Практически в этот же период меня «грыз» молодой комбат Маркусин с подельниками… Так что бригадное судилище надо мной состоялось лишь на одну неделю позже… То есть Захаров был «с честью осуждён» на семь дней раньше! [14]

Может быть из-за этих печальных воспоминаний мне и становилось сейчас немного не по себе… Ведь всё «это» происходило в прошлом году! Да и пойманный только что на себе ледяной взгляд большой белой акулы с майорскими звёздами однозначно не прибавлял мне заряда бодрости и оптимизма…

Но увы… Как командиры групп иногда не могут выбирать себе солдат… Если не считать прибывшего молодого пополнения. Так и те же командиры групп тем более не в состоянии осуществлять подбор вышестоящего начальства… Но если солдат можно перевоспитать, то командиров сверху надо только терпеть… Вернее, их нам приходится терпеть.

Мои грустненькие мысли переполняли меня весь тот временной промежуток, пока мы загружались на броню, отъезжали от штаба и ехали по асфальтовой дороге к палаточному городку… Затем невесёлым раздумьям не осталось места…

Ведь наша боевая техника уже припарковалась на передней линейке роты… После команды «К машинам!» бойцы и командиры попрыгали вниз. Нас вышли встречать остававшиеся в подразделении солдаты и офицеры… С их помощью процесс разгрузки Урала и десантных отделений БМПешек прошёл более организованно и продуктивно… Ничего не пропало, а также не сломалось или испортилось… Боеприпасы не сдетонировали от ударов об мерзлую землю и были аккуратно сложены около ружпарка… Разведчики внесли в свои палатки личное оружие, амуницию и прочее имущество в… Я же складировал личное военно-полевое добро в самом надёжном месте, то есть под свою персональную кровать, после чего отправился на подмогу Иванычу…

Разгрузка почти уж закончилась и военного люда у техники стало намного меньше. Прикомандированные связисты и минёры уже испарились вместе со своими причиндалами… Экипажи БМПешек болтали со своими подошедшими товарищами из третьей роты. Военный водитель старательно изображал свою помощь при разгрузке и прочую занятость. Наши бойцы таскали ящики и скидывали из кузова доски. А от роты минирования уже доносились радостные причитания капитана Вильясова, на все лады восхвалявшего благополучное возвращение Мишани…

— Мишаня-а! Ведь тебе-то ещё жить да жить! Слава тебе Господи-и-и… За то, что спас и сохранил Мишку-у-у…

Его манера долго тянуть окончания слов напомнила Иванычу что-то знакомое…

— Как он разошёлся-то?! Ты глянь-ка! — удивлённо проговорил Пуданов. — Какие он тут песнопения устраивает! Сейчас и кадило своё старое притащит…

— Радуется… Человече… — ответил я коротко.

Кузов Урала уже был совершенно пуст. Броня тоже освободилась от имущества первой роты. Убедившись в лишний раз, что водитель грузовика и экипажи БМПешек ничего не утаили или заныкали в своих «боевых конях, майор Пуданов лично поблагодарил их за хорошую службу… Попутно простив военному водителю двести литров солярки… После чего отпустил солдат в свои подразделения.

Затем по трубному зову Иваныча к каптёрке стали подтягиваться наши бойцы, тащившие на себе своё вещевое имущество. По описи командир роты принимал у них бронежилеты и каски, лопатки и меховые перчатки, рюкзаки и спальники нового образца, валенки и комплекты портянок, уже не белые маскхалаты и даже нательное бельё…

— Если есть, то сдавайте сейчас! Чтобы не потерять где-нибудь. Горное обмундирование сдадите после бани! — распорядился ротный. — Там же получите свежие калики[15]. И портянки новые…

Я еле дождался того счастливого момента, когда все мои солдаты, и старые, и молодые, сдадут в каптерку своё имущество, после чего пошёл в ружпарк проследить сдачу ими же оружия и оптики.

Когда автоматы и винтовки, пулемёт ПКМ и гранатомёт РПГ-7, подствольники и ПБСы оказались на своих штатных местах в пирамиде, а ночные прицелы и бинокли заняли свои полки… Когда радиостанции были уложены в ящик, а запасные аккумуляторные батареи — в картонную коробку… Когда пулемётные ленты и снаряжённые магазины, ручные, подствольные и кумулятивные гранаты заполнили отведённые им ящики… Тогда-то я и объявил общее построение всей первой группы.

Сержант Бычков построил в две шеренги вернувшихся с войны разведчиков, а контрактник Молоканов — остававшихся в роте их молодых товарищей.

— Равняйсь! Смирно! — скомандовал я. — От лица командования части объявляю благодарность всем спецназовцам, которые успешно выполнили поставленную боевую задачу. Отличившиеся будут представлены к награждению медалями! Большое вам спасибо! Ну, а тем солдатам, кому пришлось остаться в подразделении, я скажу только одно! Скоро мы пойдём на выход уже все вместе! Так что и на вас работы хватит… А сейчас — готовиться к построению в баню. Разойдись!

Обе шеренги рассыпались… Молодые бойцы повалили в первую палатку… Дембеля же пошли в своё жилище… Я понимал, что все они сильно устали… Но воинские ритуалы должны соблюдаться в любых ситуациях… Поскольку это очень способствует повышению дисциплины и порядка…

— Мирошник! — окликнул я шедшего последним снайпера.

Он оглянулся на меня и сразу всё понял:

— Я сейчас, товарищ старшнант…

Высокий солдат занырнул в третью палатку и появился обратно уже с тем, то есть самым крупным щеночком на руках… Волкодавчик уже оклемался после длительного пребывания в грохочущем и замкнутом пространстве… Он весело помахивал своим хвостиком и без конца облизывал руки Мирошника…

— Молодец! — искренне улыбаясь, похвалил я снайпера. — Вот спасибо!

— Только… Товарищ старший лейтенант! — обратился ко мне защитник четвероногих… — Вы же…

— Да не трону… — добродушно пообещал я ему, продолжая сидеть на корточках и дразня щенка рукой. — Не бойся… Ни твою Жужжу… А его тем более… Он же мне нужен для службы!

Обрадованный Мирошник тут же успокоился… Но получил от меня строгое поручение — следить за щеночком до своего увольнения…

— Это мальчик или девочка? — спросил я, поднимаясь от разыгравшегося щенка.

— Не знаю… — пробормотал снайпер, заглядывая куда следует… — Не определить… Шерсти слишком много…

— Ну, ладно… — рассмеялся я. — Если мальчик, то назовём Мишкой… Или же Машкой… Если это она…

Мирошник забрал волкодавчика на руки и пошёл с ним в третью палатку… Пусть эта чересчур юная псинка пока поживёт там… А после демобилизации снайпера мы заберём её или уже его в свою палатку…

Разбирая свои вещи, я наткнулся на полке на белый конверт с фамилией пулемётчика Филатова. По срочному вызову он примчался в канцелярию и вытянулся по стойке «Смирно», уже догадавшись о причине…

— На! — я протянул ему конверт. — Забирай своё завещание. И чтоб больше ко мне с такой хренью не подходил! Накажу очень строго!

— Спасибо, товарищ старший лейтенант. — бодро произнёс Филатов, принимая у меня «документ». — Больше такого не повторится!

Но конвертик сложил аккуратненько пополам и осторожно убрал во внутренний карман. Увидев столь бережное отношение к «липовому» бумаготворчеству, я не выдержал и быстро выпроводил пулемётчика из ротной канцелярии… Судя по такому поведению солдата, он хоть и пообещал мне больше не подходить с этим «завещанием», но судя по всему хранить его Филатов собрался очень долго и в надёжном месте…

К наступлению вечера все наши заботы закончились и мы дружно потопали в бани… Командиры в офицерскую, а бойцы в свою солдатскую… Мы прошли по узкому проходу между высоко поднятым вагончиком-баней и строением, сколоченным из военных досок… Небольшой дворик, куда мы попали, был со всех сторон огорожен забором, а сверху затянут маскировочной сеткой… Иллюминации не наблюдалось практически никакой… Только лишь в узенькую щель двери в предбанник пробивался тонюсенький лучик… Везде царил почти мрак… Я шёл последним, отлично помня свою былую опрометчивость… В тёмной комнатушке, гордо именовавшейся «биллиардная»…