Незадолго до полуночи Хильда и Свендсен вышли из загородного ночного клуба. Дрожа от холода, девушка дождалась, пока он откроет перед ней дверцу «линкольна», и скользнула внутрь, сев как можно дальше от шофера.

Фары вырезали в темноте нечто похожее на сверкающий грот. Придорожные деревья выныривали из мрака и уносились назад. На дорогу выскочил какой-то зверек и не угодил под колеса лишь потому, что Свендсен успел резко свернуть.

— По-моему, этот клуб — что кабачок на Таймс-сквер, — сказал он.

— Нет. Мне даже понравилось, что мы забрались так далеко. — В приоткрытое окно врывался ледяной, кусачий ветер, который студил им щеки. Хильда сняла шляпку с пером и ветер растрепал ее волосы.

— Вы сегодня очень хорошенькая.

Убрав волосы с лица, она сказала:

— В вашем замечании есть одно лишнее слово.

— Вы всегда были бы хорошенькой, если бы, помимо прочего, не носили столько косметики. — Свендсен бросил взгляд через плечо и повернул руль. — Вы носите весь этот маскарад, чтобы никто не догадался, что у вас бессонница?

Ее тусклая улыбка угасла. Она отвернулась к окну.

— Почему вы так считаете?

Шофер пожал плечами.

— Вы почти всегда выглядите измученной.

— А! — Она помолчала. — Понимаю.

— Ну, так я угадал?

— Нет. Я крашусь, потому что я беглая преступница и скрываюсь от правосудия.

Их догнала машина, и Свендсен замедлил ход, уступая дорогу. Спустя минуту он тихо сказал:

— Мне очень интересно знать, что вас так тревожит.

— Знаете, это даже удивительно. — Голос Хильды тоже звучал тихо. В уголках плотно сжатых губ образовались складки, придавшие ей сходство с кошкой. — Вы все время что-то вынюхиваете. В вас есть нечто странное.

— Вот это я и имел в виду, — ответил Свендсен. — Вы всего пугаетесь. Держу пари, вы каждую ночь заглядываете под кровать. Я просто заинтересовался вами, как мог бы заинтересоваться любой женщиной, а вы видите в этом нечто странное?

Ветер со свистом врывался в окно машины. Казалось, «линкольн» набирает скорость. Хильда съежилась в своем углу, подняв воротник шубки. Свендсен заметил это и прикрыл окно. Вскоре девушка устало произнесла:

— Простите. Может быть, я действительно слишком мнительна. — Ее пальцы теребили мех шубки. — А что вы имели в виду, когда сказали, что я была бы хорошенькой, если бы «помимо прочего» не красилась так сильно. Помимо чего прочего?

— Вы ничего не забываете, правда? Я имел в виду как раз то, о чем сейчас говорил. Вас все время что-то беспокоит. — Свендсен вгляделся в слабо освещенный дорожный знак. Хильда не заметила, что машина опять свернула. Безжизненные глаза девушки смотрели на пасмурное беззвездное небо. В них читалась безысходность. — Мне кажется, — продолжал он, — что вас тревожит ваша таинственная сестра, Киттен.

Краем глаза он заметил, как Хильда резко повернулась к нему.

— Что вы знаете о моей сестре Киттен? — В ее тоне звучали знакомые нотки, и он вспомнил, что такой же холодный уверенный голос он слышал на темной дороге в ту ночь, когда она говорила с шантажистом.

— То, что я читал, и то, что говорят слуги. — Он, казалось, удивился ее реакции. — Я знаю, что у вас в комнате наверху есть сестра, которая никогда никого не принимает. А из того, как все ведут себя при упоминании ее имени, я заключил, что ваше беспокойство как-то связано с ней.

Хильда снова откинулась на спинку, стиснула воротник обеими руками и молчала.

— Мое любопытство вполне естественно. Я столько о ней слышал, что воспринимаю ее почти как легенду. И потом, она словно соединяет в себе нескольких разных людей. Для своего младшего братишки она просто венец творения. Он считает, что вселенная существует только потому, что в ней есть Киттен. Для этой — как ее? — миссис Льюисон она женщина, заслуживающая удара ножа под ребра. Для отца, должно быть, она — все еще маленькая девочка. Он, наверное, и поныне воспринимает ее как семилетнего ребенка, и так будет впредь. А горничная, Патрисия, считает ее Саймоном Легре в юбке. Ну а мужчины? Этот блондин, Крис, скорее всего выражает мнение большинства. Для него она воплощение сияющей, прелестной женственности.

Свендсен помолчал, а когда заговорил, его голос звучал мягче.

— Интересно, как ее воспринимают мать и сестры?

Встречная машина промчалась мимо и скрылась в ночи. Далеко справа мелькнули огни какого-то дома. Теперь вокруг не было ничего, темная дорога опустела.

Держа руль одной рукой, Свендсен полез в карман за жевательной резинкой. С минуту Хильда смотрела на свою вытянутую руку, потом тряхнула головой и отвернулась.

— Достаньте мне пластинку, — попросил он. Хильда вытащила пластинку, развернула и перегнулась через Свендсена, чтобы выбросить фантик в окно. Темные волосы коснулись его губ, он ощутил аромат «Лилии долины», потом девушка опять забилась в свой угол. Она положила резинку в рот Свендсена, стараясь не коснуться пальцами его губ.

— Не сердитесь, — сказал он. — Извините, если влез в чужие дела.

Хильда устало покачала головой. Откинувшись назад, она закрыла глаза и подставила лицо ветру. Время от времени она приоткрывала глаза, чтобы взглянуть на Свендсена. Небрежно держа руль одной рукой, он смотрел вперед. Чуть опущенный подбородок, надвинутая на глаза шляпа и квадратная челюсть делали его похожим на гангстера времен сухого закона.

Хильда силилась проникнуть взглядом сквозь тьму, но видела лишь деревья, проносящиеся мимо. Она вдохнула холодный ночной воздух. Ровная дорога и тихий рокот мотора мало-помалу усыпили ее. Шляпка выпала из ее рук на сидение.

Вдруг голые ветви кустов царапнули по окну, издав приятное мягкое шуршание. Хильда встрепенулась и огляделась. Опустив воротник, она уставилась во тьму, пытаясь рассмотреть хоть что-то.

— Я слышала, как ветви хлестнули по машине.

— И что? — спросил Свендсен, не обернувшись.

— Дорога к дому гораздо шире.

— Но мы едем по другой дороге.

Окончательно проснувшись, она с любопытством посмотрела на него.

— По другой?

Он кивнул, не отрывая глаз от дороги.

— Я подумал, что вы, возможно, захотите немного прокатиться на свежем воздухе. Вы говорили, что у вас болит голова.

Хильда опять откинулась назад. Из ее губ вырвался звук, похожий на вздох. Глядя на профиль Свендсена, она спросила:

— Хотите загладить вину от того, что влезли не в свое дело?

— Ага, — неожиданно севшим голосом ответил он.

Удивленная, она попыталась получше рассмотреть его лицо. Оно оставалось бесстрастным, только челюсти усердно перемалывали жвачку.

Проехав поворот, они оказались на заброшенной проселочной дороге. Даже большой «линкольн» трясся на ухабах. Почти сплошной полог ветвей над ними совсем не пропускал света.

— Это место вполне подходит, — сказала Хильда.

— Для чего?

— Чтобы напасть на меня.

Свендсен рассеялся, но несколько принужденно. Девушка снова взглянула на него с любопытством.

— Жалко, что я не бросала камушки, чтобы отметить дорогу, — сказала она, выглядывая из окна. Снова сев прямо и поправив выбившуюся прядь волос, Хильда спросила: — Почему вы выбрали именно эту дорогу?

Шофер пожал плечами.

— Я всегда выбираю новые дороги. Люблю выяснять, куда они ведут.

Монотонный скрип камней под колесами и шуршание ветвей по крыше опять нагнали на Хильду сон. Подставив лицо холодному ветру из окна, она смежила веки и расслабилась, покачиваясь в такт движению машины.

Постепенно Хильда поняла, что ее тревожит. Она уже давно слышала этот звук, но только теперь обратила на него внимание. Сначала он напоминал жужжание насекомых или отдаленный рев моторов, но мало-помалу нарастал, потому что они приближались к его источнику.

Очнувшись, Хильда выпрямилась и выглянула в окно.

— Что это? — спросила она.

Далеко впереди виднелись огни. Два неподвижных — фары машины. А слева огоньки поменьше. Они двигались. Это были фонарики. Темные фигуры рыскали в кустарнике у дороги, ветер разносил перекличку голосов.