— Заткнись! Много ты понимаешь! — и вдруг малолетний панк умолк, глаза его расширились. — Эй! Ты ж… ты ж тот самый танцующий альбинос из Сети!

Найт слегка удивился подобной перемене, но больше внимания уделил всё же дрогнувшей тонкой руке, сжимавшей детонатор. Губы Свободного Волка расплылись в немного безумной улыбке.

— Круто! Я твой фанат!

Он потянулся к валяющемуся неподалёку пистолету Найта, его куртка слегка раздвинулась, и стала видна футболка с мультяшным изображением альбиноса, танцующего в окружении снежинок. Найт тяжело сглотнул, отвлекшись, его словно загипнотизировало это изображение. Товарищи внизу и заводские рабочие молча и напряжённо наблюдали за развитием ситуации.

Найт едва не пропустил момент, но всё же метнулся вперёд, подныривая под руку мальчишки. Застрекотали выстрелы, уходя в потолок. В следующую секунду молодой киборг ювелирно точным движением вывернул запястье противника, отнял пистолет, одновременно пережимая вену на второй руке, державшей детонатор. Пальцы юного анархиста онемели и предательски разжались. Найт подхватил детонатор в полёте и, прежде чем успел найти другое решение, выстрелил. По инструкции.

Пацана отбросило к перилам площадки. Голова нарисованного на футболке альбиноса исчезла в кровавой каше.

— Я ж… и правда твой… фанат, — прохрипел маленький бандит, подёргиваясь, потом сипло хохотнул, захлебываясь кровью, и вытянулся на полу.

Найт пошевелился только через минуту. Осторожно приблизился. Стеклянные полудетские глаза с крошечными зрачками таращились в потолок.

Сглотнув сухим горлом, молодой киборг развернулся и бросился к узенькой металлической лестнице. Мышцы свело судорогой, но они всё равно действовали, словно подчиняясь программе.

— Последний зачищен, — отрапортовал он севшим голосом, вручая Споту детонатор.

— Уходим, — проговорил инструктор, пытаясь проникнуть глубоким, внимательным взглядом сквозь преграду лучистых и прозрачных, как речной лёд, глаз Найта.

Альбинос показался Споту бледнее обычного, и губы его были плотно сжаты. В остальном он выглядел совершенно невозмутимо.

Карательная группа покинула цех, а вскоре и территорию завода, оставив рабочих на попечение подоспевших медиков и полицаев, а трупы анархистов — патологоанатомам.

Все киборги, участвовавшие в операции, получили в качестве прибавки к минимальному жалованию проценты за успешно выполненное задание. Ни для кого не стало сюрпризом, когда инициативного альбиноса выделили особо.

На полученные деньги он наконец-то приобрёл первый в жизни личный дикрайзер, на время отложив покупку новых визоров, которые не боялись бы его слёз.

Господин Миккейн открыл дверь и даже не удивился, увидев на пороге Найта. Тот широко улыбался, смаргивая с белых ресниц дождевую воду и протягивая большущую белую розу. На её лепестках дрожали капельки, словно драгоценные камни.

— Здравствуйте! Это для Моны.

Леди Лиандра подарила ему этот цветок. Найту он понравился, но почему-то заставил смутиться. Парню стало почти страшно отнести цветок в казарму. И так уже ребята подшучивали над ним и спрашивали, когда свадьба с дочкой хозяина. Киборгам нельзя жениться только на биологических женщинах (хотя в некоторых мегаполисах правило не распространялось на бесплодных самок), на сучках — пожалуйста. И Лиандра как назло оказывала солдату своего отца особые знаки внимания. А Найт с таким же упорством избегал встреч с ней.

«Эта роза такая же, как ты. Белая и с шипами», — сказала леди, протягивая Найту свой любимый цветок, когда буквально подкараулила молодого киборга в апартаментах Мастера Ирона.

Отказываться от подарка было неловко, но он словно жёг руки, и Найт поспешил к хорошо знакомому небоскрёбу-цилиндру. Сначала он хотел подарить розу господину Миккейну, но у самой двери вдруг придумал совершенную нелепицу. Дарить цветы самке! Да ещё чужой самке! Но возвращаться к изначальному сценарию было поздно.

— Проходи, проходи, — приветливо улыбнулся юноше его бывший учитель.

Через пару минут роза красовалась в узкой вазе цветного стекла на столике, за которым любила рукодельничать Мона, а киборг и историк сидели в креслах у камина и пили чай.

— Рассказывай же скорее, что случилось у тебя за это время? — спросил господин Миккейн. — Как ты живёшь? Как работаешь? Я слышал, ты делаешь большие успехи. О тебе начинают шептаться в городе.

— Да что уж там, — совершенно искренне смутился Найт, густо покраснев. Ему показалось, что в голосе учителя проскальзывают нотки неодобрения. Довольно сухо и коротко поведав о своей жизни, Найт пристал к учителю с расспросами о жизни Академии.

Около часа они болтали ни о чём. После паузы, за которую очередная порция чая была допита, господин Миккейн негромко спросил:

— Тебя что-то гнетёт, мой мальчик? Я же вижу.

Найт помолчал и выдавил будто через силу:

— Я… Я недавно убил одного нелегала…

И вдруг он выпалил всё как на духу — и о футболке, и о негласном сетевом бренде «танцующий альбинос».

— Это же я… Мультяшка. Порой я начинаю забывать, что существую. Я как будто вещь и принадлежу кому угодно, но не себе…

Господин Миккейн протянул руку и мягко положил свою широкую, тёплую ладонь поверх белой ладони Найта.

— Что же этот мир сделал с твоей зимой?

— Он испачкал мой снег, — в голосе сильного, опасного воина прозвучали дрожащие нотки обиженного ребёнка.

Господин Миккейн поднялся из своего кресла и, сев на подлокотник к Найту, крепко, по-отечески обнял его за плечи.

Они оба молчали несколько минут. Найт поймал себя на том, что ни о чём не думает. Даже о Делейте, о котором собирался задать миллион вопросов. В голове звенел прозрачный вакуум. Юноша как будто отключился от мира. И ощущал только объятия учителя. В них было так уютно и спокойно, так тепло… Вдруг молодой киборг встрепенулся и встал. Господин Миккейн встал следом.

— Я… я, наверное, пойду, — замялся Найт. Он попытался придумать какую-нибудь уважительную причину, чтобы всё не было так похоже на бегство, но ничего не придумывалось.

Учитель отнёсся с пониманием. Он похлопал молодого киборга по плечу и пожелал удачи. Найт чуть замялся. А потом всё же крепко обнял господина Миккейна, после чего покинул его дом. На многие годы.

Май 323-го года после Пыльной Войны выдался дождливым и холодным. Весна была похожа на осень. Само небо словно предчувствовало перемены, скорее к худу, чем к добру: оно висело над Империей мрачным и душным одеялом тёмно-стальных туч, медленно ползущих с севера.

Старый Император после продолжительной болезни скончался в возрасте восьмидесяти семи лет. Власть принял его старший сын, оставивший за собой титул и некоторые функции Канцлера. Господину Эрцу Айзэну досталось государство, которое раздирали на части противоречия и ветры волнений, желание свободы и непонимание того, что несла эта свобода всё ещё шаткой системе.

Крупные мегаполисы наводнили анархические и повстанческие организации, и кибертроника получила мощный толчок к развитию: Мастера увеличивали свои киберармии, а каждый киборг имел возможность выполнять большое количество заданий, приносящих хорошие проценты, и «вшиваться» по последнему слову техники.

Но в тихой Броксе ничего не происходило. По крайней мере, ничего в таких масштабах, как, например, в соседних Нидрэде и Келаме. Изредка приходилось усмирять молодёжные банды, которые старались всё же не вынуждать Мастера на самые жёсткие меры — многие помнили историю со Свободными Волками. Найт также старался теперь вывести противников из строя, стреляя по ногам, а не убивать мальчишек, зачастую даже не достигших совершеннолетия. Но всё равно за альбиносом закрепилась репутация безжалостного убийцы. Его называли просто Смертью — «бледный и в чёрном» (защитное обмундирование наёмников Мастера было чёрного цвета). И как смерть, он был одновременно пугающим и притягательным. Коллеги — молодые киборги и ветераны — относились к нему с уважением и подсознательной опаской, как к диковинному хищному зверю.