Старший лейтенант отдал последние приказания и уже собирался пройти в каюту, как вдруг услышал громкую команду дежурного — «Смирно!» — и его короткий рапорт.
«Кто это там явился?» — не мог понять Чариков, и только когда он услышал ответное «вольно», то сразу же по густому басу узнал голос командира соединения. «Вот не вовремя!» — подумал он. По привычке подтянув на себе ремень, старший лейтенант поспешил навстречу нежданному гостю.
Капитан первого ранга, выслушав его рапорт, крепко пожал руку и сказал:
— Поздравляю вас с благополучным возвращением и спешу поделиться радостью... Военный Совет приказал мне представить вас и весь экипаж «Пеликана» к награде. Вы честно потрудились, товарищи, и всем доказали, что на любом корабле, если им управляют настоящие моряки-патриоты, можно добиться успехов. От души благодарю и поздравляю вас!
Чариков от волнения некоторое время не мог вымолвить слова, потом он вобрал в грудь воздуху и громко произнес:
— Служим Советскому Союзу!
НОЧНОЙ ДЕСАНТ
Наши войска готовились к наступлению, но начать боевые действия мешала оттепель. Дороги всюду раскисли. Под тонким слоем жидкого снега хлюпала вода.
Пришлось ждать морозов.
Финский залив в эту зиму долго не мог застыть: частые штормы разбивали слабый лед, превращали его в мелкое крошево. Корабли весь декабрь выходили в море.
Как только первые холода сковали фронтовые дороги и покрыли болота хрустким льдом, «морские охотники» получили задание перебросить через залив в тыл к противнику большой отряд автоматчиков. Катерникам надо было спешить. Лед, хотя еще и тонкий, сплошной массой стоял перед Кронштадтом, синел вдоль берегов, окружал форты. Чистая вода начиналась далеко за Толбухиным маяком, почти у Копорской губы.
В сумерки всю группу катеров вывел за кромку льда небольшой ледокол. Он остался дежурить у ближних островов, а «морские охотники» пошли дальше.
Погода выдалась ненастная. Пронизывающий норд-ост гнал мелкий снег, свистя срывал седые верхушки волн и забрасывал брызги на обледенелые палубы.
Катера долго шли во мгле, не видя ни маяков, ни навигационных знаков. Огни были погашены с первых дней войны.
Во втором часу ночи ветер несколько стих. «Морские охотники», обойдя минное поле и минуя шхерные[14] острова, повернули к берегу.
Это была самая глухая часть Финского залива.
Справа в темноте виднелась узкая каменистая коса, поросшая кустарником и редкими сосенками, а километра два влево — обрывистый мыс, за которым чернел лес.
Командир группы старший лейтенант Зубарев решил, что десантников следует высадить на косе.
«Если на берегу есть хоть одна батарея противника, — рассуждал он, — то лучшего места, чем обрывистый мыс, для нее не подыщешь. Значит, в первую очередь я должен опасаться мыса. Подходить буду с правой стороны. И сосны и кустарник спрячут нас от глаз наблюдателей. Но не притаились ли фашисты на косе?..»
Оставив товарищей в затемненной части моря, он приказал промерять глубины и осторожно повел свой катер, держа курс на раздвоенное дерево, росшее в центре каменной гряды. Подойдя к отмели, Зубарев пересадил десантников в резиновые шлюпки. Затем он приказал навести на берег пулеметы и стал наблюдать за переправой автоматчиков.
Шлюпки одна за другой бесшумно подходили к нагромождению валунов. Темные фигуры, прыгая с камня на камень, исчезали в голых кустарниках. Казалось, что сейчас они наткнутся на засаду, что вот-вот затрещат пулеметы, взовьются ракеты, загрохочет артиллерия... Но кругом стояла прежняя тишина.
«Удачно выбрал место, — радуясь, думал старший лейтенант. — Здесь им нетрудно будет уйти в лес. Только бы не открыли себя раньше времени...»
Дождавшись возвращения последней шлюпки, Зубарев прикрыл ладонью ручной фонарик и подал условленный сигнал: дважды мигнул зеленым светом. Это обозначало: «Все идет благополучно, двигаться по тому же курсу».
Видя показавшуюся цепочку катеров, тенями скользивших к косе, старший лейтенант отошел в море и стал наблюдать за берегом.
Минут двадцать кругом было спокойно, только где-то очень далеко время от времени взлетали ракеты, озаряя мертвым светом клочок неба, покрытый клубящимися облаками.
Ветер дул порывами. Волны то налетали с носа, то били в борт, обдавая дрейфующий катер брызгами. Мелкая водяная пыль инеем застывала на бушлатах матросов.
Комендоры, пулеметчики и сигнальщики, сунув озябшие руки в рукава, постукивали одеревеневшими ботинками и в нетерпении поглядывали в сторону каменистой гряды: «Скоро ли там кончат?»
И в это время в стороне шхерных островов сверкнул огонь, похожий на костер, и, осветив заревом полнеба, погас. По заливу прокатился грохот, похожий на гром. Там, видимо, подорвалась сорванная с якоря блуждающая мина.
С мыса мгновенно взвился длинный луч прожектора. Его острый конец, пронизав тьму, уперся в то место, где только что сверкнул огонь, и заметался по задымленным волнам.
«Будет обшаривать весь залив, — подумал старший лейтенант. — Накроет нас и десант. Надо погасить».
— К бою!.. — приказал он. — Взять на прицел прожектор!
Придерживаясь затемненной полосы, Зубарев полным ходом направился к мысу.
Вздрагивающая огненная полоса переметнулась к востоку, задержалась там несколько секунд и, описывая полукруг, заскользила на запад.
«Сейчас она упрется в край косы, пронижет голый кустарник, выхватит из тьмы катера...»
— Огонь! — крикнул Зубарев.
Пулеметный и пушечный залпы разодрали тьму, К мысу понеслись струи трассирующих пуль. На какую-то секунду прожектор погас, но затем опять вспыхнул и ослепил комендоров...
В двух местах с берега начали стрелять пушки. Снаряды падали с недолетом.
«Бьют только по мне, других не видят, — сообразил старший лейтенант. — Приму огонь на себя».
Лавируя и ускользая из слепящей полосы света, Зубарев приказал радисту передать отряду, чтобы катера немедля отходили в море. Сам он умышленно двигался почти параллельно берегу и вел огонь только по прожектору. Но с ходу на крутой волне трудно было в него попасть.
Батареи противника пристрелялись. Пришлось набегать на всплески. Снаряды взвизгивали то впереди, то над головой. Один из них разорвался у кормы. Катер подкинуло и повело в сторону...
— Лево руля!
Но рулевой напрасно вращал штурвал: штуртрос был перебит.
— Перейти на ручное управление! — тотчас же распорядился старший лейтенант.
Короткая заминка помогла комендорам точнее прицелиться. После двух-трех залпов луч прожектора померк. В заливе стало необыкновенно темно.
— Ну, как там рули? — спросил Зубарев.
— Заклинило, товарищ старший лейтенант, — донесся голос рулевого. — Румпель[15] не провернуть!
— Вызвать механика, быстрее привести в порядок!
— Есть механика!
На корму побежало сразу несколько человек. Там они столпились: кто-то лег на палубу, кто-то повис над водой... звякнул лом, заскрипело железо и дерево. Раздались тяжелые удары кувалды.
Потеряв в темноте цель, фашистские батареи прекратили стрельбу.
В море с разных мест полетели ракеты. Их свет пробегал по волнам, порой стремительно надвигался на катер и... не достигнув его бортов, угасал.
Ветром корабль гнало к берегу. Зубарев, теряя терпение, послал на корму помощника.
— Посмотрите, чего там копаются, — ведь сносит нас!..
Но когда радист доложил ему о том, что освободившиеся МО запрашивают, не нужна ли помощь, он сердито ответил:
— Обойдемся, незачем всем показываться... Пусть быстрее уходят. Никому не задерживаться! Догоню в море.
* * *
Получив ясный решительный приказ от своего флагмана и не слыша больше пальбы, командиры катеров со спокойной совестью легли на обратный курс. Все были уверены, что Зубарев, так ловко отвлекший внимание противника, где-то в темноте идет следом.