— Третья слева, — сказал Йалб, указывая пальцем. — Торговца зовут Артмирн. Мне сказали, что он лучший.

Тайленское имя. Скорее всего, Йалб расспрашивал своих земляков, и они направили его сюда.

Она кивнула Йалбу, и они поднялись по крутой каменной улице к магазину. Йалб не пошел внутрь; она часто замечала, что многие мужчины чувствовали себя неуютно среди книг, даже те, которые не исповедовали Ворин.

Она толкнула прочную деревянную дверь, украшенную двумя хрустальными панелями, и вошла в теплую комнату, не зная точно, что ее ждет. Она еще никогда не бывала в лавках — всегда либо посылала слуг, либо торговец приходил к ней.

Комната внутри выглядела очень привлекательно — горящий камин, рядом большие удобные стулья. На поленьях танцевали спрены огня, пол был из дерева. Ни одного шва — скорее всего Преобразователь сделал его из каменного склона под домом. Очень расточительно.

За прилавком у задней стены стояла женщина, одетая в вышитую юбку и блузку, а не в гладкую шелковую хаву, как сама Шаллан. Темноглазая, но, очевидно, богатая. В королевствах Ворин она имела бы первый, в крайнем случае второй нан. Но у тайленцев была своя собственная система рангов. По меньшей мере они были не совсем язычники — уважали цвет глаз и женщину, носившую перчатку на безопасной руке.

В магазине было на удивление мало книг — несколько на прилавке, одна на полке за стойкой. На стене тикали часы, с их низа свешивалась дюжина мерцающих серебряных колокольчиков. Скорее чей-то дом, чем книжная лавка.

Женщина вставила закладку в одну из книг и улыбнулась Шаллан. Заискивающая вкрадчивая улыбка. Почти хищная.

— Садитесь, Ваша Светлость, пожалуйста, — сказала она, указывая на стул.

Свои длинные тайленские брови она завивала, и они свисали по бокам ее лица как завитки ее челки.

Шаллан неуверенно села, а женщина позвонила в колокольчик под прилавком. Очень скоро в комнату вразвалочку вошел толстый человек в жилете, который, казалось, готов был в любое мгновение лопнуть от усилия сдержать свое брюхо. Седые волосы, брови зачесаны назад, за уши.

— А, — сказал он, хлопая пухлыми ладошками, — юная прелестная дама. Ищете какой-нибудь великолепный роман? Который поможет вам провести жестокие часы разлуки с любимым? Или, возможно, книгу по географии, с описанием экзотических стран? — Он говорил слегка снисходительным тоном, на ее родном ведене.

— Н-нет, спасибо. Мне нужен ряд книг по истории и три по философии. — Она замялась, вспоминая имена, названные Джаснах. — Что-нибудь Пласини, Габратина, Юстары, Маналина или Шауки-дочь-Хашвета.

— Трудное чтение для такой юной особы, — сказал человек, кивнув женщине, скорее всего его жене. Та нырнула в заднюю комнату. Он должен использовать ее для чтения; если умел читать сам, но не хотел отпугнуть покупателей, делая это в их присутствии. Его дело коммерция — по большей части мужское искусство.

— И почему юный цветок вроде вас интересуется такими скучными предметами? — спросил торговец, садясь на стул напротив нее. — Не смогу ли я прельстить вас каким-нибудь любовным романом? Они моя специальность, видите ли. Все юные дамы города приходят ко мне, и я всегда привожу им самое лучшее.

Его тон заставил ее рассердиться. И так достаточно неприятно знать, что ты была домашним ребенком. Неужели необходимо напоминать ей об этом?

— Любовный роман? — сказала она, прижав сумку к груди. — Да, пожалуй, это было бы мило. Быть может, у вас есть экземпляр «В объятиях пламени»?

Торговец мигнул. Книга «В объятиях пламени» была написана с точки зрения человека, который медленно погружался в безумие после того, как от голода умерли его дети.

— Вы уверены, что хотите настолько… э… амбициозную книгу?

— А что, юной даме неприлично иметь амбиции?

— Нет, конечно нет. — Он опять широко улыбнулся, показав все зубы, — улыбка торговца, пытающегося вручить покупателю залежалый товар. — Похоже, вы женщина с исключительным вкусом.

— Так и есть, — сказала Шаллан твердым голосом, не обращая внимания на прыгающее в груди сердце. Неужели она должна спорить со всеми встречными и поперечными? — Я люблю есть тщательно приготовленную еду, и у меня исключительный вкус.

— Прошу прощения. Я имел в виду исключительный вкус в книгах.

— Никогда не ела ни одной.

— Ваша Светлость, похоже, вы насмехаетесь надо мной.

— Нет. Я еще даже не начала.

— Я…

— А теперь, — сказала она, — вы были совершенно правы, сравнив чтение и еду, ум и желудок.

— Но…

— У слишком многих из нас, — неумолимо продолжала она, — то, что входит через рот, вызывает намного более сильную боль, чем то, что мы впитываем через глаза и уши. Вы согласны?

Он кивнул, возможно еще не веря, что она разрешила ему говорить. Шаллан, однако, в глубине души понимала, что позволила себе зайти слишком далеко, и только потому, что расстроилась после разговоров с Джаснах.

Впрочем, сейчас это ее не волновало.

— Исключительный, — сказала она, как бы пробуя слово на вкус. — Не уверена, что одобряю выбор слова. Исключительность означает, что вы предубеждены. Вы исключаете все остальное. Не важно, говорим ли мы о еде или о мыслях, может ли человек позволить себе исключить что-то из того, что поглощает?

— Мне кажется, может, — сказал торговец. — Разве вы сами не сказали это, только что?

— Я сказала, что мы должны всегда думать, прежде чем съесть — или прочитать — что-нибудь. Скажите мне, что произойдет с человеком, который ест только сладости?

— О, я хорошо знаю это, — ответил Артмирн. — Моя невестка ест только конфеты и пирожные и время от времени страдает от расстройства желудка.

— Вот видите, значит, она тоже исключительная. Телу нужна сама разнообразная еда, чтобы оставаться здоровым. А уму нужны самые разнообразные идеи, чтобы оставаться острым. Согласны? И если бы я читала только глупые романы, которые, как вы предполагаете, удовлетворят мои амбиции, мой ум стал бы болен, как и желудок вашей невестки. Да, мне нравится эта метафора. Вы довольно умны, мастер Артмирн.

На его лицо вернулась улыбка.

— Конечно, — заметила она, не улыбнувшись в ответ, — иногда бывают одновременное расстройство желудка и ума. Как мило с вашей стороны, что вы сопроводили выразительным примером из жизни вашу замечательную метафору. Вы всегда так разговариваете с покупателями?

— Ваша Светлость… Похоже, вы свернули на сарказм.

— Очень странно. А мне казалось, что я бегу совершенно прямо, крича во всю силу своих легких.

Торговец покраснел и встал.

— Я помогу жене, — сказал он и поторопился уйти.

Она откинулась на спинку стула, осознав, что злится на саму себя — она разрешила своему раздражению вылиться наружу. Именно об этом и предупреждали ее няни. Юная женщина должна следить за своим язычком. Невоздержанный язык отца заработал их дому прискорбную репутацию; неужели она добавит еще?

Она успокоилась, наслаждаясь теплом, и смотрела на танцующих спренов огня до тех пор, пока торговец и его жена не вернулись, неся в руках стопки книг.

Торговец опять уселся на стул. Его жена положила книги на пол, села на табуретку и показывала том, о котором говорил муж.

— История. Здесь у нас выбор из двух книг, — дружески-снисходительно начал торговец. — «Времена и События» Ренкалта — один том, краткое изложение истории Рошара, начиная с Теократии. — Его жена подняла переплетенный в красную материю том. — Я сказал жене, что вас, скорее всего, оскорбит такой поверхностный материал, но она настаивала.

— Спасибо, — сказала Шаллан. — Я не оскорблена, но мне действительно нужно что-нибудь более подробное.

— Тогда, возможно, вам подойдет Этернатис, — сказал он, и его жена подняла набор из четырех серо-голубых томов. — Это философский труд, который, однако, тщательно рассматривает тот же самый период времени, сосредоточившись главным образом на пяти королевствах Ворин. Как вы увидите, исчерпывающее изложение.