«Вот в слова пресуществилась сила…» Вот в слова пресуществилась сила. Только кто же помнит древний мир – Юноша в пенсне библиофила? Женщина, что нюхает эфир? Нет, он жив, и времена бессильны Переплавить этот медный, пыльный, Но такой торжественный убор; Он живет, чужому чуждый маю, Памятью моей припоминая Плеск колодца, говор, стук амфор… И в тебе его немая сила Оживляет исступленье гроз; И твоей, твоей рукой Далила Похищает прядь моих волос. 1928 ТЕАТР В УСАДЬБЕ Скульптурный плющ венчает смутный зал. Бесцветные не движутся портьеры, И тени так загадочны и серы, Как будто их никто не описал. Тяжелых кресел первый ряд упал Границей примитивного партера, И сцена, где в забвенье чувства мера. С трагедией сплетался мадригал. Здесь царствовал высокий Бомарше, Здесь возникали пламена в душе У зрителя от возгласа и позы… И я пою слегка печальным «О!» Широких ваз лимонное стекло И в рюмках архаические розы. 1928, Харьков «Возьми меня к себе и чаем напои…» Ляле Н. Возьми меня к себе и чаем напои, Мечтательно позволь глядеть в глаза твои. Я радуюсь тому, что плоть твоя крепка, Что детская с цветком не зыблется рука, Что в будущем году тебя полюбит тот, Которого пока лишь чает детский рот, Что много лет спустя и ты, и ты умрешь, Как облако, как дождь, как вызревшая рожь. И если это так, и если это ты, Частица милая веселой суеты, Раздумчиво вошла в мой картонажный храм, Рассеянно вняла моим пустым стихам – То я уже живу, то я опять готов Бродить и ликовать средь бурных дураков, Хотя бы потому, что и тебе они В счастливые цвета размалевали дни. 1928, Харьков «В милом доме, доме старом…» А. Н. Рогозиной В милом доме, доме старом Пахнет тестом и угаром, Угли звякают в печи. В дополнение картине Был бы кстати легкий иней, Свечи, вздохи, куличи, Юность, несколько объятий, Да стишки из хрестоматий, Банты, фанты, флирт, рояль… Только вот – весны, вина ль, Ничего теперь не жаль. Будьте кроткою девицей, Черноглазой, круглолицей, Вроде тех, которых я Знал на утре бытия. Ешьте, спите и учитесь, К вам придет красивый витязь, Ясен оком, ликом чист, Инженер специалист. Вы полюбите друг друга, И потом курорты юга Посетите, впавши в брак. Ведь всегда бывает так. И хоть это скучновато Только надо жить как все, Скромно видя луч заката На девической косе. Вот и я во время оно Не любил дневное лоно Худенькой моей страны, Пил вино и видел сны… Только тело исплясалось, Всё прошло и даже жалость, И теперь – весны, вина – ль Ничего уже не жаль. 1928, Харьков «Взглянув на модное пальто…»
Александру Владимир. Науману Взглянув на модное пальто, Скажи лукаво и сердито, Что в мире ново только то, Что было хорошо забыто. И что смеются без конца Над нашей маленькой печалью И наши старые сердца, И наши рукава и тальи. Но всё же, подойдя к окну, Ты галстук завяжи прилежно И выходи гулять, луну Любя растерянно и нежно. И, будто май тобой открыт, Бреди сквозь легкий холод мая, На невский голубой гранит Улыбки Фауста роняя. 1929, Петербург «Мудрая топится печь…» Мудрая топится печь, Время проходит. Ужель Может взманить и увлечь Лишь достижимая цель? Шорох в углу. Как и нам, Крысам известна чреда Жизнь опаляющих драм Славы, любви и труда. Сумерки в старом саду, Но не скрипит турникет. Здесь не гуляют в бреду, Здесь не играют в крокет. Здесь с неученым котом Ты постучишь у дверей, И, дорогая, потом Станешь женою моей. Благословим в тишине Страшных дорог произвол, Ибо пришла ты ко мне, Ибо к тебе я пришел. Старчески ясно любя, Стану я петь и молчать, Буду Татьяной тебя Или Людмилою звать. Черная каша и щи, Комната, книга, жена. Больше судьбы не ищи, Эта судьба найдена. 1929, Петербург |
