Вторжение вампиров — первые кадры
К началу XX века культурный слой, связанный с вампирами, стал расслаиваться. Авторские тексты — романы и поэмы, посвященные вампирам разных стилей и жанров, стали существовать параллельно с историями, окончательно переместившимися в разряд городских легенд. Но с появлением кинематографа оба эти направления соединились вновь, чтобы создать зримую летопись взаимоотношений человека и вампиров.
Романы о вампирах — от добротных, переплетенных в тисненую кожу томов «Дракулы» Брема Стокера до дешевеньких брошюрок, отпечатанных на газетной бумаге, — пользовались оглушительным успехом у публики. Аристократичные и роковые красавцы-вампиры триумфально шествовали по театральным сценам Европы и собирали аншлаги на Бродвее. Разумеется, кино, практически сразу занявшее место самого демократичного и массового из искусств, не могло обойти вниманием такой заманчивый и эффектный типаж. К огорчению современных «вампирологов», первые киноленты, снятые о вампирах еще в 20-х годах прошлого века, были утрачены.
Но настоящие шедевры не гибнут! Главный фильм, фильм, которому была уготована судьба классики вампирского киножанра, оказался сильнее юридических запретов, козней конкурентов, даже самого времени — в 1922 году Фридрих Мурнау [105]завершает работу над картиной «Носферату. Симфония ужаса» [106].
Так появился фильм, который заставил мир содрогнуться!
Классика жанра — симфония спецэффектов:снятый чуть меньше века назад, «Носферату» продолжает производить впечатление даже на современных зрителей, избалованных возможностями компьютерной графики. Зрелище на экране заставляет забыть, что перед нами черно-белый фильм из эпохи, когда кино называли «великим немым». Диски с восстановленной версией фильма удерживают лидерство по продажам в сегменте немого и исторического кино [107]. Чтобы создать «Симфонию ужаса», Мурнау и его оператор Фриц Арно Вагнер придумали множество уникальных технических приемов — они замедляли скорость съемки, добиваясь эффекта прозрачности призраков; прибегали к микросъемке, чтобы воспроизвести сцены «естественного вампиризма» — росянка хватает муху, полупрозрачная гидра — микроскопического рачка-циклопа, спятивший под влиянием князя-вампира персонаж поедает насекомых. Мурнау первым рискнул смонтировать встык позитив и негатив — так возникли инфернальные карпатские леса — масса призрачных белых деревьев на фоне черного неба. Кадры, снятые двойной экспозицией, позволили преобразить кровать клерка в зловещую ладью, толчками двигающуюся вперед. Но самым впечатляющим стал эпизод, в котором корабль-призрак со своим страшным грузом из гробов и мертвой командой скользит по фосфоресцирующим волнам. С каждым кадром ощущение ужаса нарастало. После выхода фильма венгерский критик Бела Балаш писал: «По сценам „Носферату“ пробегал знобящий холод судного дня» [108].
Каждый кадр фильма наполнен запредельным ужасом и отчаянием, словно он снят по заказу самого Князя Зла, после просмотра зрители расходились не сразу, а еще некоторое время сидели в оцепенении, словно на них обрушилось последнее проклятье зловещего вампира. Увы, фильм был слишком хорош — хорош настолько, что заставлял задуматься о тайных сферах мироздания, любое прикосновение к которым грозит смельчакам погибелью!
Название фильма — «Носферату» производное от греческого «nosophoros» или «переносчик чумы». Так греки называли крыс, которых считали главными виновницами распространения смертоносного заболевания. Но греческое слово «носферату» олицетворяет не просто мор, а своего рода «бич божий», ниспосланный в наказание за пагубные устремления и греховные страсти. В Средние века смерть, внезапно поражавшую семью или даже целую деревню, простые люди объясняли нападением вампира, а официальные лица, расследовавшие подобные «вампирские паники», предпочитали видеть причину несчастий во вспышках чумы. Тема безнадежного недуга, эпидемии и смерти, готовой вновь охватить человечество, стала одним из главных символических смыслов картины Мурнау, а крысы кочуют из кадра в кадр вместе с инфернальным графом Орлоком.
Злой рок парил над Мурнау с той самой минуты, как он задумал экранизировать нашумевший роман Брема Стокера. Переговоры студии Prana Film со вдовой писателя не увенчались успехом. Но зачарованный темным образом вампира режиссер был не в силах отказаться от замысла. Он решается воспроизвести сюжет книги, изменив имена центральных персонажей: так, князь Дракула превратился в графа Орлока, неутомимый Ван Хельсинг — в профессора Булвера, прекрасная Мина — в Элен. Сознавая, что образный язык кино разительно отличается от принятого в литературе, Мурнау вместе со сценаристом Хенриком Галеном визуально акцентирует еще одну ключевую метафору фильма: как греховные страсти пожирают людей, так и сами люди оказываются сожранными вампирами…
Поцелуй вампира— перенесенный на экран, он окончательно превратился в метафору соития. Сладострастные вздохи и агонии жертвы вампира — как правило, юной и прекрасной девицы — больше напоминают пароксизмы любовной страсти, за долгие годы превратившиеся в затертый до пошлости штамп. К чести Мурнау, ему удалось создать атмосферу торжества порочной плоти иными средствами. Итак, за ужином в замке графа герой картины — Хуттер — наблюдает, как из обычных настенных часов вместо кукушки выскакивает скелет! — и от неожиданности распарывает руку ножом. Граф Орлок тут же подходит к гостю и слизывает кровь, темной струйкой сбегающую к запястью. Молодой человек шокирован, но графа ситуация приводит в заметное возбуждение — он предлагает гостю еще немного «посидеть вместе», поскольку ночь — его любимое время. Хуттер чует неладное, но не находит в себе сил отказаться. Камера возвращается к герою лишь с восходом солнца — что происходило между хозяином и гостем ночью, остается за кадром. Только отметины — следы рокового укуса вампира — на шее у молодого человека выдают тайну… Затем, пленившись портретом Элен, молодой жены Хуттера, граф Орлок прибывает на обезлюдевшем корабле в Бремен. Вместе с обезлюдевшим черным кораблем приходит весть о смертоносной чуме. Юную супругу Хуттера — Элен — изводят дурные предчувствия. Она узнает, что остановить вампира может лишь молодая женщина, добровольно отдавшая ему свою кровь, и решается на отчаянный шаг. Граф Орлок заглядывает в окошко дома Элен, молодая женщина встречается с вампиром взглядом — безмолвное приглашение принято. Орлок пробирается в комнату женщины, накрывает ее своей тенью и символически — тенью же — вырывает сердце из ее груди. Вампир еще лакомится кровью юной жертвы, когда раздается крик петуха и встает солнце! Орлок уже не успеет попасть в свое безопасное темное убежище, солнечные лучи обращают его в горстку дымящегося пепла. Силы зла снова оказываются бессильны перед великой силой человеческой любви и самопожертвования…
На роль Орлока режиссер пригласил малоизвестного тогда актера Макса Шрека, который был убежденным адептом и пропагандистом системы Станиславского. Актер даже отправился в Москву и изучал тонкости перевоплощения на его исторической родине. Носферату — граф вампиров, созданный Шреком, был безобразен и убедителен настолько, что многие готовы были признать его живым воплощением зла. Голый череп, лицо, почти лишенное мимики, глаза навыкате, тонкие губы, приоткрывающие зловещие, почти звериные резцы, скрюченные пальцы с бесконечными ногтями — созданный Шреком типаж сеял ужас и пробуждал у зрителей почти физическое отвращение! — и этим напоминал скорее уродливых деревенских упырей, чем холеных «вампиров-джентльменов» из модных романов.
Премьера «Носферату» превратила Мурнау в легенду немого кино, но его фильм был обречен на гибель — вдова Брема Стокера выиграла у студии процесс о нарушении унаследованных ею авторских прав и потребовала уничтожить все существующие копии картины.
