Вдруг застучало в висках; чашка с горячим кофе медленно, ненужным балластом, выскользнула из рук. Там, в углу, самая последняя клеточка — фотография Марго! Она была в своем любимом черном шелковом платье, на лице — очаровательная улыбка. Кэрол стояла и смотрела, не в силах оторваться, взгляд будто магнитом притягивало к этому месту. Тот вечер, весь, до мельчайших подробностей, встал перед глазами. Они праздновали очередное повышение Ларри по службе. Кэрол и Марго стояли обнявшись; сверкали фотовспышки. Должно быть, Ларри отдал фото полиции. Неужели это он отрезал ту половину, где была Кэрол?

Он ее так ненавидит, что не хочет видеть вместе со своей женой даже на фотографии?

Не в состоянии больше вынести тяжелого зрелища — Марго в одном ряду с убитыми девушками, — Кэрол закрыла лицо руками. Но даже сейчас ей не удалось выбросить из головы пеструю карусель шахматных клеток: они смешались и превратились в одну, огромных размеров фотографию дочери Пола, которую Кэрол видела той ночью в его особняке. «Сьюзан» через «з». Что-то еще вдруг властно вошло в ее сознание, да, лист бумаги, исписанный детскими каракулями, с этой фразой на самой верхней строчке! «Сьюзан» через «з»!

Кэрол широко открытыми глазами смотрела на доску с фотографиями, но видела лишь то, что происходило в ней самой; сложная и таинственная работа подсознания поглотила и унесла Кэрол в другой мир — мир воспоминаний. Сьюзан! Миллер всегда исправлял в этом слове ошибку. Но как могла девочка писать свое имя неправильно, ведь она же пробовала и, видимо, не раз, научиться писать «Сьюзан» через «з». Но где бы Кэрол не видела это слово, выведенное детской рукой, везде было «с», а не «з»! Если, конечно, это вообще писала девочка! Пытаясь восстановить в памяти все, начиная с того самого момента, когда листок бумаги выпал из книги на столе Миллера, Кэрол вдруг посмотрела другими глазами, и даже не глазами, а чувством, подушечками пальцев ощутила пористую податливость бумаги. Мягкая и эластичная — новая бумага! Не похоже, чтобы это когда-то писала шести-семилетняя девочка. Ведь Сьюзан давно выросла, ей было двадцать два, когда ее убили. Кэрол поискала глазами знакомую фотографию на доске. Точно такую же, как и та, что она видела у Миллера на втором этаже его особняка, — единственная фотография в его доме!

Вдруг смутное подозрение шевельнулось в ее сознании. Но слишком неопределенное, чтобы принять ясные очертания, оно исчезло, лишь мимолетным всплеском потревожив ее мысли. Кэрол увидела то, что искала. Посередине длинного ряда — портрет хорошенькой девушки с каштановыми волосами. Внизу имя — Сьюзан Холлистер. Холлистер? Но почему же не Миллер?

Кэрол пристально всматривалась в миловидные черты лица молодой женщины. Память помимо ее воли наслаивала сверху другую фотографию — двойника в изящной рамочке на туалетном столике. Кэрол будто вновь пережила, почти физически ощутила ту комнату и ту ночь, когда она отдалась Полу Миллеру. И почувствовала, как тошнота подступает к горлу.

Кэрол медленно сделала несколько шагов. Может быть, все объясняется очень просто, ничего особенного в этом нет. Вдруг Сьюзан была замужем. Ведь Миллер никогда не говорил о ее семейной жизни. Лишь один раз Пол рассказывал Кэрол о Сьюзан, да и то особенно не вдавался в подробности, лишь кое-что о ее карьере, о ее жизни после окончания медицинского института, — о жизни, которая так быстро и ужасно оборвалась.

Но почему же листок, написанный детским почерком, не пожелтел от времени, не стал ветхим?..

Кэрол постояла в нерешительности, потом быстро вернулась к стеклянной перегородке. Теперь ее интересовала полка в другом конце комнаты. Количество ячеек на ней соответствовало числу убитых девушек. Кэрол, не раздумывая больше ни секунды, вошла в пустую комнату и взяла с полки досье на Сьюзан Холлистер.

Читая, Кэрол находила для себя все новые и новые объяснения поведения Миллера с того самого дня, когда он впервые подошел к ней и попросил подписать книгу для Сьюзан — через «з». Но ни одно из объяснений так и не помогло Кэрол понять, кто такой Пол Миллер.

«…Река в этом месте с милю шириной, и на той стороне вы увидите большие утесы». — Кэрол держала трубку у уха, внимательно слушая объяснения.

Наконец она увидела реку, должно быть, это именно то место, о котором ей рассказывали. Час назад Кэрол выехала из Нью-Йорка и взяла курс на запад. По ее расчетам, пора уже было сворачивать. Как ей объяснили, где-то здесь должен стоять огромный щит с надписью «Колониальная харчевня». Через минуту Кэрол уже сворачивала на боковую дорогу и, проехав еще метров триста, увидела низкое здание с плоской крышей. По обе стороны от крыльца раскинулась полукруглая застекленная веранда. Справа Кэрол увидела большую, почти до отказа набитую машинами автостоянку. Если бы не это обстоятельство, Кэрол даже не вспомнила бы, что пора обедать.

С тех пор как Пол Миллер привез ее утром в город, Кэрол потеряла счет времени, и у нее совершенно пропал аппетит. А когда она узнала, что у девушки, которую Миллер называл своей дочерью, другая фамилия, Кэрол не находила себе места. Один лишь вопрос занимал ее: «Почему?»

В личном деле Сьюзан Холлистер Кэрол вычитала, что девушка, как и говорил Миллер, училась на медицинском факультете университета в Коннектикуте.

В примечании к результатам вскрытия, проведенного судебно-медицинскими экспертами, указывалось, что личные вещи, найденные у убитой, принадлежат ее мужу, Кеннету Холлистеру.

Кэрол незаметно достала блокнот и записала адрес и номер его телефона. Она уже хотела идти домой, когда снова увидела Эрика. Кэрол просто растерялась, узнав, что Миллер вовсе не появлялся в полиции Нью-Джерси. Когда ко всем ее подозрениям прибавилось еще и это известие, она совсем запуталась. Очередная ложь Миллера окончательно сбила ее с толку. Почему же Пол скрыл улики против Фрэнка?

Давая показания, она думала: стоит или нет спрашивать Эрика о Миллере? Ей очень хотелось поделиться своими мыслями, но она опасалась, что Эрик догадается о том, что она провела ночь с Полом. А обижать Эрика ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство, она не хотела. Потому что в кошмарном водовороте последних дней только встреча с ним согревала ее сердце.

Когда они закончили, Кэрол сказала Эрику, что ей срочно нужно ехать в Лонг-Айленд, чтобы отвезти отца в дом престарелых. Из приемной полицейского управления ей удалось позвонить мужу Сьюзан Холлистер. Этот звонок и привел Кэрол в кафе.

Возле кассы к ней подошел высокий мужчина в темных очках и спросил, не хочет ли она заказать столик, или ей будет удобнее у стойки. Сильный акцент выдавал в нем иностранца.

— Мне нужен Кен Холлистер.

— Я сейчас позову его. Подождите, пожалуйста.

Кэрол села за столик и заказала кофе. В эту минуту из кухни вышел уже знакомый высокий мужчина, рядом с ним — блондин в белой тенниске. Он подошел к Кэрол и протянул руку.

— Мисс Уоррен? Я — Кен Холлистер.

Пожимая ему руку, Кэрол подумала, что его молодость и трагедия, которую он пережил, трудно укладываются в голове.

— Я надеюсь, вы не будете возражать, если мы поговорим здесь?

Когда они говорили по телефону, Кен объяснил, что учится в университете на геологическом факультете, а по вечерам приходится подрабатывать в кафе.

— Нет, нет. Можно и здесь, — ответила Кэрол.

— Простите, у нас сейчас много работы, и поэтому я ограничен во времени.

— Я не задержу вас, мистер Холлистер.

Кэрол не знала, с чего начать. По телефону она не решилась открыть ему истинные цели своего визита и несколько ввела его в заблуждение, сказав, что его беспокоят из полицейского управления. Она настояла на встрече для, якобы, уточнения кое-каких деталей по делу о его жене.

Кен сел напротив.

— Знаете, мисс Уоррен, за последние два года я столько раз давал показания, что мне казалось, никаких неясностей уже не осталось. Это меня даже немного удивляет.