Монке бежал вместе с группой других людей, спрятался в подвале дома на Шенхойзер-аллее и был там обнаружен советскими солдатами. В нем признали начальника отряда, известного под презрительным названием «эрзац-труппен», — батальона СС, защищавшего Берлин. Впоследствии допрос показал, что Монке большую часть времени проводил с Гитлером в бункере, а не снаружи со своими бойцами, защищавшими «Цитадель» — бомбоубежища под старой и новой рейхсканцеляриями.

…Монке помог русским солдатам обнаружить развалины бункера. Он охотно делился сведениями о последних днях, называл основные действующие лица из числа семисот служащих, секретарей, водителей, слуг и эсэсовцев, окружавших Гитлера. Болтал и болтал без умолку. Возможно, то, что он рассказал, привлекло внимание Сталина. Монке знал — русские намеренно сообщили ему об этом, что канадцы настаивали на его выдаче, чтобы устроить суд. Он делился всей информацией, которой только мог, и придумывал факты.

После побега Гесса в Великобританию у Сталина возникли еще большие основания думать о возможном союзе между англо-американскими силами и Германией против СССР. Монке подпитывал его подозрения, отчитываясь о секретных переговорах, проводившихся в течение последних нескольких месяцев между нацистскими лидерами и Западом. Он рассказал советским следователям о побегах нацистов, которые должны были бы предстать перед судом по обвинению в военных преступлениях. Он описывал тайные убежища в Баварских Альпах, перевод золотых и денежных резервов в нейтральные страны, сокрытие сокровищ, в том числе награбленных в России художественных ценностей. Он упомянул и обещания помощи со стороны ректора Римского папского тевтонского колледжа, епископа Алоиса Гудала, чье имя часто произносилось в последующие годы. Он говорил и о Братстве.

Западу стало известно о признаниях Монке через утечку информации из советской разведки. Но русские отказывались признать, что Монке находится у них. Начиналась игра между разведками, впоследствии приведшая великие державы на грань еще одной войны. Проблемы обострились 9 мая 1945 года, когда советская комиссия в Фленсбурге потребовала предоставить ей досье немецкой разведки, касавшиеся СССР. Ей сообщили, что единственным человеком, который, возможно, обладает обширной информацией о данных немецкой разведки по России, является генерал Гелен.

Гелен находился в особом лагере. Его допрашивал бригадный генерал Эдвин Сиберт, офицер американской разведки, которому ранее сделали выговор за то, что он недооценил немецкий боевой дух. Сиберт тотчас же доложил Аллену Даллесу суть хвастливых рассказов Гелена о его шпионской сети и о невероятных территориальных притязаниях СССР. В августе 1945 года Гелена и его специалистов переместили в Вашингтон.

…31 августа контролировавшаяся советскими властями берлинская радиостанция объявила, что «Борман находится в руках союзников». Никто не знал лучше русских, как нацистские захватчики умеют оправдываться, ссылаясь на правила и распоряжения. Хотя Борман был исполнителем завещания Гитлера и главой национал-социалистической партии, он, должно быть, казался Сталину, да и Западу, возможным фюрером четвертого рейха.

Русские знали из собственных источников — от военной разведки и от захваченных главарей вроде Монке — о том, что нацистские планы выживания предусматривали убедить западных союзников в том, что Гитлер ошибался только в способах ведения войны, но не в определении истинного врага всего человечества — Советского Союза. Довольно большое число немецких генералов считали, что необходимо сражаться с Россией, используя англичан и американцев. И в нацистских документах было достаточно сведений, оправдывавших подозрения Сталина о том, что Запад может попасться на такую уловку. Сталину казалось, что Гесс мог обсуждать создание военного союза против СССР, и его помощника капитана Пинча, оказавшегося в советском плену, допрашивали и пытали, морили голодом, сломали поочередно все пальцы. (Он был отпущен на свободу и вернулся в Германию в 1955 году.)

Монке держали в советском лагере в Штраусберге, но союзной разведке стало известно о том, что ему развязали язык. Его заявления цитировали, однако советская сторона отрицала факт задержания Монке всякий раз, когда канадцы обращались с запросами. Его сообщник по уничтожению канадских солдат — Курт Майер — был осужден и признан виновным. Но его отпустили на свободу, когда улеглась волна общественного возмущения. Русские заметили назначение Майера в европейское представительство НАТО. В ответ на один из запросов русские заявили: «Хорошо известно, что эти силы направлены против демократических республик… Империалистские милитаристы позволили нацистам вернуться на свои прежние военные и гражданские посты…» Между тем коллеги Майера, недовольные тем, что хорошо оплачиваемая работа доставалась таким молодым командирам как Майер, заявляли о том, что они более достойны занимать высокие посты. Спустя несколько лет после суда за военные преступления, вместо того чтобы быть благодарными за освобождение, генералы СС Готтлоб Бергер и Пауль Хауссер призывали НАТО рассмотреть притязания СС, которая «создала первую армию для борьбы с большевизмом».

В 1965 году СССР выдвинул потрясающую версию того, что произошло с Мартином Борманом.

Согласно советской версии событий, Мартин Борман не был убит в Берлине. Он пытался попасть на подводную лодку, стоявшую вблизи Фленсбурга, и при помощи Братства ушел в подполье, а затем добрался до Рима, где его старшего сына, Адольфа Бормана, епископ Гудал готовил в священники в Тевтонском колледже.

Гудала с большим энтузиазмом цитировали в нацистской прессе 1930-х годов. Он дал Гитлеру некоторые гарантии, позволившие фюреру действовать, не опасаясь возникновения объединенной католической оппозиции.

Советские спецслужбы выдвигали версию о том, что Гудал оказался должником Бормана с самых первых дней канцлерства Гитлера. Но и Борман был многим обязан Гудалу. Эта взаимность началась, когда Борман занимался организацией пристойных похорон для племянницы Гитлера — Гели. Традиционные католические похороны потребовались, чтобы скрыть правду об убийстве Гели, и Борман организовал их, но при этом оказался в долгу. Иных свидетельств того, что Борман использовал свои связи, особенно с Гудалом, чтобы обеспечить контакт с Ватиканом, не существует, кроме заявлений командующего СС в Италии генерала Карла Вольфа, сделанных им после того, как он вышел из тюрьмы, где отбывал срок за военные преступления.

Однако обратим внимание, что многие католические критики Бормана подвергались жестоким преследованиям. К примеру, отец Бернард Штемпфль, знавший многие компрометирующие подробности, был убит тремя выстрелами в сердце (и, на всякий случай, ему раздробили позвоночник) во время кровавой чистки, устроенной вслед за приходом фюрера к власти. После смерти священника остались документы, избежавшие цепких рук гестапо. В них отец Штемпфль заявлял, что нельзя идти на сделку с дьяволом.

Но не являлась ли советская версия пропагандой? Если это так, тогда Тито порядком подзабыл о своей вражде с Москвой, чтобы подтвердить данную версию. Югославские власти к тому же и добавили некоторые факты. Епископ Гудал являлся лидером пронацистских хорватов в Югославии, и его организация, устраивавшая побеги, оказалась хорошо знакома партизанам Тито. Более того, нацистский массовый убийца, Франц Штангл, продолжал бороться с Тито в конце войны до тех пор, пока его пребывание в Берлине не вызвало беспокойство. Когда его противники сочли Штангла достойным смерти, его отправили в Югославию, где люди Тито никогда не брали немцев в плен. Но Штангл сбежал во время перестрелки. Югославы проследили за его дорогой в Южную Америку. В югославском министерстве внутренних дел сохранились толстые папки с докладами по Братству.

Стивенсон узнал об этом, приехав в Белград, где ему оказали всяческую помощь в поиске кинопленок военного времени для создания документального фильма о Тито. Пленки оказались рассредоточены повсюду. Старые, некоторые легко воспламеняемые, они находились в обветшалых металлических контейнерах. Отдельные кинохроники были сняты немцами, а также солдатами-операторами, посланными союзной разведкой. Когда Стивенсон обнаружил, что фильмов вполне достаточно, чтобы отразить всю войну, бывший лидер партизан возразил: «Вам нужно увидеть документы и дневники, которые мы спрятали. Но некоторые из них мы сами до сих пор не можем найти… Они были спрятаны для сохранности, когда мы спасались от нацистских отрядов смерти».