Сократа, которому наиболее подобала роль председателя, как это и было в «Республике», на этот раз эта честь была предоставлена Критию.
Уже в самом начале «Тимея» Платон затрагивает тему Атлантиды. Критий (другой, «младший») обращается к Сократу, и еще один участник, тоже по имени Критий (обозначенный как «старший»), его будущий прапрадед, рассказывает ему захватывающую историю. Он сам узнал ее от своего отца, Дро-пида, которому, в свою очередь, поведал ее его родственник и друг Солон. Как и все участники этого диалога, Солон (ок. 638–558 гг. до н. э.) также является историческим персонажем — знаменитым афинским законодателем, названным Платоном одним из семи величайших афинских мудрецов.
Седая древность
«Тимей» утверждает, что все свои знания об этой истории Солон почерпнул в Саисе, «городе [в Египте], откуда пришел царь Амасис». Этот Амасис, которого правильнее было бы назвать Аамесом II, правил Египтом со своего трона в Саисе примерно с 570 г. до н. э. на протяжении целых 44 лет. И хотя Солон жил как раз в это время, в тексте не содержится никаких указаний на то, что Солону довелось побывать в Египте. Ученик Платона, знаменитый философ Аристотель (384–322 гг. до н. э.), сообщает, что Солон посетил Египет в начале своих десятилетних странствий по Средиземному морю в бытность архонтом, то есть главой городского совета Афин. Так как этот срок приходится приблизительно на 594–593 гг. до н. э., то есть примерно на 22–23 года раньше официальной хронологии правления Амасиса, то здесь мы видим явное несовпадение. И тем не менее нам известно, что Солон посетил Египет примерно в это время, поскольку греческий историк Геродот (484–408 гг. до н. э.) сообщает в своей «Истории», что «царь Амасис установил закон, согласно которому каждый египтянин должен был однажды в год являться перед правителем своей области и указывать источники своих средств к существованию… Афинянин Солон заимствовал этот закон у египтян и распространил его на своих сограждан, которые с тех пор должны были подчиняться ему».
Это означает, что Солон, по-видимому, совершил путешествие в Египет ближе к концу своей жизни, уже после того, как Амасис стал фараоном (в 570 г. до н. э.) (см. также главу II).
Критий рассказывает, что, войдя в храм, посвященный почитанию Минервы (греческое имя Неит, богиня-покровительница Саиса), Солон разговорился с одним из жрецов храма, о котором сказано, что тот выглядел «глубоким старцем». Он рассказывал об уничтожении рода человеческого в давние века, то есть затронул тему, с которой афинский государственный муж, как ему казалось, тоже был неплохо знаком. Но старейшина жрецов тотчас показал Солону, как ничтожно малы все его познания об истинной истории рода человеческого, сказав: «…вы, греки, всегда точно дети; в Греции невозможно даже отыскать старика… Ваш разум еще слишком молод… он не способен хранить старинных представлений, основанных на давней традиции, не помнит знаний эпохи седой древности».
Поведав Солону о «бесчисленных и многообразных разрушениях, нанесенных роду человеческому, самые страшные из которых причинили ему огонь и вода», жрец принялся объяснять природу этих ужасных катастроф, разрушивших все достопамятное в человеческой истории. Традиции памяти о них, утверждал он, сохраняются только в хрониках, принадлежащих храму, ибо это «самые древние записи на земле».
Солону было дано понять, что история и генеалогия Афин, которые он с гордостью процитировал было, «мало чем отличаются от детских россказней». Ему объяснили также, что «ваши люди [т. е. афиняне, жившие в эпоху Солона] помнят всего лишь один потоп [упоминающийся в истории о греческом герое Девкалионе], хотя бывали потопы и раньше; более того, вы и понятия не имеете о том, что в вашей стране некогда жила самая отважная и доблестная на земле раса людей». И по сравнению с той расой афиняне времен Платона несут на себе явные следы вырождения.
Затем старейшина жрецов, которого греческий биограф Плутарх (ок. 50 — 120 гг. н. э.) называет «Сенчисом Святым», поведал о том, как перед «самым ужасным уничтожением всего живого водой» граждане Афин были «самыми доблестными воинами», а их строй и правление почитались «самыми благородными под небесами».
Солону было открыто также, что «великие деяния» благородной расы детей Афин записаны в сведенных хрониках храма и что они, возможно, «позволяют воскресить всю историю в мельчайших деталях, читая записи, сделанные задолго до нас». Одним из великих деяний, которое Солон запомнил из беседы со старцем, было то, как «народ Афин некогда положил конец всемогуществу некой великой державы, которая беспрепятственно распространилась по всей Европе и Азии, начиная с берегов Атлантического океана (курсив автора)».
Само собой разумеется, что в заключение диалога жрец из Саиса поведал Солону историю, происшедшую прежде разрушения Атлантиды, родины этой всемогущей державы. В большинстве переводов «Тимея» на английский этот важнейший текст занимает всего каких-нибудь 50 строк. Однако каждая строка буквально переполнена ключевыми фактами, описывающими это погибшее царство. Платон пытается восстановить другие подробности о жизни атлантов в обширном продолжении «Тимея», озаглавленном «Критий». Однако мы не должны забывать о том, что хотя «Тимей» действительно содержит немало реальных астрономических и научных данных, практически не имевших себе равных в те дни, все произведение в целом написано как своего рода научно-фантастический трактат.
Необъятные земли
Жрец из Саиса рассказывает далее, что могучая сила, поднявшаяся на борьбу против власти Афин, была родом с «острова», находившегося где-то возле Геркулесовых столбов[6].
Это название в эпоху классической древности носили столбообразные скалы, высившиеся по обеим берегам Гибралтарского пролива и служившие как бы естественной границей Атлантического океана. Старец доказывает местонахождение этого острова в Атлантике тем, что заявляет, что «в те времена» «океан можно было легко пересечь».
Однако что имел в виду Платон под словом «пересечь?» Насколько мы можем представить, это означает, что «остров» в Атлантике, родом с которого были могучие агрессоры, в прежние века находился не только в пределах досягаемости, но на него можно было плавать на кораблях океанского класса, способных пересечь Атлантический океан.
Тогда где же, по представлениям Платона, находился этот остров, когда он впервые высказал мысль о некоем «острове» в Атлантике, на котором жил воинственный народ, противостоявший военной мощи древних Афин? Быть может, его представления были основаны на опыте древних морских походов на остров Мадейру? А может, на один из Канарских островов или даже Азорских? Все эти группы островов расположены у побережья восточной Атлантики и, вне всяких сомнений, были хорошо знакомы мореплавателям античности в первом тысячелетии до н. э. (см. главу V).
Однако Платон, по-видимому, имеет в виду вовсе не один из этих островов, поскольку старейшина жрецов сообщает Солону, что «остров» Атлантида по размерам превосходил «Ливию и Азию вместе взятые». Это совершенно фантастическое заявление. Во времена Платона под Ливией понимался весь Северо-Африканский континент к востоку от Египта, то есть его территория сравнима с размерами современной Европы. С другой стороны, Азией именовалась полоса суши между Египтом на западе, Кавказскими горами (юг современной России) на севере, Аравией на юге и Индией на востоке. Азия во времена Платона была сопоставима с территорией современной Северной Америки. Таким образом, это подтверждает более древние указания на существование грандиозной территории, настолько огромной, что она вряд ли могла уместиться в Северной Атлантике!
Так как остров-континент таких масштабов, которые называет Платон в своем «Тимее», по-видимому, вряд ли мог в действительности существовать в сколь угодно удаленную от нас геологическую эпоху, ученые склонны считать рассказ Платона о колоссальном острове вымыслом чистой воды. Большинство специалистов, занимающихся изучением Атлантиды, отлично знакомы с этой проблемой и часто пытаются приуменьшить размеры платоновской Атлантиды, высказывая предположение, что под Азией автор понимает всего лишь Малую Азию, т. е. примерно территорию современной Турции. Однако на основе имеющегося текста Платона нет никаких причин для такого допущения. Он просто не имел этого в виду, вот и все. Действительно, оказывается, что при сравнении размеров Антлантиды, с одной стороны, и Ливии с Азией вместе взятых — с другой, он, Платон, просто хотел дать представление об огромных размерах Атлантиды, не располагая точными геометрическими сведениями.
