Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Я возвращаюсь в Эдо!

Рокубэй от удивления раскрыл рот, а Дзюэмон продолжал:

— У меня там двенадцать мечей, и я хочу отдать их этому доброму человеку, чтобы он и его товарищи могли добиться справедливости.

— Так пусть он сам пойдет и возьмет их, — сказал Рокубэй.

— Без меня ему их не найти — они хорошо спрятаны. К тому же есть среди них один, беспокойный в ножнах, требующий крови врага. Его я никому не дам. Сам возьму, чтобы заступиться за несчастных и угнетенных.

— Дурак! — сказал Рокубэй.

На этом они расстались, и Дзюэмон ушел в одну сторону, а Рокубэй с Мурамори в другую и направились к большой дороге Токайдо.

ХИТРОСТИ И ОБМАНЫ

Один Рё и два Бу - i_032.png

Прежде чем переправиться через озеро и выйти на большую дорогу, всем, уходящим из Эдо, приходилось подвергнуться проверке и осмотру на заставе Хаконэ. Когда Рокубэй и Мурамори, преодолев крутой подъем по извилистой горной тропе, вошли в городок, там только что повесили молоденькую женщину.

Нельзя сказать, чтобы это было такое уж необыкновенное событие, — на заставе с подозрительными личностями расправлялись справедливо, но немного безжалостно, и это никого не удивляло. Но на этот раз бедняжка поразила воображение толпы своей молодостью и миловидностью.

Путники, ожидавшие своей очереди, чтобы пройти осмотр, обсуждали это происшествие.

Один Рё и два Бу - i_033.png

— Бедняжка! — с чувством воскликнул какой-то молодой человек. — Она не могла объяснить, по какому делу покинула Эдо, смущалась и сбивалась в своих показаниях. У меня сердце перевернулось от жалости. Ведь, может быть, несчастная любовь заставила ее бежать, и она стеснялась признаться. По этому поводу я тут же сочинил стихи…

— Как она страшно кричала! — перебила его пожилая женщина. — Ох, как она кричала, когда палач потащил ее.

— Я не боюсь начальника, — сказала храмовая танцовщица в черном шелковом халате. — Я собираю пожертвования на храм, исполняя священные пляски на городских площадях. У меня есть бумага, которую дал мне наш настоятель. Я уже три раза проходила через эту заставу. Меня знают на всех пятидесяти трех станциях Токайдо.

— Это правильно, что на заставах так строго проверяют людей, — заговорил какой-то важный купец. — Мало ли кто пытается пробраться в Эдо. Закон следует соблюдать! Если людям запрещено без разрешения властей передвигаться по стране, значит, следует подчиняться. Я еду по торговым делам, и никто мне не препятствует. А так начнут бегать слуги от господ, разбойники от правосудия…

— Говорят, — сказал молодой человек, — недавно жена одного из южных князей, которую держали заложницей в Эдо, пыталась пробраться к мужу, переодевшись крестьянкой. Стерла лак с зубов, запачкала лицо и руки землей, взвалила за спину охапку соломы. Однако же ее узнали и вернули обратно.

— Но я, например, — вмешался в разговор Рокубэй, — хочу навестить мою умирающую бабушку. Несчастная старушка! Живет в деревне совсем одна. Хочет благословить меня перед смертью и боится, чтобы не растащили ее имущество. Неужели меня не пустят к ней?

— А ты можешь доказать, что это правда? — сердито спросил купец. — Может быть, ты вор и пытаешься скрыться? Не так давно у нас в Эдо какой-то негодяй чуть не ограбил господина Сэдзи Исао, скупщика риса. Может быть, ты и есть этот разбойник?

— Я! — возмущенно воскликнул Рокубэй и поднес руку к скуле, будто хотел почесать ее. — Да после такого оскорбления мне и сидеть рядом с вами неприятно! Стыдно вам, а еще пожилой человек! — С этими словами он встал и, продолжая почесывать щеку, другой рукой отряхнул пыль с сиденья. — Идем, сынок! Не годится тебе слушать, как обижают твоего честного отца!.. — И увел Мурамори подальше…

— Нет, — сказал Рокубэй, — видно, не так уж просто пробраться сквозь эту заставу. Придется нам несколько времени пробыть здесь. Идем искать ночлег.

Но всюду, куда они стучались, все помещения были заняты путниками, ожидавшими пропуска. Наконец в глухом переулке они набрели на маленький домик, и старуха хозяйка сказала:

— Вот уж повезло вам! Наверно, вы хорошие люди и бог путешественников покровительствует нам. Только что ушел человек, который целых три дня жил под деревом в моем саду, и теперь это место свободно.

— Сколько же он платил вам за тень дерева? — спросил Рокубэй.

— Десять бу, каждое утро. Так точно и аккуратно, как солнце, неизменно всходящее по утрам.

— Не может быть! — воскликнул Рокубэй. — Как же низко он обманул вас, почтенная женщина! По моему разумению, такой превосходный ночлег стоит никак не меньше двенадцати бу. Если вы согласны, я займу это место, и так как рассчитываю пробыть здесь не меньше двух суток, то сразу заплачу вам за две ночи. А дважды двенадцать — двадцать четыре.

— А мальчик тоже будет ночевать? — спросила старуха, и ее глаза заблестели от жадности.

— Положим за мальчика еще десять бу, а всего тридцать четыре, — быстро согласился Рокубэй. — Значит, мы с вами договорились. И можете считать что эти деньги уже у вас в кошельке.

С этими словами он схватил ее за руку, крепки сжал ее пальцы в кулак и для верности еще при хлопнул сверху ладонью. Старуха осталась стоять со сжатым кулаком, будто уже лежали там деньги, а Рокубэй спросил:

— Может быть, у вас есть еще комната?

— У меня всего одна комната, — ответила она. — Но, если вы пожелаете, я уступлю ее вам, а сама, так и быть, переночую под деревом. Но это уже будет подороже.

— Чтобы не обидеть вас, положим по двадцать бу, — быстро начал считать Рокубэй. — За две ночи — сорок, а если вычесть тридцать четыре за дерево, останется шесть, за два тюфяка — восемь, это четырнадцать. И утром чай на двоих, скажем, еще шесть — это двадцать. И за ваше хорошее к нам отношение еще удвоим — и это будет сорок. И так как я уже не буду спать под деревом, вычтем тридцать четыре, и с вас следует дополучить шесть бу.

Мурамори только было открыл рот, чтобы указать Рокубэю его ошибку в сложении и вычитании, но тот бросил на него такой свирепый взгляд, что лицо мальчика покрылось от испуга потом, и он сразу замолчал. А старуха в удивлении хлопала глазами и, не успевая следить за быстрым счетом, только спросила:

— А почему вы вычли с меня за тюфяки? Это надо прибавить.

— Верно, верно, — согласился Рокубэй. — Пересчитаем еще раз. Значит, за две ночи в комнате… два раза по двадцать будет сорок. И прибавить тюфяки — сорок восемь, и вычесть чай — сорок два. И за дерево я заплатил двадцать четыре. И значит, их тоже надо вычесть. Это будет восемнадцать бу. И, как только вы вернете мне их, мы будем в расчете за две ночи вдвоем в комнате, а вы ночуете под деревом.

Старуха поскребла пальцем в прическе и спросила:

— Это верно — восемнадцать? Вы как будто сказали шесть?

— Шесть — без тюфяков, с тюфяками — восемнадцать. Мой мальчик остается здесь и ляжет спать. Он очень устал за дорогу. Прошу вас, верните мне восемнадцать бу, я очень тороплюсь. Сейчас я ухожу, но скоро вернусь и попрошу приготовить мне чай и какую-нибудь закуску, а найдется кувшинчик сакэ, еще лучше. Если у вас сейчас нет восемнадцадцати бу, дайте сколько есть. Остальное вернете, когда мы будем уезжать.

Старуха достала из рукава платок с завязанными в нем монетами и уже хотела распустить узел, но Рокубэй быстро прервал ее:

— Сейчас уж некогда считать. А я потом посчитаю и, если окажется лишнее, все тотчас вам верну… Мурамори, ложись, спи! — И он быстро ушел.

Мурамори послушно лег, но не мог заснуть. Ему мешали мысли. «Вот теперь он забрал деньги у этой дуры, — думал он. — Вернется он, как же, дожидайся! А меня он оставил здесь на растерзание. Что мне делать? Что ждет меня?»

Но не успел он два-три раза перевернуться с боку на бок, как Рокубэй уже вернулся, поддерживая под локоть какого-то странствующего монаха. Монах рассыпался в благодарностях.

24
{"b":"170976","o":1}