимо жгучего вопроса: «Какого черта Батыю понадобилось двигать четырехсот- или даже шестисоттысячную армию на Русь, если два тумена и так все там уже завоевали? Зачем понадобились такие сложности?»

Люди, которые, возможно, подзабыли школьный курс истории, могут подумать, что ослабленные и измотанные в битве с превосходящим противником монголы после Калки поехали домой зализывать раны. Ведь они всего лишь разведчики. ЩАС! Монголы, без труда накрошив 30–40 тысяч русских богатырей, как ни в чем не бывало поехали завоевывать Волжскую Булгарию!

На наш взгляд, заставлять детей учить в школе подобные вещи недопустимо. У людей, «совершивших» данные исторические «открытия» наблюдается устойчивая атрофия ассоциативного мышления, бессознательное влечение к самообману, неспособность производить начальные арифметические действия, параноидальный синдром, выраженный обстоятельностью и склонностью к детализации, бредовые и галлюцинаторные расстройства, органически связанные между собой.

Одно можно заявить с уверенностью, заниматься изучением «героической деятельности» двух монгольских туменов должны не историки, а медики.

За основу произведения «Слово о полку Игореве» взят военный поход князя Игоря Святославовича на половцев. Поскольку в «Слове» есть упоминание солнечного затмения, то принято считать датой этого события 1 мая 1185 года. Это время также соответствует историческому отрезку времени, связанному с деятельностью такой известной личности на Руси, как Андрей Боголюбский. Боголюбским его прозвали потому, что он любил часто бывать в местечке под названием Боголюбово.

Сюжет «Слова», по идее, должен быть знаком всем читателям из школьной программы. Новгород-Северский князь Игорь совершает набег на земли Половецкие, но в битве на Калке терпит поражение и попадает в плен. В качестве пика литературной ценности учебники предлагают считать «плач» жены Игоря по своему мужу на крепостной стене, больше известный как «плач Ярославны». Также автор дает краткую характеристику многим русским князьям — современникам Игоря.

«Слово» — единственное произведение, написанное нехристианским летописцем. Оно вообще не относится к летописям, хотя содержит массу исторической информации. Это чисто литературное произведение.

Автор «Слова» — яркий представитель славянской ведической культуры. Сам князь Игорь также не принадлежит к христианской вере. Поэтому воины Игоревы — внуки Даждь-Божьи, а не потомки Афета сына Ноева, как пытаются некоторые представить. И Вещий Боян — внук Велеса, славянского бога скота и плодородия, а не известный певец вроде Кобзона, каким изображают его христианские хронисты. Славянские земли в «Слове» называются землями Трояна. А оплакивают погибших русских витязей славянские богини Карна и Жля.