Каким неблагодарным делает человека разочарование! Эффектная официантка подала мне чай невероятной красоты и аромата. Два яйца-пашот, развалившись, брюзгливо взирали на ломтики золотистой пикши. Ярко-желтые, словно глаза среди молочных озер, они напоминали пятна солнца на чешуе форели. А еще был джем из города Данди. В нем с новой силой благоухали заключенные в стеклянные банки роскошные сады Блэргоури! Меня щедро оделили овсяными лепешками. Рядом появился и горшочек меда. А затем, наконец, и хлеб со смородиной!

А потом эта решительная дама стала очищать соседние столы. Она шагала с видом генерала на поле сражения. Я почувствовал себя язычником-завоевателем, которому отдан на разграбление целый город. Передо мной появилась тарелка с белым и черным хлебом. Затем великолепный яблочный джем. Затем треугольные ячменные лепешки, слегка припорошенные мукой и, судя по плоскому виду, почти не содержавшие соды. Все это придавало величественный характер «чаепитию», которое приближалось к кульминационному пункту — незабываемым местным булочкам.

«Можно продать мебель из красного дерева и постелить на пол новый ковер, — подумал я, — но этот прекрасный чай остается неизменной славой Шотландии! Над ним время не властно…»

— Будете холодную ветчину? — прервала мои мысли официантка.

Я оторвался от созерцания стола, взглянул на нее и с благодарностью отрицательно покачал головой.

Потом я вышел на улицы Дамфриса. Солнце зашло, но было еще светло. Я задумался, не пойти ли в таверну «Глоуб», чтобы послушать колоритные беседы завсегдатаев, тянущиеся из вечера в вечер, или лучше отправиться к дому Энни Лори, который, насколько я припоминал, находился в нескольких милях от Максвеллтауна. После короткого колебания я сел в машину.

Я проехал по мосту через Нит и оказался в том районе к западу от реки, который назывался Максвеллтаун, это имя было дано ему в 1810 году в честь местного лорда — Максвелла из семейства Терреглес. Насколько я знаю, «Энни Лори» обычно связывают именно с этим местом, но на самом деле речь идет об Обрыве Максвеллтона, расположенном в восьми милях к западу от Дамфриса.

Я двинулся по длинной, пыльной дороге и обнаружил, что невозможно разглядеть тот самый обрыв, потому что он находится в нескольких милях в стороне; не удалось мне найти и ни одного указателя на дом, где родилась Энни Лори. Как раз когда я решил прекратить бессмысленные поиски и возвращаться в Дамфрис, я заметил проезжавшего по той же дороге типичного для этих мест внимательного и толкового работника на велосипеде. Он сказал, что дом Энни Лори в пяти-шести милях дальше, справа от дороги, поворот сразу после деревни Кроссфорд…

И через шесть миль пути я оказался перед домом, который, в отсутствие любых других указаний, счел тем самым, о котором говорил местный житель. Он стоял чуть в стороне от дороги, на небольшой возвышенности; это был скромный, приземистый сельский дом, от проезжей части его отделяла стена, а к парадной двери вела дорога в три полосы. В окнах сиял свет. Оставалось предположить, что вскоре кто-то пойдет спать в той самой комнате, где голодала непокорная Энни!

«Энни Лори» — вероятно, самая знаменитая любовная песня, связанная с конкретным человеком. Многие англичане считают, что ее написал Бернс, однако она обращена к мисс Энни Лори (которая, кстати, фигурирует в «Книге пэров» Берка как дочь сэра Роберта Лори), а сочинил ее молодой солдат Уильям Дуглас из Фингланда, отпрыск клана Дугласов из замка Мортон.

Он вернулся с военной службы примерно в 1694 году, обосновался в Фингланде и влюбился в Энни Лори. Традиция гласит, что Энни не возражала против того, чтобы стать возлюбленной Дугласа, однако воспротивились ее родители. Они избрали весьма старомодный метод убедить дочь: заперли ее в комнате до тех пор, пока она не даст слово разорвать отношения с юношей. Она подчинилась. Но вместо того, чтобы «умереть за нее», как было обещано в песне, Уильям Дуглас вскоре сбежал с мисс Элизабет Кларк из Грендойха в Ланарке и женился на ней, а сама Энни Лори вышла замуж за Александра Фергюссона из Крэгдарроха! И это те страстные любовники, молва о которых прокатилась по свету!

Впрочем, популярностью песни мы обязаны не самому Дугласу. Леди Джон Скотт из Споттисвуда переделала текст и сочинила новую мелодию, что сделало песню необыкновенно известной. Одна из странностей литературы заключается в том, что три бессмертные песни были созданы тремя шотландками, которые годами скрывали свое авторство. «Лесные цветы» написала Джин Эллиот, дочь сэра Гилберта Эллиота из Минто, а «Старый Робин Грей» — леди Энн Барнард, как она сама утверждала, чтобы улучшить грубую старинную мелодию!

«Энни Лори» едва ли когда-то издавалась или исполнялась в том виде, как ее сочинила леди Джон Скотт.

Чтобы оценить, как именно она меняла текст, чтобы улучшить оригинал, стоит почитать версию самого Уильяма:

Возлюбленную он описывал в терминах, пригодных для естественной истории:

Думаю, большинство согласятся, что леди Скотт, которая придала Энни Лори такие черты, как изогнутые дугой брови, лебединая шея, а глаза голубые и не «закатывающиеся», оставила последующим поколениям куда более приятный образ!

Что за странная песня! Что есть в ней, кроме мимолетного настроения? Ни в Энни Лори, ни в Уильяме Дугласе не было ничего примечательного. Их роман был совершенно банальным. Просто однажды вечером Уильям пребывал в сентиментальном настроении, а потому сел и сочинил песенку, обессмертившую его любовь к девушке, которая потом вышла замуж за другого!

Я вернулся в Дамфрис с тяжелым чувством, постаравшись проделать обратный путь как можно быстрее.

Оказавшись снова в Дамфрисе, я проехал к таверне «Глоуб», самому удачному памятнику в честь Бернса. Я бы предпочел испытать разочарование от встречи с местом рождения поэта в Аллоуэе, чем увидеть исчезновение «Глоуб». Бернс, верно, улыбнулся бы печально, взглянув на дом, где родился; но как бы он порадовался известию, что в «Глоуб» по-прежнему подают портер и эль, причем таким людям, с которыми он сам привык выпивать в этом скромном заведении. Вероятно, это одно из немногих мест в Шотландии, где Бернс сразу почувствовал себя дома, если бы вернулся из царства теней.

Трагичная судьба мертвых поэтов пасть жертвами комитетов и подвергаться в юбилеи — благословенно редкие — напасти долгих и пафосных речей, произносимых духовными лицами и профессорами, в то время как бакалейщики и промышленники стоят с унылыми лицами, зато в парадном облачении; или они становятся естественной добычей скучных и льстивых обществ, которые при жизни вызвали бы у самих поэтов тошноту! Очевидно, нет способа защитить поэта от его почитателей.

Однако таверна «Глоуб» в Дамфрисе каждый вечер заполняется обыкновенными работягами, дорожными и фабричными рабочими, которые пьют, пока влезает, и распевают песни Бернса, так как понимают их и любят. Почтительность — столь пугающий аспект деятельности всех литературных обществ, — к счастью, полностью отсутствует в «Глоуб». Они называют поэта «старина Робби» и помнят о нем все, что Бернсы стараются позабыть. Я бы назвал это реальностью, и было бы настоящим позором для поклонников Бернса и ученых сообществ по всему миру, изучающих его творчество, доведись таверне «Глоуб» исчезнуть.