Слабые звуки снова донеслись до нас.

— Да, да, — прошептал Холмс. — А ну — ка, Ватсон, будите Федора и марш на разведку.

Часовой тоже слышал звуки, но не придал им почему — то большого значения.

В минуту Федор был разбужен.

Он сразу понял серьезность положения.

Перед уходом Холмс подозвал часового.

— Если нас не будет до утра, то идите вдоль тропы, пока не увидите белой тряпочки с левой стороны, Когда дойдете до нее, остановитесь, подождите второй отряд и, когда он подойдет, спрячьте половину людей в тайгу сзади, а сами расположитесь как на бивак и говорите свободно, не стесняясь, только смотрите в оба! — сказал он.

И мы пошли.

По мере того, как мы подвигались, голоса становились все громче. Непроглядная ночь царила кругом, но Федор шел вперед, словно слепец в своей комнате, в которой изучил каждую доску.

Чем дальше мы шли, тем тише и осторожнее становились наши шаги.

Вдруг яркий свет костра блеснул среди деревьев.

Опустившись на животы, мы поползли едва дыша.

Скоро картина бивака открылась пред нами как на ладони.

Среди гигантских стволов и кустарника горел костер, вокруг которого в красивых живописных позах сидело семь человек.

Они жарили на вертеле кабанью ногу и лениво перебрасывались словами. Восьмая фигура виднелась немного поодаль.

Это стоял часовой, опершись на винтовку и пристально поглядывая в сторону тропы, ведшей от прииска.

— …и всегда будут, — говорил кто — то из них.

— Дай — ка нож. Жрать хочу!

— Поешь! С рассветом того гляди подойдут, так не до еды будет! Ты, Муха, все приготовил?

— Все, — ответил верзила с хмурым лицом, подымаясь с земли.

— Ага! Наконец — то я его увидел! — шепнул Холмс.

У костра продолжался разговор.

— Значит, вместе? — спросил один из сидевших, в котором я сразу узнал Сергея.

— Да.

— Цепью… Шагов пять между каждым…

— Пропустим и потом сразу со всех сторон.

— А место?

— Здесь. Больше негде.

Шерлок Холмс нажал мне локоть и пополз обратно.

Тем же путем мы возвратились обратно.

Белой тряпки не пришлось вешать.

Мы возвратились к своему авангарду и застали его дожидающимся прибытия второй партии.

В коротких словах мы рассказали им все, что видели.

Но вот, наконец подошла и вторая партия.

Отобрав к себе только десять человек с винтовками и простояв для отдыха часа четыре, Холмс приказал остальным медленно двигаться по тропе, громко разговаривая.

Вместе же с отобранными людьми мы двинулись быстрым шагом вперед, напрямки.

Подойдя ближе к засаде, мы опустились на землю и поползли.

— Стрелять по первому выстрелу! Лучше целься! Вы, г — н пристав, будете руководить левым флангом! — командовал Холмс. — Федор на правом! Арестовать их мы не в силах, значит, попросту надо уничтожить… Конечно, лучше взять живьем, но… вряд ли это удастся… Мы оцепим их сзади полукругом!

Издали доносился громкий говор шедших по тропе наших людей, которых мы оставили для демонстрации.

Начинало светать.

Двигаясь среди кустов, мы незаметно оцепили врагов.

Мы видели, как, услыхав голоса на тропе, они схватились за винтовки и засели цепью в кустах, вдоль тропы.

Наши подвигались по тропе.

Еще момент, и винтовки разбойников поднялись.

Атлетическая фигура Мухи так и выделялась среди других.

Вдруг Холмс быстро вскинул винтовку, громкий выстрел всколыхнул спящий воздух.

И грозная тайга застонала.

Выстрелы с нашей стороны следовали один за другим.

Разбойниками, не ожидавшими нападения, овладела паника.

Они метались как угорелые, стреляя без толку, тогда как наши выстрелы клали на землю одного за другим.

Проклятия, стоны и мольбы, выстрелы, крики — все это перемешивалось в общий гул.

Но вот, наконец, все смолкло…

Тогда мы стали смотреть на плоды своей ужасной работы.

Четверо из братьев были убиты наповал, остальные трое лежали тут же, раненные кто одной, кто двумя пулями.

Но Мухи не было.

Он остался верен своему прозвищу и исчез бесследно, хотя Холмс и отлично помнил, как ранил его и как тот схватился за руку, выпустив винтовку.

Скоро подошла вторая партия, а затем и третья.

Приискатели подходили один за другим к мертвецам и к раненым, яростно плевали им в лица, произнося страшные проклятия.

Ведь это были их самые ужасные враги!

Мы молча наблюдали эту сцену озверенья.

— Добить! Добить! — раздавались отовсюду голоса.

Но Холмс вступился за раненых.

Они нужны были для суда, и приискатели нехотя должны были согласиться нести на носилках своих врагов.

Чем окончить этот рассказ?

Мухи так и не нашли.

Один из раненых по дороге был брошен, двое судились и были повешены, но что страннее всего, так это то, что когда полиция прибыла для производства обысков на станции, содержимые братьями, то нашла на их местах лишь семь обугленных мест.

Неизвестная рука, может быть, мстительных приискателей, не захотела оставить о них и памяти.

Вскоре станции были реставрированы и сданы другим лицам, разбои в этой местности почти затихли, пристав Курабко получил повышение по службе, а имя Шерлока Холмса прогремело по Сибири, как никогда не гремело до той поры.

— Очень интересная легенда, дорогой Ватсон! Я очень люблю вообще легенды, так как, по — моему, между легендой и сказкой существует существенная разница. Сказка — плод народной фантазии, чистый вымысел, но легенда — другое дело. Легенда, если найти ее корень, всегда вытекает из жизни, имеет в своем основании какой — либо случившийся факт.

Шерлок Холмс затянулся сигарой, выпустил из рта густой клуб дыма и, откинувшись на спинку кресла, продолжал:

— В этой легенде в основание положен случившийся факт, а так как факт этот случился не так — то давно, всего два года тому назад, то… Одним словом, эта легенда кажется мне не легендой, а чем — то поважнее, на чем следует поработать.

— Ну, ну, вы уже прочли мне целую лекцию о легендах, а той легенды, которая так удивляет вас, вы мне и не подумали рассказать, — ответил я. — Ведь это выходит — разговор впустую.

Шерлок Холмс весело рассмеялся.

— Ваша правда, дорогой Ватсон. Я сидел и думал про себя, а затем начал высказывать свои мысли вслух. Это вовсе не убедительно, и я постараюсь исправить свой промах.

Он вытянул свои длинные ноги, положив их одну на другую, и заговорил.

Вчера я гулял по Благовещенску. Пройдя центр города и полюбовавшись прекрасным зданием магазина Чурина, я незаметно дошел до самых глухих, отдаленных кварталов, в которых ютится зимой приисковый народ и разный сброд.

Все эти улицы очень грязны, на них много кабаков, и полиция, как я слышал, не особенно любит посещать их поодиночке.

Если сюда нагрянывают, то, в большинстве случаев, целыми командами, для производства облавы и после каждой облавы из этих кварталов набирают такую кучу сброда людей неизвестных профессий, что их положительно некуда бывает девать.

Изредка в такие облавы попадаются и крупные рыцари разбойничьего и воровского царства.

Но лишь только облава окончится, как эти кварталы снова наполняются прежним сбродом, появляющимся неизвестно откуда, словно блохи из пыли. Итак, я забрел туда.

Подумав немного, я зашел в один из трактиров «без крепких напитков», в котором, как и во всех русских городах, посетители скорее могут достать водку, нежели чай.

Такое положение дел вытекает, по всей вероятности, из того, что низшим чинам, а зачастую и средним русской полиции, получающим мизерное жалованье, выгодно не доносить о нарушении закона, с целью пополнения своего скромного бюджета.