Во-вторых, он хочет, чтобы Брогеланд почувствовал себя его должником. Теперь, когда Хеннинг абсолютно уверен в том, что до того, как Брогеланд вошел в «Лумпу», он ничего не знал обо всем только что рассказанном Хеннингом, Брогеланд должен ему как минимум одну услугу. Это прекрасный способ построения отношений с источником.
— Где сейчас Анетте? — спрашивает Брогеланд, выслушав Хеннинга.
— Не знаю.
— Мы должны найти ее.
— Не уверен, что это будет легко.
— Ты о чем?
— Она знает, что Хенриэтте убили из-за сценария, и если бы я был на месте Анетте, то побоялся бы оказаться в такой же яме.
— Думаешь, она залегла на дно?
— А ты бы так не поступил?
Брогеланд не отвечает, но Хеннинг видит, что полицейский с ним согласен.
— Я должен забрать этот сценарий.
Хеннинг собирается возразить, но знает, что это будет воспринято как противодействие ходу расследования. Что наказуемо.
Он совершенно спокойно может обойтись без наказания.
— Сделай мне копию и забирай, — говорит он.
— Хорошо. Черт возьми, Хеннинг. Это…
Он качает головой.
— Я знаю. Готов поспорить, что Йерстад проглотит свою бороду, когда ты выложишь все это на следующем совещании.
Брогеланд улыбается. Большинство подчиненных имеет нелицеприятное мнение о своих начальниках. О том, как они пахнут, об их вкусе в одежде, об их диалекте или пристрастиях в еде, о совершенно тривиальных вещах или о стиле руководства. Потому что на свете существует множество плохих начальников.
А шутки по поводу начальства, исходящие от того, кто пытается выстроить отношения с источником, являются неплохим оружием. Хорошо, если источник окажется к ним восприимчивым. Ведь может случиться, что источнику очень нравится его начальник, а может, он состоит с ним в связи. Другими словами, в такой ситуации надо действовать осмотрительно, учитывая все возможности. Но Хеннинг умеет учитывать возможности. И он видит, что в голове Брогеланда уже сформировался образ Йерстада.
Брогеланд отпивает свой лимонад и откашливается.
— В тот день, когда убили Хенриэтте, — говорит он, отставляя от себя стакан, — Мархони смотрел фотографию, присланную на почтовый ящик Хенриэтте.
Хеннинг внимательно глядит на него.
— Фотографию?
— Да.
— А что на ней?
— На ней Хагерюп с мужчиной, лица которого не видно. Они обнимаются.
— Объятие из серии «привет, как я рада тебя видеть» или что-то более серьезное?
— Выглядит более серьезно. Кажется, что она висит у него на шее.
— И вы не знаете, кто этот мужчина?
— Нет. По всей видимости, взрослый, ему лет за сорок.
— И эту фотографию прислали на электронный почтовый ящик Хенриэтте?
— Да.
— Кто?
— Этого мы не знаем. Пока не знаем. Фотография была отправлена с адреса, который на первый взгляд ничего нам не говорит. IP-адрес компьютера, с которого была послано письмо, принадлежит интернет-кафе в Мозамбике.
Брогеланд расстроенно разводит руками.
— Значит, Мархони залез в почтовый ящик Хенриэтте и увидел эту фотографию?
— Да. Он это отрицает, но одновременно утверждает, что кроме него никто компьютером не пользуется.
— И кроме этой фотографии он ничего не просмотрел?
Брогеланд отрицательно качает головой.
— В тот день он просматривал собственный почтовый ящик и несколько сайтов. Ничего особенного или компрометирующего.
Хеннинг пододвигает к себе сценарий и листает его. Очень скоро он находит то, что ищет. Он показывает пальцем на середину страницы.
— Здесь Мерете спрашивает Мону: «Ты с его компьютером сделала все как надо?» Видишь?
Брогеланд читает.
— Яшид пошел в душ после секса, и именно тогда Мона что-то сделала с его компьютером. Сделала все как надо.
Брогеланд кивает, допивая жидкость из своего стакана. Он ставит его на стол и тактично подавляет отрыжку.
— Хенриэтте могла сделать то же самое, — оживленно говорит он. — Она была у Мархони в день, когда ее убили. И имеются четкие доказательства того, что у нее был секс.
— Не знаю, — произносит Хеннинг после некоторых раздумий.
— Что?
— Это должно указывать на то, что Хенриэтте все делает сознательно. Она специально едет к Мархони, занимается с ним сексом, проводит манипуляции с его компьютером, когда он этого не видит, а позже вечером уезжает туда, где ее насмерть забьют камнями. В этой конструкции не слишком много смысла.
Брогеланд размышляет, а потом согласно кивает.
— Ни один человек не согласится добровольно на то, чтобы его до смерти забили камнями, даже если он больной на всю голову, — продолжает Хеннинг. — Я не допускаю мысли, что Хенриэтте поступила так, чтобы донести до общества послание. Ее посланием должен был стать фильм. Конечно, то, что она зашла в свой почтовый ящик в тот день, может быть простым совпадением. С компьютера Мархони. А может быть, кто-то хотел, чтобы она так поступила и тем самым подставила Мархони. У тебя есть список входящих и исходящих ее мобильного, ей кто-нибудь звонил примерно в это время?
— Конечно есть, но мы еще не успели его внимательно проверить.
Хеннинг рассказывает, что в сценарии ничего не говорится о кнуте, электрошокере и отрубленных руках. Полицейский задумывается.
— А откуда тебе известно об этих деталях? Их не сообщали прессе.
Хеннинг улыбается про себя.
— Да ладно тебе, Бьярне.
— Йерстад в бешенстве, потому что кто-то на днях слил информацию НРК и продолжает это делать.
— И это был не ты?
— Упаси Боже.
— И не та блондинка, глядя на которую ты пускаешь слюни?
— Ни за что в жизни.
И тут до Брогеланда доходит, о чем говорит Хеннинг.
— Что ты имеешь в…
— Мы никогда не выдаем свои источники, — произносит Хеннинг. — Тебе это прекрасно известно. И я никогда не выдам тебя и надеюсь, что и ты не будешь меня вмешивать в эту историю.
— Мне не удастся.
— Вот как. Но я не планирую потратить следующие сутки на новые допросы в Управлении полиции. Если вы хотите, чтобы я помогал вам в этом деле, то я буду разговаривать только с тобой и ни с кем другим. Договорились?
Он видит, что Брогеланд задумался. До сих пор Хеннинг смотрел на полицейского с такой же подозрительностью, как и в детстве. Но он знает, что его чувства меняются.
— Договорились.
— Хорошо. Кстати, Тарик тоже действует в сценарии, — продолжает Хеннинг. — Но у него роль второго плана.
— А его случайно не убивают?
— Нет.
— Значит, кто-то вольно трактует этот сценарий.
— Или подстраивается под него. Или заботится о том, чтобы все, кто хоть что-то знает о случившемся, были устранены.
— Не уверен.
— Ты о чем?
— Мне кажется, речь идет не об одном преступнике.
— То есть?
— Яссер Шах убил и Хагерюп, и Тарика Мархони? Как-то не вяжется.
— Он мог убить обоих, чтобы подставить Махмуда?
— Мог, но я в этом не уверен. Зачем так возиться с убийством Хенриэтте, если два выстрела в грудь и один в лоб Тарику имели тот же результат?
— Может быть, Тарик знал, кто убийца, и его убили, чтобы оборвать эту ниточку.
— Это означает только то, что Тарик знал намного больше, чем мы думали. И то, что они с братом были замешаны в каких-то темных делишках.
— Но Тарик не произвел на меня впечатления такого человека. Он занимался фотографией. И казался тихим и вполне нормальным.
— Да, тебе лучше знать. Ты ведь брал у него интервью прямо перед тем, как его убили.
— Да. И он не сказал абсолютно ничего, что могло привлечь мое внимание, или ничего, свидетельствующего о том, что у кого-то может появиться желание ухлопать его. Единственное, что мне показалось немного странным, — это то, что он не сразу ответил на вопрос о том, чем занимается его брат.
— Ясно.
— А вы так и не поймали Яссера Шаха, насколько я понимаю?
— Нет. Его нет дома, нет на работе, он не появляется в местах, куда имел привычку захаживать, и его кредитка в последние дни нигде не засвечивалась. И на пограничных пунктах его не засекли.