— Серийных убийцах? О ком конкретно?

— Не знаем. Мы правда еще не обсуждали, — сказал он.

— Брайан, ты как относишься к проекту о серийных убийцах?

— Мне нравится, — сказал я.

— Что это с вами, грозные парни? — спросила она, имея в виду наш последний проект, когда нужно было изобразить какое-нибудь событие из американской истории, и у нас получилась очень кровавая живописная сцена, в которой два солдата на гражданской войне, южанин и северянин, резали друг друга на мелкие кусочки. Несмотря на всю кровь и кишки, мисс Эйкен сказала, что мы уловили настроение этого страшного конфликта. Так что, в принципе, мы имели успех.

— Ну не знаю, — сказал Майк. — Это жизнь типа, знаете, вещи, о которых никто не хочет говорить, смерть и все такое. Как брату Флэнегану, например, глотку вскрывают, — сказал Майк, изображая на себе, как вскрывают глотку брату Флэнегану. — Это же правда все.

— Ну, я от вас двоих многого ожидаю, если учитывать ваш предыдущий проект, — сказала мисс Эйкен со своей прекрасной ослепительной улыбкой. — Надеюсь, все будет так же правдиво.

— Круто, — сказал я, позаимствовав это выражение у Майка.

Мисс Эйкен обернулась было и двинулась к следующим партам, но остановилась и лишь подняла темную бровь, протянув миниатюрные пальчики к затылку Майка. Я почувствовал, как у меня отваливается челюсть. Я увидел, как Майк закрыл глаза, стиснул зубы и выдохнул: бля. Мисс Эйкен так легко, так нежно погладила его по затылку, запустив пальцы в густую шевелюру.

— Они ужасно длинные, — прошептала она, подмигивая ему.

— Да, мэм, — сказал Майк, все еще щурясь. Мисс Эйкен наклонилась к нам и улыбнулась.

— Все в порядке, — прошептала она. — Я думаю, это правильно, когда вы сами выбираете, как вам выглядеть. Это помогает выразить индивидуальность, знаете ли.

— Правда? — сказал Майк, изумленный и сконфуженный.

— И, кстати, у моего парня длинные волосы, — сказала она, и, не произнеся больше ни слова, повернулась и стала задавать вопросы следующей группе. Майк выпучил глаза, с улыбкой уставившись на меня.

— Чувак, — сказал он. — Однажды эта женщина будет моей.

— Вставай в очередь, — сказал я.

— Ну, что делать будем? — спросил Майк, закрашивая углы пентаграммы. В одну секунду пятиконечная звезда превратилась в козлиную голову с рогами и оттопыренными ушами и длинной узкой мордой и подбородком — символ группы Venom.

— Не знаю, а какие идеи? — спросил я.

— Чувак, как насчет того гребаного фильма? — сказал он.

Мы с Майком только что посмотрели фильм о бостонском душителе, с Тони Кертисом и Питером Фондой, по-моему. Он был целиком посвящен этой истории и тому, как население Америки был до смерти напугано. Я понятия не имел, как такое можно считать событием, изменившим Америку.

Мисс Эйкен незаметно подошла к доске и один раз хлопнула в ладоши, что означало: быстро все заткнулись.

— Ну, ребята, кто уже выбрал? Есть добровольцы, которые хотят поделиться своими мыслями? — спросила она, и Майк вот так просто вскинул руку, как будто молния сверкнула в небе.

— Да, Майк, что у вас?

— Мы собираемся делать доклад о бостонском душителе, как вам, мисс Эй? — торопливо и возбужденно выдохнул он.

Мисс Эйкен кивнула и тепло нам улыбнулась.

— И почему же вы, ребята, думаете, что бостонский душитель изменил Америку? — спросила она.

Я подумал, что вот нас и умыли, но Майк, в своем репертуаре, вальяжно сказал:

— Он сильно повлиял на наше чувство доверия и безопасности и… ммм… общности, — и мисс Эйкен только кивнула, видимо, под впечатлением. Она отметила нас в журнале, и то, что она поставила нам большой плюс, было лишь первой нашей ошибкой.

Как раз в это время миссис Мэдден, мама Майка, завершила бракоразводный процесс. Она его проиграла, и однажды, когда мы были у них в кухне — Майк курил над раковиной, а я рисовал маркером ОЗЗИ на костяшках обеих рук, миссис Мэдден остановилась, посмотрела на нас, поставила корзину с бельем, пригладила волосы, глубоко вздохнула и сказала нам с Майком:

— Вот и все. Я сдаюсь и перестаю считать вас человеческими существами.

— Чего? — спросил Майк, тупо щурясь.

— Прекрасно. Хотите быть антисоциальными элементами — прекрасно. Хотите расти без каких-либо перспектив на будущее — меня это нисколько не волнует.

— Ты о чем говоришь, мам? — спросил Майк, качая головой. Миссис Мэдден встала перед нами, распустила волосы, глубоко вздохнула и улыбнулась, но как-то злобно. Она была очень худая, высокая, с пушистыми светлыми волосами. Носила в основном брюки и курила больше Майка, наверное. Я нервничал, оттого что она вроде бы хочет получить ответы на вопросы, о которых я и понятия не имел. Как например, однажды, когда Майк обжимался с какой-то девчонкой в своей комнате, а я внизу играл в пул сам с собой, она с минуту смотрела на меня, а затем сказала: «Что ты собираешься делать со своей жизнью?» И, не думая, я ответил: «Я буду в музыкальной группе играть. Наверное», и она испустила быстрый резкий смешок, покачала головой и спросила: «Правда?» — а я только пожал плечами и продолжил играть в пул, и не знаю даже, видела ли она, как я случайно загнал восьмой шар в лузу следующим же ударом.

Миссис Мэдден открыла сумочку и нашарила свои «Вирджиния слимс», прикурила одну и наставила ее на Майка, а затем на меня.

— Вы двое — больше не моя проблема.

— Серьезно? — спросил Майк.

— Серьезно, — сказала она. — У меня есть бумажка от твоего отца, в которой сообщается, что наш брак расторгнут. Так что ты, — сказала она, указывая на Майка сигаретой, — больше для меня не существуешь.

— Круто, — сказал Майк. — И что это значит?

— Это значит, — сказала миссис Мэдден, нежно дергая Майка за длинные рыжие волосы, — что я за вас двоих больше не отвечаю. Я прекращаю переделывать мужчин, — сказала она, исподволь усмехнувшись.

— И мы можем делать, что хотим? — спросил Майк, безумно ухмыляясь.

— Вы можете делать все, что хотите, — ответила она, кивая.

— Можем курить на первом этаже?

— Вы и так курите, — сказала она.

— И траву даже можем курить?

— Мне все равно, — сказала она, — если после этого вы не догадаетесь сесть за руль.

— Круто, — сказал Майк. — А телок можно приводить?

— Мне все равно, — снова сказала она. — Только никакого секса. Если кто-нибудь из вас кого-нибудь обрюхатит в моем доме, вы в секунду отсюда вылетите.

Она сказала это, глядя на меня, хотя я даже не был ее ребенком.

— И тусоваться можно допоздна? — снова спросил он. — Никакого комендантского часа?

— Мне все равно, что вы делаете. Вы двое больше не в моей компетенции, — и она снова потянула Майка за волосы и удалилась в полуподвал к стиральной машине.

— Невероятно, черт возьми, — сказал Майк.

— Да уж, — согласился я.

— Совершенно невероятно, — глаза его заблестели в предвкушении. — Я должен позвонить отцу и поблагодарить его.

— Что теперь? — спросил я.

— У нас блин теперь вечеринка. Нет-нет, оргия. Знаешь каких-нибудь девчонок, которые не откажутся от оргии? — спросил он меня.

— Не-а, — сказал я.

— Очень жаль.

— Ну, с чего начнем? — спросил я.

— Я иду вниз посидеть на диване и выдуть огроменный косяк.

— Присоединяюсь, — сказал я и, вперед и с песней, как авангард королевского войска, мы спустились по деревянным ступеням в незаконченный цокольный этаж, представляющий собой длинный серый бетонный прямоугольник, пройдя коридором, забитым коробками, хламом и тряпьем. В полуподвале у них был вполне приличный бильярдный стол и два потертых дивана напротив старого телевизора. На одной из стен висел плакат с полногрудыми блондинками из рекламы ликера, а на противоположной — реклама альбома Tribute Оззи. Поскольку комната Майка находилась здесь же, внизу, едва отделенная тонкой деревянной перегородкой, весь полуподвал пропах его сигаретами — весь: диваны, сукно бильярда, черные занавески, прикрывающие маленькие подвальные окна, свет сквозь которые не проникал по-любому.