* * * Навстречу нашему времени, В колеса бегущих годов, Я – слов приводные ремни На быстрые шкивы мозгов! Нелегкое дело, товарищ, Ломать одиночества крепь, Из сердца и сердца сваривать Стальную гремучую цепь. И вот, я – настойчивый зодчий, И тот, кто вздувает меха, – Инженер, и – потный рабочий, Молотобоец в кузне стиха, – Я должен в словесном железе Ковать, скрежетать и разжечь, Затем чтобы пламя поэзии Прорвало плавильную печь! РИСУНОК САЛЬВАДОРА ДАЛИ А на эту складскую платформу нельзя: Понаставлены часовые, Оттого что грызутся, по слизи скользя, Там бараньи желудки живые. Так блестят – точно кто-то в воде полоскал… Раскидались и вяло раздрябли. Но с глазами, с зубами в белесый оскал, Синеватые – видно, озябли. А свирепы: ползет и с коротким смешком Морщит губы, весь слизью облизан. А другой – синеватым и плоским мешком С парапета свисает, загрызай. Он сомкнул на провалах глазниц Опахала печальных ресниц. ВЗБУЛДЫБУЙ Грязевые пруды, как бельма, По долине то здесь, то там. И учуем тяжелую прель мы, Подходя к прибрежным кустам. А придешь – большеногие птицы Тут заманят тебя на песок. А песок-то – плывун, он струится, Засосёт у сизых осок. Но случайного путника ловит И в зловонный дурман берет, И в трясине могилу готовит Там же серый водоурод. А живущий в глуби бездонной, Удоволен, из серных струй, Точно выбросив круглый буй, На белесые глади лагуны, Взбулькнув, вынырнет Взбулдыбуй. КОШКА Бархатным зверь припадает на лапы. Бархатный зверь – прыжком – мышь… Разум! Ты звезды, как кошка, цапаешь – Что жес тобой?– Ты дрожишь? Космос, гиперболы, числа и боги – Всё тебе надо в мире схватить! Что же полос какой-то тревоги Мучит тебя на пути? Вот, наконец, решенье задачи, Образ, который мучил всегда: Мрак, и кто-то когтями схвачен, – В этом прошли года. Есть за тобою охота, охотник. Знай: ты сам себе враг. Мягкой, кошачьей поступью ходит Спрятанный в свете мрак. ЧТО БЫЛО НОЧЬЮ …пыльные музыри… «Отрицательный мир», Б.Н. Он проснулся до трех и уж знал, что опасно, Но что надо по дому пойти посмотреть… И со сна он расслышал, что шепчут безгласно Шкаф и стулья, что надо ему умереть. Тишина оказалась тягуче-зловещей, Против воли его незаметно таща; Но, впотьмах совещаясь и скрипом треща, На него озверело набросились вещи. Он от них в антимир, в зазеркалье, за доски, Но и там на него озверялись наброски. ГРОБОСКОП Жил да был Иван Иваныч, Иногда крестился на ночь… Игорь Чиннов Аггелята играли – крутили Стробоскоп, а у них – «гробоскоп»: На вертушке-цилиндре картинки, А вертушка в коробке с окошком, – Поверни, запусти, а картинки и ходят. Ну, так вот, аггелята в игрушке Умирали Ивана Иваныча: Вот смешно – он сперва шевелился, А потом и совсем перестал. Ну, игра так игра, а вот за ночь Неожиданно выкинул номер Этот самый Иван-то Иваныч: В самом деле он взял да и помер. ЛУННАЯ ПАМЯТЬ Галине Грабовской Облетают они, улетают… Это листья, а может быть – дни. И туманами в памяти тают, – Так вот мы остаемся одни. Забываем, теряем, теряем Мы дороги, года, имена… Вечерами над облачным краем Нам безжизненно светит луна, Одинокое солнце больное Одиноких бессонных ночей. Пусть. Но в памяти лунной на дно я Опускаюсь, забытый, ничей. ПОСЛЕДНЯЯ ЧЕТВЕРТЬ Последняя четверть – для неживых. Месяц давно уж пошел на ущерб. Светит над лесом из облака серп. В ветках холодных безлистого леса Светит упорно, неярко, белесо. В душу мне лезет настойчивый свет. Он говорит мне: «Не надо» и «Нет!». Месяц ущербный – для тех, кто оттуда Хочет возврата телесного чуда. Сонную душу сосет, как вампир, Месяц и тянет в ущербленный мир. Холодны страшные глуби пространства. Время окончено. Есть – постоянство. |
