Режиссер отправился искать счастья в Голливуд, где снял еще несколько лент. Но вскоре его жизнь оборвалась самым мистическим образом: легенда гласит, что Мурнау — охочий до всякого рода предсказаний — буквально за несколько часов до смерти заглянул к известной гадалке. Прорицательница разложила потертые карты ТАРО, указала голливудской знаменитости на изображение скелета с косой и предостерегающе вскинула ладонь: «Твоя смерть приближается, она уже совсем рядом!»

В тот день Мурнау предстояло ехать на съемки, и он — с присущим выходцам из Германии мистицизмом — решил, что смерть не посмеет отнимать у человека жизнь при свидетелях, и попросил нескольких знакомых сопровождать его в поездке. На крутом повороте автомобиль с компанией киношников сильно занесло — но пассажиры не пострадали, за исключением одного человека, который вылетел через лобовое стекло и разбился насмерть. Это был Мурнау. Его жизнь оборвалась 11 марта 1931 года. Но, словно сжалившись над несчастливым режиссером, судьба приготовила ему посмертный подарок — несколько копий картины «Носферату» сохранилось буквально по недосмотру, они были обнаружены в 70-х годах XX века и снова произвели сенсацию в кинематографическом мире.

В 1978 году режиссер Вернер Херцог снял ремейк фильма с Клаусом Кински и Изабель Аджани в главных ролях, фильм был отмечен наградами на Берлинском кинофестивале. Хотя подлинное триумфальное возвращение Носферату состоялось много позже, на изломе тысячелетий, в год миллениума, когда вышла на экраны картина «Тень вампира» режиссера Эриаса Мериге.

Хотя вампиры и мелькали в голливудских лентах на вторых ролях, «фабрика грез» решила всерьез заняться разработкой этой золотоносной жилы с началом эпохи звукового кино, и первым великим вампиром должен был стать уже известный по фактурным ролям злодеев и трагических уродцев, вроде горбуна Квазимодо, актер Лон Чейни. Но страшный поцелуй рока унес его жизнь раньше, чем начались съемки, — артист скончался от онкологического заболевания гортани. Таким образом, роль в экранизации «Дракулы», снятой по мотивам бродвейской постановки, права на которую приобрела студия Universal, получил Бела Лугоши. После его первого появления на экране голливудский князь дакула еще долгие годы изъяснялся с чарующим славянским акцентом. Славу великого кинозлодея из «фильмов ужасов» — как окрестили новый, стремительно набиравший популярность жанр — Бела Лугоши разделил с Борисом Карлоффом [109].

В эпоху торжества таланта Лугоши — в 30-х годах прошлого века, на излете короткого и беспокойного мира, заполнившего паузу между двумя мировыми войнами, — вампиру уже не требовалось быть настоящим аристократом. Среди кинозрителей, особенно в США, едва ли нашлась бы пара сотен таких, кто способен определить лорда в пятом поколении по одной только привычке закусывать мундштук или подниматься из кресла. И хотя вампир Лугоши уже не был аристократом, до тождества между «князем сумрака» и «парнем с соседней улицы» было еще далеко. На смену вампиру-аристократу пришел новый типаж — теперь вампир отличался харизмой и артистизмом. Перед зрителем представала творческая личность, азартный игрок, причем самой высокой пробы — умеющий прятать истинные чувства под маской безразличия и готовый блефовать в игре, где ставкой служат своя и чужие жизни. Дракула перестал вызывать физиологическое омерзение, он больше не был инфернален и заслуживал скорее уважение и восхищение, чем страх. Злодеи Белы Лугоши и Бориса Карлоффа были сильными противниками — коварными, опасными, бессердечными и жестокими, непредсказуемыми, порой притягательными. Врагами достойными, но при этом равными, с которыми вполне по силам справиться обычному, среднему человеку. Кино пугало зрителя, но оставляло ему уверенность в скором торжестве над силами зла.

Трактовка образа Дракулы, предложенная Белой Лугоши, оказалась настолько удачной, что просуществовала в разных исполнениях вплоть до конца 50-х годов XX века и стала, пожалуй, самым цитируемым кинематографическим образом, созданным в тридцатых годах прошлого века. Плащ с высоким воротником, всегда безупречный смокинг — не из этого ли смокинга вышел суперагент будущего Джеймс Бонд с его безупречными костюмами? — подчеркнутая артикуляция, нотка цинизма и легкий налет иронии создали тип вампира, который сперва стал каноническим, а затем был растиражирован бессчетным числом ремейков, комиксов, дешевыми страшилками категории «Б», пародийными и комическими лентами, молодежными сериалами и даже мультфильмами наподобие циклов о «настоящих охотниках за привидениями» или «вампиреныше Дракулито».

Но вампиру-авантюристу тоже пришлось уступить место новому герою. Эра «ядерного апокалипсиса», ведущая отсчет с появления атомной бомбы, требовала новых, куда более жестких героев. Требовалось срочно пробудить присущий человеку архетипический страх перед непознаваемым, лишь этот изначальный ужас мог заставить на время забыть о страхах реальных. Тенденцию интуитивно уловили продюсеры британской студии «Hummer», они обратились к образу Дракулы в 1958 году и создали фильм гораздо более жестокий и физиологичный, чем предшественники. Кристофер Ли, приглашенный на роль Дракулы, гордо обнажил перед миром окровавленные клыки, готовые впиться в шею каждого! — до его появления на экране вампиры обходились без демонстрации клыков — этого привычного сегодня аксессуара. Новые вампиры отбросили викторианскую сдержанность — беспощадно проливали человеческую кровушку прямо на крупных планах. Но и противники их изменились — в «Дракуле» 1958 года режиссер Теренс Фишер наградил Дракулу серьезным противником. Доктор Ван Хальсинг в исполнении Питера Кашинга — обладателя внешности средневекового аскета с магнетическим взглядом — был не менее харизматичен и порой даже более жесток, чем само зло, с которым ему пришлось бороться, он не ограничивал себя в выборе средств. Наконец-то «охотники на вампиров» получили своего героя и образец для подражания!

Историки расходятся во мнении, с какого момента вести официальную летопись вампиров, однако несомненно, что первые охотники на кровопийц не были «узкопрофильными специалистами», а их действия имели так же мало общего с церковным экзорсизмом, как и с эффектными обрядами уничтожения нечести, которые практикуют «истребители вампиров» из компьютерных игр и художественных фильмов, вроде вооруженного сверкающим мечем Блейда или красотки Баффи.

Упырям противостояли самые обычные жители хуторов и деревушек, где бесчинствовали кровососы, а их оружием были позаимствованные в ближайшем сарае топоры да лопаты.

Подробности «охоты на вампиров» из тех давних лет дошли до нас благодаря тщательному документированию, которое вели представители официальной власти, прибывавшие в забытые Богом городки и деревеньки для расследования случаев вампиризма. Эмиссары государей и правителей в силу своих профессиональных обязанностей тщательно фиксировали ход расследования, а их записки в дальнейшем становились достоянием ученых и хронистов, сделавших вампиров объектом профессионального интереса. Когда феномен вампиризма оказался в центре научных дискуссий, их участников стали называть «вампирологами». Карл-Фердинанд де Шару, Адольф д′Ассье, и в особенности Дом Августин Калмэ (Калмет), Джузеппе Даванцати, а также их последователь — экстравагантный Монтегю Соммерс [110]сохранили для потомков бесценную историческую информацию и обогатили ее собственными обобщениями и трактовками. Благодаря их работам сегодня можно составить относительно объективное представление о вампирах, их роли в социальной жизни нового времени. «Вампирологи» всеми доступными средствами пытались разобраться в причинах потрясений, оборачивавшихся массовыми истериями, непреодолимым, иррациональным страхом перед вампирами, который внезапно охватывал жителей городов и поселков — загадочного явления за которым закрепилось название «вампирских паник».