Таким образом, муниципальные кураторы должны прокладывать тропку меж двумя крайностями: попустительством и слишком резкими, рискованными нововведениями. Сопротивление тряпичников нынешней модернизации может оказаться более долговременным, чем у их западных собратьев по ремеслу в прежние времена.

Некогда отбросы складировались на границах городов. Двуколки привозили их сюда из центра города. Постепенно они изменяли рельеф местности в округе. Когда же города расширялись, они поглощали ближние окрестности и включали в свою территорию старые залежи отбросов.

Эти подземные нагноения очень вредили нормальной жизни: от них исходила вонь, они портили воду в источниках, случались выхлопы газов, пожары и взрывы. Столкнувшись с подобными бедствиями, городские мужи постепенно учреждали взамен предыдущих «отвалов», как их тогда называли, «контролируемые свалки», затем «центры технического захоронения» и, наконец, сегодня — «предприятия по хранению отходов». Изменения семантики наименований предназначены для придания бывшей «свалке» более пристойного имиджа. Они также связаны с технологическими новшествами, улучшающими процесс захоронения. Однако кое-где сохраняются отвалы и свалки в их «диком» неприглядном виде.

Для побуждения к иным способам обработки отходов во многих странах введен налог на каждую их тонну, вывезенную на свалку. Во Франции этот налог идет на модернизацию процесса сбора, осуществляемую Агентством по охране окружающей среды и эффективному использованию энергии (Ademe: Agence de l’environnement et de la maîtrise de l’énergie). Набираемый денежный фонд позволяет финансировать рекультивацию территорий, закупку оборудования для селективного сбора отходов и проведение изысканий для выработки инновационных технологий. В 1999 году на смену этому налогу пришел общий налог на деятельность, способствующую загрязнению среды обитания. В 2007 году такая плата, взимаемая за хранение отходов на свалке, оказалась значительно меньшей, чем в большинстве европейских стран, варьируясь в зависимости от степени соответствия предусмотренным регламентом стандартам от 9 евро за тонну наиболее обработанных отходов до 36 евро за тонну отбросов вовсе не обработанных. Взимаемые суммы, идущие в бюджет государства, лишь частично покрывают расходы по сбору и обработке отходов.

Хотя зоны захоронения остатков жизнедеятельности чем дальше, тем больше контролируются властями, они отступают в богатые регионы, поскольку вблизи городских пределов для них уже не находится места. Во Франции разрешенные центры захоронения еще принимают около 40% бытовых отходов. В англо-саксонских странах число свалок уменьшается. В США оно от 8000 в 1988 году сократилось до 1754 в 2006-м. Несмотря на то что их площадь со временем растет, они способны поглотить только половину отходов. Свалка остается самым легким и дешевым способом их устранения в бедных странах или изолированных небольших поселениях. Три четверти отходов, производимых людьми, кончают свой век в выгребных ямах. Вероятно, их основным убежищем еще надолго останется свалка.

Вываливание отбросов за городской чертой издавна почитается самым легким способом избавиться от них без особых трат. Массы отходов заполняют впадины рельефа и неминуемо разрастаются искусственными холмами. До конца 1970-х годов по этим хаотически нагроможденным отвалам общества потребления бродили «от-бросоманьяки», подбирая самые разные предметы, еще способные начать вторую жизнь. Некоторые сельские свалки прослыли кладезями находок, они притягивают коллекционеров и профессиональных собирателей, нередко потом ностальгически вспоминающих о своих обретениях. Безработные, пенсионеры, художники, любители помастерить с выдумкой делятся по этому поводу новостями и комментариями, сообщая друг другу новейшие «мусорные вести», обмениваются обнаруженными предметами или заказывают недостающие компоненты. Между тем выбрасывающие все это подчас проявляют некоторую предупредительность. Один журналист свидетельствует, что когда-то нашел в выброшенной на свалку газовой печке записку: «Если возьмете эту плиту для газового баллона, предупреждаю: она вообще-то работает, но иногда самопроизвольно гаснет».

Осенью 1987 года школьная учительница из Орво, коммуны, расположенной недалеко от Нанта, где безработица свирепствовала вовсю, заметила, что некоторые из ее учеников не имеют меховых ботинок, а на носу зима. Она решилась обуть детей путем регулярных поисковых походов на местную свалку в Ла-Шапель-сюр-Эрд, куда свозилось все ненужное из тамошних богатых домов. Через два месяца в школе появилось восемь пар старательно отмытых и начищенных сапожек.

В зависимости от времени года свалки обещают более или менее обильный урожай: так, вышедшая из моды одежда чаще появляется там в первые дни весны, подпорченные тетради и книги в начале лета, поломанные и устаревшие игрушки сразу после Нового года… Знатоки отвального дела учитывают эти особенности сезонной эволюции. Они редко возвращаются из своих походов ни с чем. Тогда обреченные, казалось бы, вещи обретают новую жизнь, зачастую с ними случается что-нибудь замысловатое, воображение и изобретательность нашедших придают им совершенно иные свойства. Увы, эти райские пространства, питающие творческую энергию одних, для других остаются отвратительными вредоносными гноищами, засоряющими землю и отравляющими грунтовые воды. Из вонючих, кишащих микробами отвалов ветер разносит пыль, куски грязной бумаги и полиэтилена, которые с вожделением обследуют птицы и крысы. Там нередко вспыхивают пожары, перекидывающиеся оттуда на леса. На некоторые свалки, предназначенные исключительно для бытовых отходов, нередко тайно вывозятся опасные для здоровья отходы промышленных предприятий.

После заполнения свалок занятые ими площади слишком поспешно отдавались под строительство жилищ. Из их еще бродящей толщи на поверхность нередко вырывались испарения, вызывающие у жителей болезни. В Нидерландах, испытывающих постоянную нехватку жилого фонда, связанную с галопирующим послевоенным ростом населения, целые кварталы возводились на месте бывших свалок. Их несчастные обитатели, спорадически страдавшие от тошноты, открыли, что вредоносный источник — старые отвалы, чьи испарения попадали наверх через канализационные стоки. Угрожаемые здания пришлось эвакуировать, а затем снести. В Гаудераке в 1984 году так было разрушено около сотни домов, в Дордрехте жители стали писать на стенах домов: «Отрава!» и покинули город «со страхом в кишках».

В Бельгии, в Меллери, деревушке недалеко от Брюсселя, бывший отвал также заставил обитателей бежать сломя голову. В 1992 году они обнаружили, что подземные воды загрязнены, а из почвы общественного сада вырываются выхлопы газов, в том числе канцерогенного бензола, этот газ проникает на улицы и в дома. У местных детей стали часто обнаруживаться множественные генетические аномалии, явившиеся результатом бензольного отравления. На всю площадь отвалов, где вместе с бытовыми были захоронены и вредоносные промышленные отходы, наложили воздухонепроницаемый слой пластикового покрытия.

Феномен «кочующих отбросов» по сей день способствует размножению этих опасных и зловонных нагромождений. Часто пользуясь послаблениями или нерадивостью таможенных чиновников, эти отходы мигрируют в те регионы земного шара, где не ведется строгий контроль качества окружающей среды, а плата за складирование чужих отходов крайне низка. Из таких мест множество нежелательных компонентов распространяется по территории, часто в силу деятельности торговцев этим товаром: сюда входят лом электронных приборов, устаревшие пестициды, токсичные отходы с заводов и из клиник. Между 1985 и 1990 годами многие страны европейского Запада, по-видимому, отправили более пяти миллионов тонн отходов в страны Восточной Европы.

В пригородных зонах индустриально развитых стран удобные места для свалок, мечта всех промышленников, находятся все реже и реже. Мало того, из-за всяческих правительственных ограничений пользование разрешенными отвалами становится все более затрудненным. Играют свою роль и протесты местных жителей, которые опасаются ухудшения условий жизни и состояния окружающей среды, особенно если они являются собственниками. Образованию новых свалок бешено сопротивляются защитники природы и окрестные жители. Они предполагают, что такое соседство им во многом повредит, возникнет риск эпидемических заболеваний как результат близости отбросов и снующих мимо мусороуборочных машин. Невзирая на успокоительные речи сторонников свалки, они с недоверием относятся к расхваливаемым ими преимуществам новых технологий хранения. Санитарные инспекции и исследования специалистов только усугубляют такое недоверие. Медики обнаружили серьезные проблемы, связанные с влиянием близости свалки на здоровье людей, в частности в Англии и Италии: процент раковых заболеваний и недоразвитости новорожденных здесь выше. Даже если речь идет о старых пищевых свалках, там часто встречаются незаконно захороненные токсичные отходы. Все эти обстоятельства лишь способствуют тому, что проекты новых мест захоронения обычно не встречают сочувствия.