В глубине души она знала ответ на этот вопрос. Это была расплата. Чудовищная расплата за ту сумасшедшую ночь. За то, что, забыв обо всем, позволила себе быть счастливой.

Наташа снова начала судорожно ловить посиневшим ротиком воздух. Анна усадила ее поудобнее, чтобы девочке легче дышалось.

— Мерзавцы… Какие все-таки мерзавцы, — устало констатировала Галина, сев на пол и вытянув вперед ноги. — На полную катушку используют девочку, чтобы тобой управлять. Тобой и Нестеровым. И ведь самое ужасное, что сама по себе Наташа для них никакого интереса не представляет! Абсолютно никакого. Ну ребенок и ребенок. И вот этому «просто ребенку» они позволяют просто так умирать!

Анна побледнела. Галина торопливо поправилась:

— Я не то хотела сказать. Просто они позволяют ей задыхаться, а ведь чего проще — пригласить врача, дать элементарные лекарства, теплое питье, в конце концов. Чего им надо?! Ларис, ты не знаешь?

Та, не открывая глаз, что-то невнятно пробормотала. Вообще, со времени своего возвращения из офиса Павла Лариса еще не сказала ни слова. Забившись в угол, судорожно обгрызала заусеницы возле прежде безупречных, наманикюренных ногтей. Потом вроде бы задремала.

Дверь в подвал отворилась внезапно. В глаза больно ударил дневной свет. По каменным ступенькам легко спустился тот самый «вежливый» незнакомец, который прежде организовывал свидания Анны с дочерью. В правой руке он держал мобильный телефон и помахивал им, как игрушкой.

— Как наши дела? — спросил он, присаживаясь на корточки перед девочкой. — Я смотрю, не очень?

Анна инстинктивно прижала дочь к себе, постаралась отвернуть от «вежливого» ее серое личико.

— А что вы, мамочка, так боитесь? Ничего плохого мы вашей малышке не сделаем. Напротив, у меня к вам очень заманчивое предложение.

— Лекарства дайте! — выкрикнула Галина. — И теплого питья. И плед какой-нибудь! Ей же холодно здесь.

— И лекарства будут. И теплая постель. И соки. И все, что угодно, — он с готовностью кивнул. Нажал указательным пальцем на Наташин носик. — Чего тебе хочется, а, принцесса?

— Куклу, — вдруг доверчиво проговорила та слабым, надтреснутым голоском.

Перевела дыхание. Уже с трудом продолжила:

— Ту куклу, которую тетя Лариса принесла. Большую куклу!

— Куклу, которую тетя Лариса принесла, — с усмешкой повторил «вежливый». — Какая отличная была идея! И какой накал страстей. Просто финальная часть голливудского боевика: подмена, погоня, герои спасаются, негодяи дружно садятся в лужу. Жаль, что не получилось. Ну да, впрочем, ладно! У меня к вам, Анна Николаевна, вот какое предложение: давайте-ка вы встретитесь с Павлом Андреевичем в неофициальной, так сказать, обстановке.

Анна насторожилась.

— И не надо так сурово хмурить брови! Вам предлагается всего лишь сказать господину Нестерову правду. Ну, может быть, с небольшими поправками. Вам не нужно будет лгать, изворачиваться и идти на сделку с совестью. Всего лишь посидите с ним в ресторане, расскажете, что вас и девочку похитили, что малышку хотят убить. Подчеркнете, что Наташа, вне всякого сомнения, его родная дочь. Покаетесь, что сначала вели игру, пытаясь разбудить в его душе новые, более сильные чувства. Но тут же признаетесь, что любите его до сих пор, что жить без него не можете, что весь смысл жизни для вас — в нем и в вашей общей дочери.

— Я не поеду ни на какую встречу. Вы не заставите меня это сделать — хоть волоком тащите, — тихо проговорила Анна и сжала губы.

— Не хотите — не надо! — «Вежливый» пожал плечами и поднялся, упершись свободной рукой в колено. — «Волоком» вас никто тащить не собирается. Только советую подумать на досуге о словах вашей подруги по несчастью. Как она там сказала? «Позволяют девочке просто так умирать»? Я, конечно, не врач: ничего определенного сказать по этому поводу не могу, но… Выглядит Наташа неважно, вы и сами видите. Дыхание совсем плохое. А вы ведь здесь даже элементарно проветрить не можете. Где уж там думать о пледе, о лекарствах, о теплом питье! День здесь просидите, второй, третий. А дальше что? Принесут куклу. Но будет ли уже кому с ней играть? А, Анна Николаевна?

Она почувствовала, как на ее запястье с виска дочери скатилась капля холодного пота. Детская щечка вздрогнула, словно в нервном тике. Наташа прикрыла глазки. Веки… Какие у нее теперь были веки! Голубоватые, полупрозрачные. И под глазами серые, страшные круги. Ротик обметан серым налетом. Грудка вздымается часто и тяжело.

— Вы дадите ей лекарства прямо сейчас? — Анна подняла голову.

— Естественно! И лекарства, и чай.

— Тогда я согласна, — холодно сказала она. — Я скажу Павлу все, что вы требуете. Только лекарства — прямо сейчас, при мне!

«Вежливый» улыбнулся, набрал на мобильнике номер, поднес трубку к уху:

— Павел Андреевич? Мы согласны на ваши условия. Анна Николаевна через два часа прибудет в ресторан «Дубрава». Знаете такой? Вот и отлично. Естественно, никаких сопровождающих в зале. За столиком — вы и она. Разговор конфиденциальный.

Спрятал телефон во внутренний карман пиджака. Снова посмотрел на девочку. Теперь уже сверху вниз:

— Лекарства сейчас принесут. Я думаю, сделают инъекцию. И плед. Надо будет действительно подкинуть вам какой-нибудь плед. О Наташе позаботятся. А вам, Анна Николаевна, пора приводить себя в порядок. Все-таки ресторан. И вот еще что: столик будет снабжен прослушивающим устройством, так что вам крайне не рекомендуется делать необдуманные шаги. Не надо врать и пытаться нас переиграть. Вы не в той весовой категории. Одна ваша ошибка, и плохо будет всем: вам, Наташе и Нестерову. Очень плохо.

Они подъехали к «Дубраве» без десяти три.

— Ты уверен? — негромко спросил Осокин, нажимая на ручку дверцы и выходя из машины. — Ты уверен в том, что поступаешь правильно?

— Уверен, — проговорил Павел. — Все продумано. Не о чем больше говорить.

Кивнул водителю и охраннику, сидящему на заднем сиденье:

— Вы, ребята, пока посидите здесь. На всякий случай. Я, конечно, не думаю, что ваша помощь понадобится, но мало ли что?

— Конечно, — отозвался водитель, выглядевший, впрочем, довольно сумрачно. — Все будет нормально. Только вы подумайте: может, нам все-таки в вестибюле обосноваться?

— Нет. Ждите здесь.

Он распахнул дверцу и вышел из машины. На секунду прикрыл глаза, вдохнул полной грудью, посмотрел на небо. Солнечные лучи пробивались сквозь густое переплетение зеленых ветвей. Дубовая аллея, ведущая к дверям ресторана, была длинной и темной, как коридор в средневековом замке.

— Ну что, пора? — Осокин, спрятав обе руки в карманы, качнулся с носков на пятки. — Идем?

— Идем, — коротко бросил Нестеров и, толкнув стеклянные двери, вошел в ресторан.

Анну он увидел сразу, едва миновал холл и вошел в большой зал с хрустальными люстрами под потолком. Она сидела за крайним столиком, прямая, как гимназистка, и отрешенно собирала край скатерти в мелкие складки. Заметив Павла, не вздрогнула, не покраснела. Только выпустила из рук скатерть, и та наконец расправилась.

— Интересно, что она себе думает? — пробормотал за спиной Осокин. — И почему все-таки ничего не сказала тебе раньше?

Павел не ответил. Только мотнул головой, давая понять Олегу, чтобы он остался в вестибюле. Быстро прошел через зал, отстранив рукой попавшегося на пути официанта. Отодвинул стул напротив, сел. Заглянул Анне в глаза. Она молчала, и только губы едва заметно подрагивали.

Он чувствовал, как гулко и часто колотится его сердце, и досадовал на то, что ничего не может прочесть в ее глазах.

Кто она? Расчетливая авантюристка, вместе с бандитами придумавшая историю про неизвестную дочь? Или на самом деле мать его ребенка, по собственной глупости втянутая в историю, пахнущую большими деньгами и кровью? Да, она, без сомнения, повторит сейчас слова своей подруги, но будет ли это правдой?

— Выпьешь чего-нибудь? — негромко спросил Павел, кивнув на графинчик водки и бутылку вина, стоящие на столе. Анна вздрогнула и словно очнулась: