Вот это да! Выходит, нахальная подружка ни секунды не сомневалась, что я не стану возражать против нашего сожительства?! И вот так легко и сразу прощу ей украденное счастье и свою молодую разбитую жизнь?!

Даже не знаю, что бы я ей ответила, но Татьяна не дала мне и рта раскрыть.

— Ты ничего не понимаешь! — На ее глазах в мгновение ока появились слезы, а голос предательски задрожал: знает, подлая, что ее рыданий я не переношу с детства! — Ничего!.. — повторила Танька с детской обидой. — Вильям на самом деле не любил меня никогда! Ни одной секундочки!..

Спорить с этим утверждением было трудно. Чувствовала же я сама, вопреки случившемуся, что с Вилькой у меня не все потеряно!

Однако вывод, который напрашивался сам, хорошего настроения мне не прибавил: если Танька говорит искренне — а в этом я почему-то не сомневалась, — получается, что в характере нашего мужа обнаружилась новая, во всяком случае для меня, и весьма неприятная черта. Ведь в таком случае Вилька действительно женился на Татьяне по расчету, чтобы в случае чего папаша-прокурор прикрыл его «Пипсу» от исполнительных властей… Такой фирмы, которой подобное прикрытие не требовалось, в нашем многострадальном отечестве пока что не существует — это и ребенку ясно! Но самым неприятным, опять же для меня, был следующий вывод. О том, что ради своих корыстных расчетов он оказался способным пожертвовать нашей с ним любовью…

Вероятно, все эти размышления очень ясно отразились на моей физиономии.

— Лизочка, как ты не понимаешь, что нам с тобой просто необходимо как-нибудь довести до сведения этого убийцы, что мы ничего не знаем! Мы же и вправду ничего не знаем!

— А… что мы, по-твоему, должны знать? — обалдела я.

С заднего сиденья машины послышалось покашливание милиционера Саши, про которого мы с Танькой совершенно забыли. А теперь вспомнили и одновременно обернулись к нему, едва не стукнувшись лбами. Прыщавый сидел развалившись, предательница Варька сладко посапывала у него на коленях. А на Сашиной физиономии читалась заинтересованность нашими откровениями.

— Так вы не шведская семья? — спросил этот идиот и глупо хихикнул.

Из нас двоих завидное присутствие духа проявила снова Татьяна.

— И таких держат в органах? — спросила она. — Знаешь, Лиз, а ведь у Вильки в последнее время были какие-то непонятные, тайные дела, скорее всего личные! Потому что ему все время звонила какая-то баба… Так что вполне возможно, что киллера нанял чей-то оскорбленный муж.

— И ты так спокойно об этом говоришь?! — Я была потрясена. Вот уж в чем в чем, а в цинизме Таньку я бы заподозрила в последнюю очередь.

— Сейчас уже спокойно. Вначале, конечно, рыдала и всякое такое. Хотя всегда ведь есть надежда, что твой осведомитель врет из собственных корыстных интересов…

— Хорошая же у Вильки секретарша! — возмутилась я. — А на вид — вполне нормальная баба!

— Она и есть нормальная! — удивилась Танька. — Раньше в райкоме работала, инструктором. А за деньги любой человек такую незначительную Услугу окажет…

— Ничего себе незначительную — шпионить за собственным шефом!.. Так ты ей еще и платила за это?!

— А что тут особенного? — продолжала удивляться Татьяна. — Любой труд подлежит оплате!

— Прямо Иуда в юбке какая-то! Агент ЦРУ! — Моему возмущению не было предела. Бедный Вилька!

На заднем сиденье заерзал наш охранник, про которого мы снова забыли, а теперь опять вспомнили и, переглянувшись, молча решили продолжить разговор дома.

— Ты его надолго вытребовала? — поинтересовалась я, кивнув на заднее сиденье.

— Только до дома. У тебя же дверь железная, потом, эта твоя зверюга. К тому же ведь сдохнуть можно, если его физиономия будет отсвечивать целый день, да еще ночь в придачу!

Возразить, особенно по поводу последнего аргумента, мне было нечего. Зато у Саши наконец прорезался голос.

— Будете умничать — одни поедете, — сказал он сердито. — Между прочим, я при исполнении, а оскорбление должностного лица при исполнении служебных обязанностей…

— Ты что, на юрфаке, что ли, учишься? — перебила его Танька, тормозя машину возле моего дома.

— В Высшей школе милиции! — гордо ответил прыщавый.

— Вот и приступай к исполнению своих обязанностей, — вмешалась я. — Двигай в подъезд и проверяй, кто там нас поджидает!

Саша возмущенно засопел, но приказ начальства есть приказ, и он нехотя покинул машину. Уж не знаю, по рассеянности или сознательно, но Варьку он с рук так и не сбыл, а хвостатая предательница и не протестовала.

Через десять минут, поверив прыщавому слушателю Высшей школы милиции, что подъезд наш чист и путь свободен, мы с Танькой были дома. Конечно, вместе с Варькой, которую Саша вернул с некоторым сожалением в обмен на куртку старлея, все еще красовавшуюся на моей заднице.

— Жрать хочу! — сообщила Танька, убедившись, что мы и впрямь вне опасности. — А ты?

И, не дожидаясь ответа, направилась к холодильнику. Возглас, донесшийся вслед за этим с кухни, свидетельствовал о глубине Танькиного разочарования.

— Ты… ты что, вообще, что ли, не жрешь?!

— Вообще! — подтвердила я Танькину догадку. — Как все нормальные люди, я периодически ем. А жрать — это по твоей части.

— Ли-изочка, — взмолилась прирожденная урманка Татьяна, — ми-и-ленькая, если в подъезде никого не было, значит, твою квартиру еще не вычислили… И вообще тебе безопаснее появиться на улице, чем мне! Они наверняка знают, что ты — бывшая, а меня считают пока настоящей!.. Я имею в виду — женой…

— Ты, собственно, на что намекаешь? — вылупилась я на Таньку. — Уж не посылаешь ли ты меня в универсам?

— Лизочка, мы же не можем сидеть тут сто лет голодными? Рано или поздно…

— Тьфу! — разозлилась я. И, разумеется, сдалась, потому что всегда отступаю перед ее величеством Логикой. Использовать мою квартиру в качестве крепости вечно мы действительно не могли. Во-первых, этого бы не допустила Варька, которая тоже не могла ни обходиться без возлюбленного «Педдигри», ни, как в младенчестве, справлять свои естественные нужды в помещении. Во-вторых, приближался понедельник и, так или иначе, на работу идти надо. Что ж, похоже, такова уж моя судьба — всегда идти сдавать экзамен в числе первых!

Таким образом, я махнула рукой и, прихватив с кухни два пакета, с врученной мне Татьяной пачкой денег, выглядевшей раза в два толще моей зарплаты у Эфроимчика, отправилась в универсам, не подозревая, что тем самым провоцирую свою судьбу на новый крутой поворот, а ненадолго затихшим событиям, связанным с Вилькиной пропажей и трупом, даю следующий толчок.

Первая моя ошибка, если считать все последовавшие события ошибкой, заключалась в том, что я прихватила с собой только два пакета, а не четыре, как следовало бы, если учесть, что возможности потратить на продукты подобную сумму мне в последние полтора года не предоставлялось. После жалкого существования на Эфроимово пособие естественно было ожидать, что даже такая серьезная, выдержанная и привыкшая к ударам судьбы леди, как я, потеряет над собой контроль. Поняла я это лишь тогда, когда, появившись у кассы с двумя перегруженными корзинами на колесиках, обнаружила, что единственный товар, закончившийся перед моим носом, — продуктовые фирменные пакеты… «И что теперь?» — подумала я, поскольку вся провизия была уже оплачена и Танькина пачка денег потощала наполовину. А сзади на несколько голосов шипели покупатели, успевшие отвыкнуть за последние годы от очередей — во всяком случае, в таком дорогом магазине, как наш.

Распихав все, что вошло, по своим пакетам, я сгребла в охапку оставшиеся упаковки, почти полностью закрыв себе обзор, и в отчаянии двинулась вперед — предположительно к выходу. А вообще-то в надежде обнаружить какую-нибудь подходящую плоскость, чтобы упаковаться покомпактнее… Стоит ли удивляться, что человек, изо всех сил вытягивающий шею в отчаянной попытке обрести хоть какой-то комфорт, даже на ровном месте обязательно споткнется, особенно если попадется под ноги какой-нибудь обрезок трубы, зачем-то горчащей из пола?!