— Все равно голова здесь.

— Возможно.

— Кто? — Павел снова повторил вопрос. — Не может быть, чтобы ты не наводил справки. Я тебя знаю.

Олег тонко усмехнулся:

— У меня есть предположение. Но нужно подождать.

— Чего?

— Пока сами проявятся. Поэтому мне так важен этот банкет.

Павел устало провел рукой по лицу:

— Ладно. Завтра, да? Мой отпуск усыхает на глазах.

Олег наблюдал за ним из-под полуприкрытых век.

— Что-то еще?

Все-таки они знали друг друга!

— В двенадцать тебя ждет в офисе новый референт.

— Нет.

— У нее сводки, последние письма и договора.

— У тебя тоже есть право подписи.

— А бумаги для Вирджинии?

Павел обреченно вздохнул:

— Ладно. Только я домой заеду, хоть душ приму. Да и переодеться не мешает.

Осокин удовлетворенно кивнул, тронул водителя за плечо.

— Володя, останови, я к себе пересяду.

«Мерседес» прижался к тротуару. Игорь, ехавший следом на осокинском БМВ, повторил маневр. Последним причалил джип с охраной.

Олег уже садился в свою машину, когда Павел приоткрыл дверцу, крикнул, перекрывая уличный шум:

— И охрану забирай, к чертовой матери! Мне эскорт ни к чему!

Анна ожидала своих начальников за длинным столом в кабинете Нестерова — так распорядился Осокин. Она попала в него впервые и поразилась скромности обстановки. У того же вице-президента мебель была куда роскошней — бельгийская, с отделкой из синего камня и такого же оттенка синей кожи, она подавляла своей монументальностью посетителей с первых секунд. А картины на стенах! Анна не была большой специалисткой в живописи, но фамилии Кандинского и Малевича на латунных пластинах, прикрепленных к рамам, кое-что ей говорили. В том, что это подлинники, Анна не сомневалась: не станет же щеголеватый Осокин вешать копии!

Не то у Нестерова. Огромный черный диск часов на белой стене, черная же угловатая мебель. Два стола, стоящие буквой «Т», два ряда офисных стульев вдоль стен. Только большая, натурального дерева панель за спинкой нестеровского кресла нарушала казарменный аскетизм интерьера. А главное — ни зеркала, ни стекла, ни одной полированной поверхности, с помощью которой можно было бы еще раз посмотреть, не слишком ли вызывающе она выглядит? Анна уже жалела, что позволила Лариске уговорить себя надеть для первого знакомства открытую белоснежную блузку с воротником «апаш»:

— Он сразу обалдеет и размякнет! Поверь мне!

— Или примет меня за… за бог знает кого! В конце концов, я же на работе!

— Клинтон тоже, между прочим, был на работе! — наседала Лариска. — Не думаю, что наш президент умнее ихнего!

Вместо того чтобы возмутиться неуместным сравнением, Анна расхохоталась, и это решило дело.

Сейчас ее снова обуревали сомнения. Пользуясь тем, что в кабинете она была одна, Анна осторожно заглянула за панель, отстоявшую от стены почти на метр. Там была дверь в соседнюю комнату, видимо туалет с умывальником, и стоял небольшой платяной шкаф. Замирая от собственной наглости, Анна приоткрыла дверь шкафа. Зеркала там тоже не было, но вместо того, чтобы тут же прикрыть дверь, она распахнула ее еще шире. В узком пенале на плечиках висели несколько рубашек светлых тонов, явно под костюм, небрежная связка галстуков. Автоматически Анна расправила их, подивившись про себя мужской нелогичности — все галстуки были примерно одинакового темно-серого оттенка и ширины. Женщина никогда бы так не поступила. Кажется, Лариска говорила, что он не женат. Но любовница-то наверняка есть, или даже не одна. Просто, как и Осокин с Галей, Нестеров, наверное, «выдерживает дистанцию». Анна опустила глаза и увидела внизу несколько пар фирменных туфель, а рядом старые стоптанные кроссовки. Господи, а эти-то куда?!

Открыть дверь туалетной комнаты у нее смелости не хватило, и с видом напроказившего подростка Анна поспешила вернуться за стол. После нескольких попыток рассмотреть свое отражение в матовой поверхности стола она со вздохом оставила это занятие.

Однако ее шефы не спешили. Правда, узкая золотая стрелка на черном диске настенных часов еще тоже не достигла цифры 12.

Чтобы отвлечься, она решила лишний раз перепроверить бумаги. Анна открыла папку и постаралась сосредоточиться на ее содержимом. Сверху лежал срочный договор с немецкой фирмой-поставщиком легких перекрытий, который с подписью Нестерова сегодня должен был уйти в Германию по факсу. Она пробежала глазами несколько страниц и почувствовала, как ее обдало горячей волной. На первый взгляд текст не отличался от того, который они так тщательно вычитывали с Галиной еще вчера. Но в статье о форсмажорных обстоятельствах снова появилось слово «банкротство». Были изменены еще несколько пунктов, в результате чего таможенные расходы полностью вешались на немцев. Но это полностью противоречило договоренностям с ними!

Анна бросила взгляд на часы — они показывали ровно двенадцать. Если Нестеров задержится хотя бы на полчаса, она успеет поправить договор.

В этот момент открылась дверь и вошел Осокин. Анна без сил рухнула на стул.

— Что такое? — резко спросил он.

— Олег Викторович… Тут у меня… накладка.

Осокин был вне себя от ярости. Он остановился, взглянул на съежившуюся в кресле, плачущую Галину. Процедил сквозь плотно сжатые губы:

— А ну встань!

Продолжая прерывисто всхлипывать, Галина вскочила. Залепетала, испуганно глядя на Олега:

— Клянусь тебе! Клянусь — я здесь ни при чем.

— Заткнись! — оборвал Осокин. — Из-за твоей бабской дури мы могли потерять серьезного партнера. Прочитав текст договора, они решили бы, что мы хотим их подставить. Хорошо хоть не подписали: потом запросто могли бы обвинить нас в мошенничестве.

— Да я и представить не могла, что она может там что-то напутать. Что там было путать? — торопливо вставила Галина.

Олег рявкнул так, что она мгновенно замолчала и, зажмурившись, вжала голову в плечи.

— Я сказал: заткнись!

Подошел к бару, распахнул дверцы. Налил водки, Залпом выпил. Поморщился.

«Хорошо хоть Павел не поехал. А то бы еще уволил сгоряча свою новую сотрудницу. Даже не познакомившись.» Олег невольно усмехнулся. Закрыл дверцы бара. Повернулся к Галине.

Ярость, еще минуту назад захлестнувшая его с головой, ушла. Жалкая, зареванная, Галина стояла возле кресла, ссутулившись и беззвучно всхлипывая.

«Даже реветь вслух боится», — машинально отметил Олег. И вдруг ощутил к ней жалость.

— Ты хоть понимаешь, какой ущерб из-за тебя могла понести компания?

Галина часто-часто закивала. Снова всхлипнула громко, прерывисто.

«Конечно, понимает. Все она понимает. Но что ей бизнес, деньги, когда мужика вот-вот уведут. Одно слово — баба».

Осокин снова открыл бар, достал початую бутылку дорогого армянского коньяка и водку в графинчике. Взял пару стопок. Отнес все это на журнальный столик. Кивнул на кресло:

— Ладно, садись.

Галина присела на самый краешек.

— Сейчас же пойдешь, извинишься перед Анной. Скажешь: это ты что-то ей не так объяснила. Чтоб не переживала, что ее теперь уволят.

— Да, конечно! — с готовностью кивнула она. Осокин коротко хмыкнул. Налил в рюмку коньяк. Вторую пододвинул к себе, взял в руки графинчик с водкой. Произнес медленно, с нажимом:

— Не «да, конечно», а — извинишься!

— Извинюсь.

— И еще! Насчет Анны — выкинь эту дурь из головы! Ничего у меня с ней нет. — После небольшой паузы добавил: — И не будет! Скоро сама все поймешь.

Во время обеденного перерыва, как обычно, заскочила Лариска. Выслушав рассказ Анны, она решительно заявила:

— Это все Галька! Точно тебе говорю! Специально текст подменила, чтоб ты в лужу села.

— Да брось ты! — отмахнулась Анна. — Ничего она не меняла. Я же сразу файл открыла. Там именно тот текст, который нужен был. Это я что-то не то скопировала. А потом еще и не перечитала. В общем, кругом виновата.

— Как-то слишком это все подозрительно.