Гакова трагическая история рода Сифортов. Я изложил ее в том виде, в каком услышал сам. А вы можете попытаться убедить жителей Хайленда в том, что все это — не более чем цепь странных совпадений. Может, и получится…

Я находился в графстве Росс-и-Кромарти — единственном графстве с двойным именем на всех Британских островах. Его граница проходит чуть севернее Бьюли. Откуда взялось двойное название? Оно возникло в результате слияния двух областей, каждая из которых прежде находилась в ведении своего судьи-шерифа. В прошлом Кромарти включала в себя небольшую наследственную шерифскую территорию, прилегающую к одноименному городу, и 8—10 разбросанных тут и там кусочков северного Россшира. В 1891 году специальная комиссия пограничных комиссаров исправила подобное не слишком удобное положение, сформировав новую административную единицу — графство, куда дополнительно входил удаленный остров Льюис (Внешние Гебриды). Довольно странное и неожиданное решение, если принять во внимание, что теперь, чтобы добраться до Дингуолла — столицы графства, жителям Льюиса приходится сначала несколько часов путешествовать морем, а затем ещё и прибегать к помощи железной дороги!

В старинном городке Дингуолл я увидел военный мемориал — пожалуй, самый интересный из всех, что мне доводилось встречать во время многочисленных странствий.

Замысловатой формы крест, выполненный из грубо отесанных камней, стоит на привокзальной площади. Интересно, что изначально он был возведен во французской деревушке под названием Фонтейн Нотр-Дам. Инициаторами его строительства стали ветераны 4-го батальона горцев Сифорта, которые посвятили памятник своим товарищам, павшим в сражении при Камбре.

Шесть лет этот крест простоял на французской земле. Надпись на нем, высеченная французскими каменотесами, гласила:

В 1924 году по решению Клуба ветеранов батальона монумент перенесли в Шотландию. И вот теперь он стоит в Дингуолле — тот же самый (если не считать незначительных реставрационных работ) крест, который когда-то был вырезан во Франции и установлен «в память о горячо любимых товарищах».

По всей нашей стране — в Англии, Шотландии и Уэльсе — разбросано множество подобных памятников. Большая часть из них — безликая штамповка дежурных комитетов; попадаются и отдельные творения, изготовленные с любовью талантливыми мастерами. Но ни один из этих памятников не трогает душу так, как дингуоллский монумент. По сути, это единственный в Великобритании военный мемориал, созданный непосредственно солдатами как выражение их личной боли. Грубый каменный крест был установлен на чужбине, где никто, кроме горстки крестьян, не мог его видеть. Французы каждый день проходили мимо памятника и, возможно, рассказывали своим детям о шотландских солдатах, которые когда-то ушли сражаться под Камбре.

Мне видится абсолютно правильным, что этот крест сейчас находится в краю Сифортов. Я верю, что жители Дингуолла, имеющие все основания гордиться этим памятником, постараются сохранить его в веках.

Дорога проходила неподалеку от Кромарти-Ферт, где можно было рассмотреть несколько серо-стальных эсминцев, стоявших на якоре. Далее дорога убегала к Олнессу и Тэйну, чье имя представляет собой искаженное норвежское «тинг» — место для собраний. Между прочим, название «Дингуолл» тоже получилось в результате искажения норвежского слова «тингвалла», то есть площадка для собраний. В этой части Шотландии вообще сохранилось множество следов скандинавских поселений. Чем дальше на север, тем меньше чисто гэльских названий. Их сменяют такие имена, как Дибидейл, Амат, Лэнгуэлл, Кэдболл и Кулбо. Все они остались нам в наследство от безвестных пиратов-викингов, которые столетия назад приплывали сюда на своих длинных хищных челнах. Они использовали устья рек и морские заливы для проникновения на шотландскую землю. Но гэлам, похоже, удалось закрепиться на вершинах холмов. Во всяком случае, в географических названиях Росса гораздо чаще встречаются гэльские «бены», чем скандинавские «сгурры».

Возле Бонар-Бриджа я распрощался с графством Росс-и-Кромарти и вступил на территорию Сазерленда. Некоторое время дорога следовала по самому краю Дорнох-Ферта, затем удалялась от побережья и снова к нему возвращалась. Если вам когда-нибудь доведется следовать этим путем, обязательно отыщите развалины старой мельницы под названием Спиннингдейл. Примерно в полумиле от них сойдите с дороги, опуститесь в заросли мягкого папоротника и посмотрите на юг, поверх Дорнох-Ферта. В Шотландии немало чудесных пейзажей, где зеленые холмы сочетаются с голубой морской гладью. Но вид, открывающийся с этой точки, по праву может считаться одним из лучших. Вы увидите дорогу, по которой пришли — поскольку она совершает петлю и тянется вдоль северного берега залива; а на юге перед вами открывается величественная панорама Россширских холмов. Возможно, дело в каких-то особенностях освещения, но мне подумалось, что нигде в Шотландии я не видел такой голубой воды, как в Дорнох-Ферте. Покрытые папоротником склоны холмов плавно спускаются к заливу, они служат отличным фоном для густых сосново-березовых зарослей. На противоположном берегу залива тоже стоят холмы, окрашенные во все оттенки голубого и коричневого — цвета здешней осени. А за ними виднеются новые холмы, еще более угрюмые и дикие. И эта нетронутая, безлюдная красота простирается до самого Бен-Уайвиса — многие квадратные мили оленьих заповедников, где можно бродить неделями и не встретить ни единой живой души.

Я вглядывался в голубые воды залива, где подводные течения отмечались более темным, почти фиолетовым цветом. И мне пришло в голову, что в нашем сознании определенные области Шотландии прочно связываются с именами великих людей. Так, говоря о Бордерс, шотландском Пограничье, мы неминуемо вспоминаем Вальтера Скотта; дух Бернса витает над юго-западным побережьем; в Гэллоуэе чаще всего вспоминают Клаверхауса, на западе — принца Чарльза, а Марию Стюарт — в Эдинбурге. Кажется, будто вся страна поделена на части, и каждая из них персонально принадлежит своему герою. Их имена напоминают мне маленькие флажки, навечно пришпиленные к карте Шотландии — вроде тех, которыми военные стратеги отмечают ход сражений. И вот, стоя посреди сурового края оленьих лесов и затерявшихся в них рек, сумрачного края, где плещется изумительно-голубая морская вода, я вспомнил еще одного великого шотландца — возможно, самого совершенного рыцаря в долгой и славной истории страны. Имя этого человека не связано с каким-либо конкретным географическим регионом. Память о нем живет здесь и там — по всей Шотландии. Вы, вероятно, уже поняли, что я говорю о великом Монтрозе. Этот человек был сыном своей дикой страны: она породила его, сформировала его личность и в нужный момент призвала. Наверное, потому я и вспомнил Монтроза, стоя над заливом Дорнох-Ферт, протянувшимся до самого Кайл-оф-Сазерленда и вересковых пустошей вокруг Карбисдейла.

Мне хочется задать вопрос: если бы в наших силах было остановить ход времени — хоть ненадолго, на считанное число лет — и отвести жестокие удары судьбы от чьей-то головы, то кого бы вы, уважаемый читатель, облагодетельствовали своим милосердием? Я бы не задумываясь выбрал Монтроза. Я бы пришел на помощь этому человеку, пока он скитался по здешней глухомани, и уберег бы его от алчных рук лэрда Ассинта — этого гэльского Иуды, единственного горца, который пошел на предательство ради золота. Я бы подарил Монтрозу несколько лет жизни, дабы он мог заглянуть в будущее и собственными глазами увидеть, как с приходом Стюартов воплотятся в жизнь его идеалы — все, во что он верил и за что боролся. Правда, боюсь, Карл II в роли короля изрядно разочаровал бы Монтроза. В любом случае, подобный эксперимент оказался бы чрезвычайно интересным. Пользуясь правилами этой безобидной игры — «что было бы, если бы», — берусь утверждать, что великий Монтроз оказался бы весьма неудобным (и неприятным) лицом при дворе Веселого короля.