5
С тех пор прошло немало времени,
Ходили дожди и трамваи
И всё шло к лучшему
В этом лучшем из миров.
В комнате чистой и жалкой – полумрак.
Бес, конторщик, а ныне князь,
Полузакрыв ужасные очи
И пленительно медля в словах, говорит о любви:
«Гунивера, я твой Ланселот,
О, Франческа, с тобою печальный Паоло…»
И тогда, задрожав, окрыляясь,
Протянуло ручку дитя
И коснулось синего френча.
Лопнул бес.
Преисподним рассыпался прахом,
Только желтые краги
Остались на нищем полу.
В эту ночь расстреляли старичка генерала…
А в дальней деревне чернеет изба,
В ней ветхую люльку качает судьба,
В люльке лежит,
Насосавшись на ночь
Скотницыным материнским молоком,
Со своими дядьями по отцу незнаком,
Сын беса — Револьт Иваныч…
1935, Харьков
А.Н. Доррер. Владимир Щировский (1909-1941). Биография (1990)/
Владимир Евгеньевич Щировский был, может быть, последним из плеяды русских писателей, выросших в дворянской усадьбе:
Вблизи лесов и нив у ветреной реченки,
Средь сада нежного стоял прекрасный дом…
Тот дом во мне живет, как роковая завязь
Всех склонностей моих…
Родился Щировский в Москве летом (июль?) 1909 г., но рос в усадьбе под Харьковом.
Родоначальником фамилии считался запорожский казак Савка Щирый, от которого пошел их род. Отец Владимира, женившийся уже далеко не молодым, был сенатором в отставке. Он очень любил и баловал своего единственного сына. Других детей у них не было.
Я в детстве был любим. Лелеяли меня.
Лилеями меня моя река встречала.
Мальчика стали рано учить музыке, и он
узнал могущество рояля.
Я в звук ушел, как в грех – ликуя и страшась.
И неразрывные между собой музыка и поэзия навсегда завладели им.
Время шло. Он поступил в первый класс Харьковской мужской гимназии. Затем началась революция, гимназию закрыли. «И пронеслась над нами гражданская война». Отец умер.
А после всё прошло, утихло понемножку.
Торговкой стала мать. Я в школу стал ходить.
Одновременно со школой В.Е. учился в музыкальном училище. В школе он подружился с Ал. Вл. Науманом, их объединяла любовь к стихам, к размышлениям «о красоте и суете». Эта дружба сохранялась до гибели обоих.
После окончания семилетки Щировский уехал в Ленинград и поступил на «Ямфак» – факультет языко-материальных культур. Вскоре умерла его мать и материально ему было очень трудно:
«Дрова сгорели. Денег нет.
И Музе говорит Поэт:
Мне холодно, моя квартира
Меня страшит, во мгле застыв…» –
пишет он в эти годы. Помогла ему только харьковская двоюродная сестра Любовь Ниловна Васильковская. Однако учился он хорошо, был на виду. Много читал, интересовался философией. Разносторонность его интересов была очень велика. Появился у него новый близкий друг – поэт Владимир Свешников, печатавшийся под псевдонимом Кемецкий. Им нравилось изображать эдаких буршей – веселых, беззаботных студентов…
Но в 1927 году один из студентов, некий Шулика (тоже харьковчанин) донес куда следует, и Щировского из Института «вычистили за сокрытие соцпроисхождения» (А если бы он не скрыл своего дворянства, его бы просто не приняли в Институт).
В том же году был арестован и сослан в Соловки и Свешников. Но и тогда они переписывались и обменивались своими стихами.
Некоторое время Щировский работал сварщиком на строительстве Балтийского вокзала. Но в рабочей среде он себя чувствовал белой вороной. Тогда написаны им стихи «Нынче суббота, получка, шабаш». Уйдя с завода, он живет то у одних, то у других друзей в Ленинграде или Харькове. В 1928 году знакомится с будущей женой Екатериной Николаевной Рагозиной и летом 1929 г. они вдвоем отправились в Коктебель к М.А.Волошину. У Вл. Евг. была к нему рекомендация от харьковских поэтов и Волошин принял их очень гостеприимно (как обычно он принимал и многих других). Щировский читал свои стихи, был одобрен. Пробыли они десять дней и на прощание М.А. подарил Владимиру свою небольшую акварель с коктебельским пейзажем, надписав ее: «На память Вл.Щировскому, за детской внешностью которого я рассмотрел большого и грустного поэта».
Внешность Щировского, особенно в те годы, когда ему едва минуло 20 лет, действительно производила впечатление мальчика. Небольшого роста, худощавый, слегка сутулый, он выделялся какой-то подчеркнутой вежливостью, воспитанностью петербургского толка, был остроумно ироничен, одевался очень тщательно и пользовался неизменным успехом у женщин.
В 1930 г. они с Ек. Ник. поженились, обвенчавшись в одной из ленинградских церквей.
В Ленинграде Вл.Евг. встречался с Н. Тихоновым, которому он отдал на прочтение свои стихи такие, как «Идет он по бульвару chevalier sans peur et reproche» и другие. Тихонов сказал, что это «стрельба из пушек по воробьям», советовал разглядеть положительные стороны новой жизни и писать по-другому. Печатать не обещал.
В том же году Щировские переехали на жительство в Харьков в семью Ек. Николаевны. Для Вл. Евг. этот переезд не сулил хороших перспектив. Начинались трудные времена отмены НЭПа. Большая (12 человек) семья, в годы лихолетья собравшаяся около бабушки, бывшей генеральши, состояла из женщин. Мужья погибли на войне, дед-генерал умер раньше. Шестеро взрослых и шестеро детей были выбиты из колеи и не умели приспособиться к новой жизни. Сначала продавали драгоценности, во время НЭПа подрабатывали у частников вышивками и рисунками, а затем и вовсе начался распад.
«Дома, блиставшие когда-то
Нерукотворной чистотой,
Утратив ясность и покой,
И неприглядны, и лохматы,
Как дурно вшитые заплаты…»,
писал А. Науман, часто бывавший в этом доме. Тем не менее, в период 29-31 годов Щировским написаны прекрасные стихи, многие из которых посвящены жене.
В комнате у Щировских постоянно собирались друзья; среди них чаще всего бывали Ал.Науман, Роман Самарин, Андрей Белецкий (сын украинского академика), Елиз. Новая (?), Шатиловы и другие. Это были любители и знатоки поэзии. Читали стихи, говорили о литературе, шутили, пили вино… Так было до ареста Щировского в 1931 году, и, хотя пробыл он в тюрьме недолго и был отпущен, – сразу все куда-то исчезли. Науман еще раньше уехал в Москву (позже он погиб в лагере).
