Шел дождь, мелкий, как всегда. Многие любили эти недели — не было сверхштормов, за исключением одного, прямо в середине. Жители города отдыхали от полевых работ и расслаблялись. Но Каладин скучал по солнцу и ветру. Ему не хватало сверхштормов, с их жестокостью и энергией. Мрачные, безрадостные дни, и ему было трудно делать что-нибудь полезное. Как если бы отсутствие штормов лишало его сил.

Мало кто видел Рошона со времени злополучной охоты на белоспинника и смерти его сына. Он спрятался в особняке, став настоящим отшельником. Однако люди в Хартстоуне старались не привлекать к себе внимания, как если бы ожидали, что он в любое мгновение может взорваться и обрушить на них свой гнев. Каладина это не волновало. На шторм — с неба или от человека — можно отреагировать. Но этот удушливый дождь, медленно и постоянно заливавший жизнь… Хуже, намного хуже.

— Каладин, — позвал его голос Тьена. — Ты наверху?

— Да, — отозвался он, но не пошевелился.

Облака, они такие равнодушные во время Плача. Может ли что-нибудь быть более безжизненным, чем эта убогая серость?

Тьен обошел дом и подошел к тому месту, где покатая крыша касалась земли. Он держал руки в карманах длинного плаща, шляпа с широкими полями защищала от дождя голову. Обе вещи выглядели слишком большими для него, но любая одежда казалась слишком большой для Тьена. Даже если идеально подходила.

Брат вскарабкался на крышу и подошел к нему, потом лег и уставился вверх. Кто-нибудь другой мог бы попытаться подбодрить Каладина и, безусловно, ничего бы не добился. Но Тьен каким-то образом всегда знал, что нужно делать. Сейчас надо было молчать.

— Ты любишь дождь, верно? — наконец спросил Каладин.

— Да, — ответил Тьен. Конечно, Тьен любил все на свете. — Но трудно глядеть вверх вот так. Мне приходится прищуриваться.

Каладин улыбнулся, сам не понимая почему.

— Я сделал для тебя кое-что, — сказал Тьен. — В лавке.

Родители Каладина беспокоились о будущем Тьена; плотник Рал взял его в подмастерья, хотя на самом деле не нуждался в нем и был постоянно недоволен работой мальчика. «Тьен слишком часто отвлекается», — жаловался Рал.

Каладин сел, и Тьен выудил что-то из кармана. Маленькая деревянная лошадь, затейливо вырезанная.

— Она не промокнет, — сказал Тьен, отдавая ему безделушку. — Я ее запечатал.

— Тьен, — сказал потрясенный Каладин. — Она великолепна. — Каждая деталь удивляла — глаза, копыта, линии хвоста. Она походила на тех величественных животных, которые тащили карету Рошона. — Ты показал ее Ралу?

— Он сказал, что она неплоха, — сказал Тьен, улыбаясь из-под слишком огромной шляпы. — Но он сказал, что я должен был сделать стул вместо нее. Теперь у меня неприятности вроде как.

— Но как… я хотел сказать, разве он не видит, как она прекрасна!

— О, ничего не знаю об этом, — усмехнулся Тьен. — Обыкновенная лошадь. Мастер Рал любит вещи, которые можно применить с пользой. Сидеть на них или вешать одежду. Но, надеюсь, завтра я сделаю ему хороший стул, которым он сможет гордиться.

Каладин посмотрел на невинное лицо брата, подумал о его легком дружелюбном характере. Он не растерял ничего, хотя уже стал юношей.

Как ты можешь всегда улыбаться, подумал Каладин. На улице кошмар, твой хозяин смотрит на тебя, как на крэм, лорд-мэр медленно душит твою семью. А ты улыбаешься. Как, Тьен?

И почему ты всегда заставляешь улыбаться меня?

— Отец истратил еще одну сферу, Тьен. — Каладин обнаружил, что говорит. Каждый раз, когда отец был вынужден поступать так, он, казалось, становился немного более бледным и немного ниже ростом. В это время сферы быстро темнели, свет в них кончался. Во время Плача зарядить сферы невозможно. Они все погаснут, постепенно.

— Осталось еще много, — сказал Тьен.

— Рошон пытается взять нас измором, — сказал Каладин. — Задушить нас постепенно.

— Не все так плохо, как кажется, Каладин, — ответил брат, взяв его за руку. — Дела никогда не обстоят так плохо, как кажется. Вот увидишь.

В голове Каладина возникло множество возражений, но улыбка Тьена прогнала их все. Сейчас, в самое мрачное время года, Каладин на мгновение почувствовал себя так, как если бы выглянуло солнце. Он мог поклясться, что вокруг стало светлее, дождь отступил, и небо посветлело.

У задней стены дома появилась мать. Она посмотрела на них так, как если бы обрадовалась, найдя обоих своих сыновей сидящими на крыше в дождь. Она встала на часть крыши, доходящую до земли. Там маленькая группа хасперов облепила камень; во время Плача маленькие двухпанцирные зверьки быстро размножались. Казалось, они появлялись ниоткуда, как и их кузины, улитки, усеивавшие все камни.

— О чем вы разговариваете? — спросила она, подходя и садясь рядом с ними. Хесина редко вела себя как другие матери в городе. Разве она не должна была послать их домой под предлогом, что они могут простудиться? Вместо этого она уселась с ними, потуже натянув коричневый кожаный дождевик.

— Каладин беспокоится, что отец тратит сферы, — сказал Тьен.

— О, не беспокойся, дорогой, — ответила она. — Ты сможешь поехать в Харбрант. Ты уже достаточно большой и через два месяца сможешь уехать.

— Вы двое должны поехать со мной, — сказал Каладин. — И отец.

— Уехать из города? — сказал Тьен с таким видом, как если бы никогда не думал об этом. — Мне здесь нравится.

Хесина улыбнулась.

— Что? — спросил Каладин.

— Большинство молодых людей вашего возраста сделают все, что возможно, лишь бы избавиться от родителей.

— Я бы не смог уехать и оставить вас, — заявил Тьен. — Мы — семья.

— Он пытается задушить нас, — сказал Каладин, поглядев на Тьена. Разговор с братом немного приободрил его, но возражения никуда не исчезли. — Никто не платит за лечение, и, я уверен, никто не заплатит тебе за работу. И что отец может купить за эти сферы? Овощи по десятикратной цене и гнилое зерно по двойной?

Хесина улыбнулась.

— Ты очень наблюдательный.

— Отец научил меня замечать детали. Взгляд хирурга.

— Ну и, — сказала она, и на мгновение ее глаза вспыхнули, — заметил ли твой взгляд хирурга, когда мы в первый раз платили одной из этих сфер?

— Конечно, — ответил Каладин. — На следующий день после случая на охоте. Отец купил новую материю и сделал бинты.

— А нам действительно были нужны новые бинты?

— Нет. Но ты знаешь отца. Он не любит, когда у нас не хватает хоть самой малости.

— И он потратил одну из этих сфер, — сказала Хесина. — Одну из тех, которые хранил много месяцев, бодаясь за них с лорд-мэром.

Не говоря уже о тех ухищрениях, на которые пошел, чтобы украсть их, подумал Каладин. Но ты об этом знаешь все.

Он посмотрел на Тьена, который опять уставился на небо. Насколько знал Каладин, отец еще не открыл ему правду.

— Твой отец сопротивлялся так долго, — сказала Хесина, — только для того, чтобы сломаться и потратить сферы на бинты, которые нам не понадобятся еще несколько месяцев.

Она была права. Почему отец внезапно решил?..

— Он заставил Рошона думать, что тот побеждает, — с удивлением сказал Каладин, глядя на нее.

Хесина сухо улыбнулась.

— В конце концов Рошон найдет способ отомстить, хотя это будет не так-то легко. У твоего отца высокий ранг, и он имеет право на расследование. Он спас Рошону жизнь, и многие смогут подтвердить серьезность ран Риллира. Но Рошон все равно будет давить. Пока не почувствует, что сломал нас.

Каладин повернулся к поместью. Его скрывала пелена дождя, но он различил палатки армии, разбившей лагерь на поле перед ним. На что это похоже: жить как солдат, быть открытым штормам и дождю, ветрам и бурям? Когда-то такая жизнь очень интересовала Каладина, но сейчас ему уже не хотелось становиться копейщиком. Голова была полна диаграммами мышц, списками симптомов и болезней.

— Мы будем тратить эти сферы, — сказала Хесина. — По одной каждые несколько недель. Частично на жизнь, хотя моя семья предлагает нам продукты. Пускай Рошон думает, что мы гнемся. А потом мы отошлем тебя. Неожиданно. Ты уедешь, и сферы — деньги за обучение за несколько лет — окажутся в руках ардентов.