Натянутый трос внезапно ослаб. Кит показался на поверхности океана и выпустил высокий розовый фонтан.

«Ранен в легкие, скоро перестанет метаться», — решил я и, застопорив ход, приказал механику выбирать из воды трос, так как боялся намотать его на винт.

Как только заработала паровая лебедка, кит опять рванулся и ушел под воду. Механику пришлось отдать стопор и вновь выпустить чуть ли не целую бухту троса.

У кита было еще много сил. Он минут сорок таскал нас за собой по успокаивающемуся океану, но нырял уже не глубоко и, часто всплывая, беспрерывно выпускал невысокие бледно-розовые фонтаны.

Наконец кит заметно ослабел. Запустив лебедку, мы начали подходить к нему.

С пятидесяти метров Яшкунов дал по киту второй выстрел... Животное медленно повернулось на бок и, показав неподвижный грудной плавник, начало тонуть.

Мы подтянули его к борту. Боцман глубоко воткнул в тело убитого исполина трубчатую пику, соединенную резиновым шлангом с компрессором, и накачал тушу воздухом, чтобы придать ей плавучесть. Затем вместе с матросом он начал закреплять на ките цепи и буксирный трос.

Через некоторое время послышался удивленный возглас боцмана:

— А кит-то, оказывается, стреляный! Гарпун в сало врос... Лет десять, видно, таскает в себе.

И в самом деле, с правого боку, довольно близко от хвостового стебля, из тела кита торчал конец заржавленного гарпуна с измочаленным обрывком линя.

Стреляный кит встревожил Рейерсена. Старик приказал своему помощнику спуститься за борт и посмотреть, какой фирме принадлежит гарпун.

Ларс Ольсен, спустившись на кита, стал счищать с гарпуна ржавчину и разглядывать метки на нем. Вскоре он выпрямился и сообщил, что на стержне гарпуна выбита цифра семь и знак китобойной флотилии «Космос».

Услышав это, старик отступил назад. Лицо его вдруг задергалось, а губы побледнели и затряслись. Словно задыхаясь, он начал хвататься руками за воздух...

Норвежец, наверное, упал бы, если бы его не подхватил подбежавший механик.

— Что с вами?

Старик не мог вымолвить слова, он едва держался на ногах.

Наши матросы помогли Ольсену стащить гарпунера в каюту и уложить в постель.

Мы не понимали, что могло так потрясти старика. Только Феде Яшкунову удалось разузнать все у Ларса Ольсена. Оказывается, когда Паво Рейерсен тринадцать лет назад плавал на китобойце «Космос-7», этот синий кит разорил его и сделал товарища инвалидом.

Гарпунер стрелял в кита с дальнего расстояния. Выстрел получился запоздалый: гарпун вонзился в тело не у сердца, а почти у хвоста.

Взбесившееся от боли животное так рванулось, что фок-мачта переломилась пополам и рухнула на палубу вместе с сидевшим в бочке помощником гарпунера.

Огромный кит мчался вперед, точно торпеда. Он размотал пять бухт троса и, оборвав его вместе с блоками амортизатора, утащил в море.

У помощника гарпунера, упавшего с высоты, была разбита голова и сломаны обе ноги. Все затраты на его лечение и стоимость потерянных снастей китобойная компания «Космос» высчитала с Рейерсена. Гарпунер за весь сезон охоты ни копейки не получил и еще остался в долгу. Свой долг он выплачивал три года. С тех пор он дал зарок стрелять в китов только с близкого расстояния.

Суеверный норвежец верил в то, что кит, пойманный с унесенным гарпуном в пятницу, да еще через тринадцать лет, — недоброе предзнаменование. Не будет счастья в этот сезон ни Паво Рейерсену, ни тем, кто убил кита. В старые времена после такого случая китобои обычно прекращали охоту и спешили к материку, к твердой земле.

Кит был огромным — двадцать восемь метров длиной. Когда мы притащили его на буксире к китобойной базе, то все ее население — раздельщики, жиротопы, прачки, повара и официанты — высыпало на палубу взглянуть на синего великана.

— Хорошо заработал Паво Рейерсен, не малый процент получит он, — не без зависти говорили норвежские мастера, работавшие на жиротопных котлах. — Такой кит даст жиру больше, чем полторы тысячи овец.

— Да, весом не менее ста двадцати тонн будет, — подтверждали раздельщики.

А люди нашего китобойца помалкивали; только я доложил капитан-директору, что кит убит не норвежцами, а Федей Яшкуновым. И тут же сказал ему:

— Уберите от нас Рейерсена. Яшкунов с молодым норвежцем будут охотиться без его фокусов.

Капитан-директор послал к нам на китобоец врача. Тот осмотрел старика и определил, что у него нечто, похожее на кровоизлияние в мозг, что ему необходим длительный покой.

— На китобойце такого покоя не будет, — заключил врач. — Надо осторожно переправить его в госпиталь базы.

Услышав про госпиталь, старик запротестовал: у него нет бешеных денег, чтобы лечиться у врачей, да еще в Антарктике, где за все дерут втридорога. Он никак не хотел понимать, как это так: почему китобои советской флотилии не платят врачу за лечение да еще во время болезни сами получают деньги? Здесь, видно, какой-то подвох или обман. На других флотилиях таких порядков он не встречал.

Базовый врач оказался настойчивым. Не слушая возражений старика, он приказал матросам на носилках вынести его на палубу, а затем переправил норвежца в госпиталь.

Федя Яшкунов предложил Ольсену по очереди занимать место у пушки, но Ларс, видимо боясь строгостей союза гарпунеров, отказался, заявив, что он не рискует стрелять первым и рад будет, если ему разрешат добивать китов вторым выстрелом.

Так они и охотились: Ольсен из «вороньего гнезда» в бинокль наблюдал за океаном и, увидев далекие фонтаны, наводил нас на китов, а Федя Яшкунов стрелял в них из пушки.

Глаз у бывшего комендора оказался верным, руки твердыми; с сорока или пятидесяти метров он попадал гарпуном без промахов и нередко — прямо в сердце кита, так что дело обходилось без добойных выстрелов.

Плохая погода не пугала молодых гарпунеров. Они охотились даже в штормовые дни и порой убивали по два-три кита в день.

Наш китобоец перевыполнил план и был занесен на Доску почета. Ларс Ольсен радовался вместе с нами. Добивая загарпуненных Яшкуновым китов, он постиг то, чему никогда не смог бы научиться у Паво Рейерсена, — меткости стрельбы по китам в большую волну и качку.

А подсчитав свой заработок, норвежец от избытка радости грохнул по столу кулаком и заявил всем:

— О! Теперь я могу без Паво Рейерсена внести залог в союз гарпунеров. Старику не удастся женить меня на своей Ловизе!

Китобойная флотилия в своем составе имела огромное флагманское судно — настоящий плавучий завод, разделывающий китов до последней косточки, и четырнадцать небольших судов — китобойцев.

Десять из китобойцев были боевыми: они только охотились за китами. Три — выполняли роль буксировщиков, а на четырнадцатом судне, которое было названо «Альбатросом», велись поисковые и научно-исследовательские работы.

Команда на «Альбатросе» подобралась дружная и веселая, я бы даже сказал — сверх меры насмешливая. Здесь чуть ли не каждый стремился чем-нибудь удивить и развеселить товарищей.

Перед выходом в Антарктику на «Альбатросе» поселился кандидат биологических наук — Николай Семенович Ломтев. Он был высок, сутул и с первого взгляда казался не то робким, не то смущающимся человеком. Волосы на его голове росли какие-то жесткие, не слушавшиеся гребенки, а лицо было добродушное, с чуть вздернутым округлым носом. Голубоватые глаза его были близорукими. Припухшие верхние веки нависали над ними так, как это нередко бывает у художников, астрономов, моряков, — словом, у людей с сосредоточенным зрением.

Оставив свои чемоданы в каюте, Ломтев ушел в город и часа через три привел на судно маленькую худенькую женщину, с высокой прической и тревожными глазами. Увидев у трапа боцмана, Николай Семенович смущенно сказал:

— Моя жена хотела бы познакомиться с вами. Разрешите представить... Зинаида Викторовна!