ШАХМАТЫ …Жизнь я сравнил бы с шахматной доскою: То день, то ночь… Омар Хайам То ночь, то день. На черно-белых Полях борьба – за ходом ход. Игрок невольный, неумелый, Влекусь в игры водоворот. Я сделал ход мой: я родился. И черный принял вызов мой. Прекрасной Дамой заградился Я от угрозы теневой. Но Дама светлая потере В такой игре обречена: Кто день исчислит и отмерит, Когда с доски сойдет она? То день, то ночь. Теперь всё ближе, Всё туже вражеский охват. По черно-белым клеткам нижет Противник ход за ходом мат. И вот конец борьбе упорной, Неотвратимый для меня: Игру выигрывает Черный Началом Бледного Коня. ВЕТЕР Весь день надрывался, безумный, И к ночи совсем распоясался: По крышам катался с шумом, А потом зверел и набрасывался. И ходило по комнате струями, И пламя свечи колебало. А тени крались лемурами Ко мне из темного зала. Я был совсем одинокий. Другими людьми оставленный, И следил я до ночи глубокой За огнем и за воском оплавленным. И когда завывало и ухало, Скрежеща листами железными, Синело пламя и тухло, И жалось книзу болезненно. И я видел себя этим пламенем. Окруженным потемками хмурыми. И задуть его струями пьяными Торопилась Она с лемурами. МОЗГ Мозг 1 В прозрачных массах есть очарованье, И льдистый полированный кристалл Есть некий путь к сверхсмысленной нирване И некий новый выход и провал. Таится в человеческой природе Дилемма: сказка или будней гнет. А выход здесь равняется свободе: Пускай в провал, но все-таки – полет. Полез в стремительную неизвестность: Глаза впиваются в стеклянный шар. И шар, непроницаемый и тесный, Теперь источник несомненных чар. Зеленое – колышется и тонет. Прозрачное – всплывает из глубин. Смотрел ли ты средь камышей в затоне В глаза подкравшихся ундин? 2 И шар другой, налитый туго светом. Морщинистый от пятен и от гор. Плывет и тянет за собою сети – Гипнотизирующий, лунный взор. И бедные лунатики не властны Над чем-то посторонним – над собой – И сладострастью хладному причастны, Впивая свет зелено-голубой. 3 Двадцатый век не любит бутафорий: Стекло есть кальций-натрий силикат. Луна – планета лавовых нагорий. И действие есть поле и разряд. Но если сказка – расписные ножны. То знание – отточенный клинок – Запретное нам делает возможным И губит нас, как неизбежный рок. И я нашел прозрачный и бездонный. Морщинистый, налитый светом шар. Лучами нервов густо оплетенный, Одетый кровью в тепловатый пар. Вонзи в свой мозг, как лезвие ланцета, В себя восставь упорный, острый взгляд: Ты выйдешь в волны голубого света, И эти волны челн твой застремят. И ты узнаешь дикое паденье В безмерную свободу пустоты. И, раз вкусив от древа наслажденья, Вернуться к жизни не захочешь ты. * * * Каждую ночь крадется Над крышами лунный спрут. Ползучие руки уродца Твой мозг обнаженный найдут: Лабиринт бесконечных извилин Переходы, подвалы, мосты. И в нем, как бессонный филин, Светишь глазами ты. Есть комната где-то в подполье, – И двери всегда на ключ, – Но шарит настойчиво голый И гибкий зеленый луч. И в этом неверном сияньи, Разбужен зачем-то луной, Второй – пустоглазый – хозяин Становится рядом со мной. ПАУК Горело электричеством упорным, Сухим и мертвым светом над столом. Шел ровный дождь. Снаружи к стеклам черным Прильнула ночь заплаканным лицом. Ложились вычисления рядами. Блестели мирно капельки чернил. И вдруг каким-то чувством над глазами Я чье-то приближенье ощутил. Услышал шорох, быстрый и скрипучий; Взглянул и на обоях, над столом, Увидел лапы острые паучьи Угластым, переломанным узлом, Вчера он был. И вот сегодня снова Приполз и омерзительно застыл. И ужас одиночества ночного Колючей дрожью голову покрыл, Убить его я не могу. Не смею. Он знает это. В хищной тишине Смотреть я должен, как сереют Его кривые лапы на стене. |
