Ламли встал.

— Что вы, в любое время. Но прежде чем уйти, я надеюсь, вы оставите несколько автографов. — Он принес стопку ее книг. — Подпишите их для Уильяма, ладно? Мой внук будет хранить их как сокровище.

Кэрол взяла книги и начала подписывать, затем заметила, что за исключением «Тигр, Тигр» все издания были новые, не прочитанные.

— Они совсем новые, — сказала она.

— Когда вы пообещали прийти, я тут же спустился в магазин и купил их.

Кэрол улыбнулась, сдерживая вздох. Возможно, книготорговец мог рассказать ей о Поле Миллере и по телефону, но пригласил ее приехать, так как любил собирать автографы.

Следующая неделя прошла спокойно. Ничего не случилось, и Кэрол почувствовала себя значительно лучше. Во вторник утром позвонила Бинни Мэдисон и сообщила, что книга «В пещере дракона» выставлена кандидатом на получение премии «Букмарк». Через месяц состоится вечер, на котором будут объявлены победители. Чтобы отметить это событие, Кэрол встретилась с Марго в музее Гуггенхайма.[3] Марго тоже поделилась хорошей новостью: Ларри предложили два места работы, и он был в хорошем расположении духа, так же как и дети. Эти перемены казались знамением — знаком, что прошли плохие времена.

Вернувшись с почты днем в среду, Кэрол села за рабочий стол просмотреть дневную работу и облокотилась на спинку стула. Ее голубая подставка для кистей с белой надписью CAROL была сдвинута. Обычно она стояла на правом углу стола… а сейчас была в середине.

Действительно ли подставку сдвинули? Может, она сама случайно смахнула ее? Она осмотрела квартиру и убедилась, что ничего не пропало. Может, это игра воображения? Несколько успокоившись, она вернулась к мольберту, просмотрела эскизы… и опять ей показалось, что они перепутаны. Она посмотрела последние рисунки «Дана», серию, где на нее напали деревья. На каждом эскизе в руках у Даны был меч, чтобы обороняться от лесных чудовищ. Но на последнем рисунке меча не оказалось — он был стерт.

Кэрол почувствовала, что сходит с ума. Неужели она изменила рисунок и забыла об этом?

Нет, не может быть! Кто-то побывал в квартире. Но кому бы пришло в голову делать такие вещи?

Потом ее захлестнуло странное чувство — словно бы над ней надругались, изнасиловали, вторгшись в совершенно личное.

Первой мыслью было позвонить Эрику, но что могла она сказать, — что к ней забрался грабитель… и ничего не украл?

Этой ночью она плохо спала. Она кое-как заснула в половине третьего ночи, но сон был неспокойный, и в четыре утра она проснулась в холодном поту, прикосновение влажной подушки к щеке было неприятно. Снова заснуть ей удалось только спустя два часа.

Следующие несколько дней она боялась. Где бы она ни находилась, лица незнакомых людей казались угрожающими, несущими опасность. Если она слышала шаги за спиной, то сразу переходила на другую сторону улицы. Если кто-нибудь останавливался и смотрел на нее, она забегала в ближайший магазин. В «Фуд Импориум», катя тележку с продуктами в отделе «дели», она увидела мужчину в серой шляпе около прилавка и уже подбежала к нему, готовая крикнуть, чтобы он оставил ее в покое. А мужчина был совсем не Пол Миллер.

Кэрол потеряла покой. «Может быть, — думала она, — это просто навязчивая идея, что вон там человек, который убил десятки женщин, выискивая их на улице, автостоянках, везде, где он мог воспользоваться доверием и невинностью своих жертв». Это ощущение не покидало ее, и она была уверена, что Пол Миллер притаился за ближайшим углом.

Но он, конечно, не появился.

Интересно, почему Миллер пропал из виду так же быстро и незаметно, как и в первый раз?

В субботу днем Кэрол работала, когда ее вывел из состояния сосредоточенности громкий звонок домофона.

— Вас хочет видеть какой-то мистер Гейнс, — сказал привратник.

— Пропустите его, пожалуйста.

Эрик… Он говорил, что позвонит. Почему он пришел без предупреждения? Она сбросила свой заляпанный краской халат, схватила из гардероба блузку и быстро расчесалась. Прозвенел звонок.

— Привет, Кэрол, — сказал Эрик, когда она открыла дверь. — Извини за вторжение. Я был тут поблизости, и подумал, может… — Он остановился и засмеялся. — Нет, все это неправда. Я не был поблизости. Я приехал, чтобы увидеть тебя.

Внешний вид Эрика озадачил ее. Он был без формы: не в белой сорочке с галстуком и темном костюме, а в вельветовых брюках, поношенной рубашке и шейном платке канареечного цвета.

Она впустила его и смотрела, пока он проходил в коридор.

— Ты уверена, что все в порядке? — спросил он. — У меня выходной день, и я сначала собирался домой, так что…

— Это просто замечательно, — сказала Кэрол. — У меня есть немного кофе, если хочешь.

— Великолепно. — Он пошел за ней на кухню, и она чувствовала его за спиной, пока разливала кофе. Затем провела его в гостиную, где он уставился на груды книг и рисунков, разбросанных на диване возле окна.

— У тебя очень приятно. Мне было интересно узнать, как живут художники.

— Не так уж необычно по сравнению с другими, думаю. «Что он здесь делает? Это что — прикрытие?»

Кэрол опустилась в кресло, а он сел на диван напротив. Они сидели и молча смотрели друг на друга.

— Сегодня был ужасный день, — наконец сказал Эрик. — Я неожиданно подумал, что мне станет лучше, если я увижу тебя.

— А почему ужасный?

Эрик осматривался в комнате, будто ища, что можно поставить рядом с ее креслом.

— Может, прокатимся? — спросил он. — До парка? Или до Клойстерс?

Она несколько лет не была в Музее средневековья. Был солнечный день, и Эрик нуждался в сопровождающей.

Машина сегодня тоже была другая, не темный полицейский «седан», который, конечно, принадлежал полицейскому управлению, а старая марка «МБ» бутылочного цвета с безупречным салоном. Пока они ехали по шоссе Вест-Сайд, Эрик объяснил, что в свободное от школы время продавал и ремонтировал старые машины.

— Ради удовольствия, — сказал он, — и, иногда, денег.

Чувствуя, как гордится Эрик своим хобби, Кэрол сделала комплимент:

— Да она просто красотка.

Эрик улыбнулся:

— Да, с ней я не хотел бы расстаться.

Чем больше Эрик рассказывал о себе, тем больше она убеждалась, что во многом имела неверное представление о полицейских. Вечером он посещал юридические и социологические занятия в Колледже юриспруденции Джона Джея не только потому, что это было полезно для карьеры, но и потому, что ему это было очень интересно.

— Я многое упустил в школе, — сказал он. — Был трудным ребенком. Теперь приходится за это расплачиваться.

— Насколько трудным? — смеясь, спросила Кэрол. — Ты ведь не нарушал закон?

Он взглянул на нее и улыбнулся.

— Не будь так уверена. Но, конечно, ничего серьезного. Я был в оппозиции. Может, и за это я тоже расплачиваюсь.

— Ты имеешь в виду работу полицейского?

— Наверное. Я рад, что могу помочь системе работать. — Он помолчал. — Не хочу называть это великой миссией, так как, само собой, другая причина сугубо эгоистическая: для меня нет ничего более волнующего. Возможно, мне не следовало в этом признаваться, но несмотря даже на грязь, которой в работе хватает, иногда это просто потрясающе.

— Даже то, над чем ты сейчас работаешь? — спросила Кэрол. — Странно, что ты так об этом говоришь, Эрик.

Он снова посмотрел на нее, на этот раз хмуро.

— Я знаю, это бесчувственно. Но… я… — он наклонился над рулем, внимательно глядя на дорогу.

— Что? — настаивала она.

— Послушай, я привык класть все карты на стол. Так и здесь. Кэрол, ты мне нравишься. Но если может возникнуть какое-то продолжение, ты должна хорошо меня знать. Ты должна знать, что мне нравится моя работа. Честно говоря, от работы я получаю истинное удовольствие. Я расследую убийства, потому что для меня нет ничего более приятного, чем раскрыть самое серьезное преступление — убийство. Вот почему, когда мне представилась возможность присоединиться к спецгруппе, занимающейся этим случаем, я сам попросился туда. Потому что такого не было сто лет. Понимаешь? — Он изучающе посмотрел на нее.