МАШИНА ВРЕМЕНИ Арсению Ивановскому В сине-черном сначала – ни зги. A потом колыхнется прилив, И прибоя белесый изгиб, И течений подводных извив. И оттуда большой и крылатый Негодует на путы и рвет Их с себя, но расплата – Это камень на грудь, это – гнет. И гнетут облака точно плиты, Слой за слоем ложатся и душат, И с волнами свинцовыми слиты Небеса и чуть видная суша. Нов потемках свобода – как молния, И – разгневанным громом в ответ. А глаза вдохновенья исполнены. Оттого что страдания – нет. Это – крылья огромные скованы… Это – рвутся они из-под бремени… Я крутил конденсаторы времени И случайно попал на Бетховена. * * * Тонкие ветки, серебряный иней. Свет неземной, заколдованный, синий. Жемчуг, сапфиры и бледный опал Светят в парче снеговых покрывал. Полной луной зачарованы ивы. Видно далеко-далеко с обрыва Черные тени на синем снегу, Празелень льда на речном берегу. Добела кем-то в выси накаленная, Выше и выше, в пространства бездонные, В сизую глубь уплывает луна. Слышно, как светом поет тишина. ШЕСТВИЕ ГРОЗЫ Рот земли пересох, Стал рассыпчатым мох, И стеклянное марево зноя Нависало завесой сквозною. Над овсом молодым Засинело, как дым. Поседело у солнца косматого, Побледнела жара виновато. И раскрыла глаза Голубая гроза: Как взмахнет, как блеснет, да как ахнет, Как их тучи каленым запахнет! И, сорвавшись, как конь, В обомлевшую сонь, Закрутил и помчался клубами Дикий ветер далекими ржами. Преклонилась трава И шептала слова, А над ней, как чугун, и свинцово Набухало прорваться готовым. * * * Позабудь про людей, про их лица, Чтобы видеть единственный Лик: Капля с морем, – ты можешь с ним слиться, И увидишь: ты тоже велик. Уходи, и иди, и исчезни За крутыми излобьями гор. На тебя Седокосмое в бездне Устремит испытующий взор: Из-под сизых, насупленных – серным Ослепительно взглянет излом. И, как зверь черно-бурый, пещерный, Прорычит потревоженный гром. Ты увидишь на глинистых скатах, Остановленный быстрой рекой, Многоцветные славы закатов И ночной синезвездный покой. Ежедневное чудо восхода Для тебя одного совершат, Чтобы знал ты, что синему своду И светилам ты – названный брат. Ранним утром туманы застелются, И, взглянув на седые поля, Ты услышишь, как грузно шевелится, Просыпаясь, земля. * * * Игрушкой хрупкой счастье наше В хрустальном ящике живет. Но черный ветер в окна машет И ночью плачет и зовет. Тогда грядущую потерю Определяет сердцу рок, Но сердце бьется и не верит, Пока не наступает срок. Ведь ты случайно сам забудешь Плотнее притворить окно, И ты нечаянно разбудишь Слепых причин глухое дно. И слишком тонкой нитью свяжешь Ты створки ставень за окном. А нить того, что будет, та же, Тонка и связана узлом. И он ворвется, ветер колкий, И хлопнет рамой, дернет нить… Игрушки хрупкой нет. Осколков Не собирай: не починить. ИЗ ЦИКЛА «СТИХИ О ПОЭТЕ» Воды холодного света С силою бьют с вышины. Льется в мансарду поэта Синяя зелень луны. Вот уж ты больше не юный. Вот отлюбил и затих. Холодом осени лунной Светит оброненный стих. День или год понемногу Канут, пройдут, – не вернуть… Длинной, пустынной дорогой Виден твой пройденный путь. Сон о чужом человеке – Прошлое. Это не ты. Что растерял, то навеки В лунных полях пустоты. Это – безжалостность света Полной осенней луны Льдом, засветившимся где-то, Льется в окно с вышины. |
