Старик и молодой киборг подошли к одной из коробок. Внутри находился очень грубо сляпанный истукан: тело его представляло собой пластиковый торс, похожий на те, что стоят в некоторых ателье для малоимущих слоёв населения; его подпирали две металлические подставки; одна рука отсутствовала, а вторая была механической, с пластиковой полурасслабленной ладонью. Голова была выполнена довольно реалистично, но всё же с наивной простотой, и заметно потрёпана временем. Найт удивился, как это лицо, скопированное с мужчины, умершего более половины тысячелетия назад, похоже на те лица, что попадаются навстречу каждый день. Пожалуй, если бы по улице прошёл человек с такими чертами, он прекрасно вписался бы в толпу. Высокий, слегка выпуклый лоб с залысинами, выдающийся треугольный нос с лёгкой горбинкой, круглые, типичные для среднестатистического имперца, светлые глаза.

— Конечно же, это не истинное начало всех начал, — вздохнул господин Майкро Старр. — До них, в самом начале двадцатого века доядерной эпохи, было объединение творческой богемы Dada, породившее машину Noise Intoners. Затем — Стравински и Кандински… простите, это произносится как Стравинский и Кандинский. Затем — господин Теремин. Затем — первый в мире аналоговый синтезатор Moog. И вот, наконец, пришли они. Люди, возведшие Машину в абсолют. После них все прочие были лишь вторыми.

Старик выдержал паузу, глядя на истукана под стеклом, словно загипнотизированный. Вдруг встрепенулся и энергично засеменил куда-то, бормоча на ходу:

— Позвольте, я всё-таки включу для вас…

Через минуту что-то щёлкнуло, и в помещении гулко разнеслись смутно знакомые Найту звуки, такие же плоские и нарочито-ритмичные, как те, что он слушал совсем недавно. Механический голос заговорил что-то, и Найту показались знакомыми некоторые слова. «Мы», «роботы», «батарея», «энергия», «механика». Только произносились они странно. Истукан вдруг дёрнулся, завертел головой, плавно приподнял руку и прижал её к пластиковой груди. Найт улыбнулся, с интересом следя за его скудными, отточенными движениями. Сейчас танц-андроидов делают с такими движениями, но вроде бы стремятся к большей натуральности.

Вдруг истукан протянул единственную сохранившуюся руку к своему зрителю и повернул к нему голову. Найт вздрогнул. Ему показалось, что эта кукла смотрит на него осмысленно. В уголках узких, красиво очерченных губ пряталась улыбка Джоконды.

Найт осторожно приложил к стеклу ладонь. Кукла смотрела на него лишь мгновение, потом снова завертела пластиковой головой из стороны в сторону, поскольку несовершенство конструкции не позволяло сделать больше никаких движений. Наваждение схлынуло, Найт качнулся назад и потряс головой. Наступила тишина. Истукан замер, держа руку напротив несуществующего сердца.

Найт вдруг ощутил невероятную полноту и совершенство этой примитивной музыки. Ничего лишнего, чёткость, бесстрастность, безэмоциональность, математическая точность. Универсальный язык Вселенной.

Зачем глупые люди хотят придать машинам «естественность»?

— Вам понравилось? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Майкро Старр, появившийся из темноты. — Неужели вы никогда не слышали этого откровения, этих предтеч? Kraftwerk. Если вы интересуетесь искусством и историей, то обязаны были слышать.

— Ах да, точно, название слышал! — кивнул Найт.

— Их было четверо. Как стихий. Или всадников апокалипсиса. Хм… Бытует мнение, что они были первыми киборгами доядерной эпохи или, по крайней мере, дистанционно управляли своими механическими двойниками при помощи каких-нибудь мнемокабелей. Но всё же эти версии несостоятельны, так как в то время не существовало подобных технологий. Это просто кукла, увы.

— Более древние цивилизации считали, — проговорил Найт, заворожено глядя в глаза истукану, — что в куклу может переселиться душа человека после смерти.

— Почему нет? — с удивительным спокойствием пожал плечами господин Старр.

— Когда откроется экспозиция, записи их музыки можно будет купить в сувенирной лавке, — сказал смотритель музея после паузы. И через секунду добавил: — Однако что-то подсказывает мне, что ждать вам не хочется.

Найт смущённо улыбнулся. Старик похлопал его по мускулистому предплечью сухонькой лапкой и опять исчез в темноте. Найт снова взглянул в лицо кукле. Та смотрела на него с неживым, каким-то космическим спокойствием, точно знала все тайны мироздания. Её нарисованные глаза видели расцвет и закат доядерной эпохи, вероятно, видели и Тёмное Время и с таким же точно спокойствием посмотрели на того археолога, что откопал эту куклу где-нибудь в пустыне, а быть может, на того подводного пирата, что поднял её со дна Эурийского моря. Наверняка эти глаза увидят расцвет и закат Империи. Быть может, даже нескольких Империй. Одни народы будут править другими, история будет ходить по кругу, а механическая кукла с улыбкой Джоконды будет безразлично смотреть на эту суету.

Найт уходил из музея, прижимая к груди целый ворох дисков, подаренных Майкро Старром, и чувствуя радостное возбуждение.

Ещё совсем недавно его душа металась между ураганом чувств и полным эмоциональным штилем. Хрупкая, как снежинка, пронзительная «Зима» и хор маленьких ангелов среди холодных туч спорили в Найте со скрежетом шестерней. Но теперь в этой новой классике, бесчувственной, но вызывающей эмоции, душа молодого киборга обрела равновесие.

Близнецы, казалось, забыли о его существовании. С них станется. Впрочем, Найт не обижался. Он понимал, что у Генриха и Штэфа есть своя жизнь, и он не вправе требовать к себе особого внимания.

Вместо того чтобы сидеть и ждать или без дела слоняться по саду, Найт решил потратить время с пользой. К чему располагало ещё и приподнятое настроение. Он тщательно изучил перечень музеев в Комплексе, выбрал несколько, посмотрел на трёхмерной карте, где они находятся, составил наиболее рациональный маршрут и отправился поглощать пищу для ума, бережно уложив подаренные Майкро Старром диски в сумку.

Найт посетил выставку абстрактных голограмм, погулял среди причудливых растений — генетических новоделов, полюбовался экспозицией защитной амуниции от Средних веков доядерной эпохи до первых биомехов.

Наконец он очутился в обширном зале, в котором из-за рассеянного освещения терялись очертания стен и потолка. В хаотичном порядке тут и там торчали прозрачные панели, внутри которых мерцали двухмерные голограммы. Это были зацикленные короткие видеоинсталляции. Везде одно и то же — обнажённые мужчины разных возрастов и телосложения, полностью покрытые белой краской, которые манипулировали с отрезом полупрозрачной алой ткани. Кто-то неуверенно и смущённо прикрывался ею, переминаясь с ноги на ногу, кто-то исполнял откровенный эротический танец, кто-то просто лежал, кто-то красиво демонстрировал мышцы, кто-то бежал, подняв руки, и над головой его вился, словно язык пламени, алый шлейф. Были здесь и просто фотографии в полный рост. Всё те же белые мужчины. Всё та же алая полоса, перечёркивающая их тощие, полные, мускулистые, поджарые, гибкие или подростковые тела. Среди них попадались даже киборги, судя по чёрным полоскам на губах и стабилизаторам на спинах.

Найт был так увлечён голограммами, что не сразу заметил наблюдающего за ним мужчину. Смуглый брюнет средних лет с жгучим, просто рентгеновским взглядом. Он был почти одного роста с Найтом, но заметно шире, и строгий чёрный костюм едва не лопался по швам, обтягивая могучие мускулы. Из-за стрижки «площадкой» его голова была квадратной. Мужчина казался чёрной прямоугольной заплаткой на белоснежной скатерти.

Найт из вежливости старался игнорировать навязчивый интерес. И вдруг обнаружил мужчину совсем рядом.

Тот улыбнулся немного резкой улыбкой и протянул руку в кожаной перчатке:

— Добрый день. Надеюсь, я не оскорбил вас своим пристальным вниманием. Не могу пройти мимо такого великолепного типажа. Вы альбинос, если не ошибаюсь?