— Я тоже, — отозвалась леди Гвен, а потом добавила: — И раздражена на тебя. Ты позволил мне считать, что мисс Блайт и мисс Айлстоун нуждаются в моей помощи.

— Но это так, — заверил он ее. — Всем нужна твоя помощь, тетушка. Англия была бы куда прекраснее, если б у англичан хватало здравого смысла прислушиваться к твоему мнению.

— Ой, чушь! — Она подозрительно воззрилась на него. — Какие еще секреты ты от меня скрываешь?

— От тебя — никаких. Но если уж мы заговорили о секретах — Уиннифред считает, что будет одна управлять Мердок-Хаусом, к тому же со строгими финансовыми ограничениями. Я был бы тебе благодарен, если б ты не разубеждала ее в этом.

— Хочешь, чтоб она боролась и терзалась?

— Я хочу дать ей то, чего она желает. А она желает работать, чтобы поднять имение. Ей доставляет огромное удовольствие видеть результаты своих трудов, и я не собираюсь лишать ее этого удовольствия, избавив от работы.

— Но ты намерен позаботиться, чтоб ее не постигла неудача, — догадалась тетя.

— Была отложена сумма в десять тысяч фунтов на случай, если она понадобится. — Он задумался. — Но она не понадобится.

— Такая вера в женщину? — тихо сказала леди Гвен.

— Я видел, на что она способна.

— Мне бы следовало устроить тебе нагоняй за то, что поощряешь свою подопечную в подобной глупости.

— Но ты этого не сделаешь, — догадался он, снисходительно улыбаясь, — потому что она тебе небезразлична, она тебе нравится.

Леди Гвен тихонько фыркнула.

— Ты приписываешь мне великодушие, которым я не обладаю. Я едва знаю девчонку. Это ты мне небезразличен. Это тебя я желаю видеть счастливым. Мисс Блайт для меня не более чем возможный путь к твоему счастью.

— Путь к моему счастью? Какая нелепость.

— Я уже давно не видела, чтоб ты так интересовался и так заботился о ком-то или о чем-то.

У него между лопаток возникло неприятное напряжение.

— Мои интересы и заботы не изменились.

— Можешь отрицать, если хочешь, но помни, что ты играешь в опасную игру, племянник. Мисс Блайт — незамужняя женщина, умная, упрямая, с несколько необычными идеями. — Она выпрямилась, словно удивившись собственным словам. — Что ж, пожалуй, ты прав. Пожалуй, она мне все же нравится.

По словам Лилли и леди Гвен, вечера леди Паулер не были ни самыми экстравагантными, ни самыми модными событиями лондонского сезона. Но для Уиннифред бал леди Паулер казался событием воистину грандиозным. Всюду, куда ни повернись, сияли шелка и драгоценности, хрустальные люстры и позолоченные канделябры. И еда, думала Уиннифред, угощаясь восхитительным клубничным пирожным, которое обнаружила на столе с закусками. Столько еды она за всю свою жизнь не видела. С галереи второго этажа доносились бодрые звуки рила, а гости внизу танцевали, смеялись и прохаживались по огромному залу в поисках друзей и новых знакомств.

Несмотря на свою нервозность, Уиннифред вынуждена была признать — не принимая во внимание вопиющее расточительство, — что все это довольно увлекательно. И они с Лилли последние полчаса только и делали, что глазели вокруг.

Уиннифред бросила быстрый взгляд через плечо, дабы убедиться, что никто не услышит, потом наклонилась к Лилли.

— Я проехала сотни миль не для того, чтоб лицезреть, как ты отвергаешь возможности потанцевать.

— Я не оставлю тебя здесь одну, — отозвалась Лилли, спокойно разглаживая рукой юбки своего бледно-голубого платья.

Как прелестно она сегодня выглядит, подумала Уиннифред. Настоящая красавица. И не один джентльмен заметил это.

— Леди Гвен не дальше чем в десяти шагах.

Уиннифред кивнула подбородком туда, где их дуэнья была вовлечена в разговор с группой дам ее возраста.

Лорд Паулер утащил Гидеона за карточный стол почти сразу же, как они приехали, но леди Гвен оставалась с ними дольше, представив их и устроив в тихом местечке на краю бального зала. С тех пор несколько джентльменов приглашали Лилли на танец. И Уиннифред видела, как она любезно отвергала каждое приглашение.

С ума можно сойти.

Она наклонилась чуть ближе.

— Клянусь тебе, Лилли, если ты не примешь следующее приглашение на танец, я устрою такую сцену, что леди Гвен не останется ничего другого, как нынче же ночью отослать нас назад в Шотландию.

— Ты этого не сделаешь.

Конечно, не сделает, но поскольку было просто необходимо убедить Лилли в обратном, Уиннифред доела пирожное, отряхнула руки и откинулась на стуле. Потом бросила на Лилли тот же внушительный взгляд, которым удостоила Гидеона, когда он грозился запереть ее в комнате в Мердок-Хаусе.

— Помнишь ту короткую песенку, которой я научилась в тюрьме?

Лилли приняла следующее предложение.

И, наблюдая, как подругу ведут в танцевальный круг, Уиннифред подумала, что, не считая того, что пришлось силой заставить Лилли развлекаться, и того короткого мига, когда они только вошли в бальный зал и когда она всерьез подумывала, не удрать ли назад, вечер протекает относительно неплохо. Насколько ей известно, она еще не совершила ни единой грубой ошибки в поведении. Правда, ее пылкое описание шотландской природы было встречено поднятием бровей юных леди, которые какое-то время сидели с ними. И наверное, ей не следовало рассказывать подробности своей болезни джентльменам, которые поинтересовались, как прошло путешествие в Лондон. Никто, однако, как будто не оскорбился и даже нисколько не заинтересовался ее мелкими промахами.

Какой глупостью было воображать, будто она станет центром внимания, что все гости до единого будут наблюдать за ней, скрупулезно оценивая каждое ее слово и жест.

Очевидно, в глазах общества она просто еще одна дамочка, приехавшая в город. Правда, связь с лордом Энгели сделала ее объектом слабого интереса, но ведь она не красавица, не наследница и даже не член семьи Хаверстон. Короче, она не из тех женщин, которым гарантировано пристальное внимание света.

Во второй раз в жизни Уиннифред порадовалась, что она принадлежит к тому сорту людей, которые не представляют для других никакого особенного интереса.

Уж лучше пусть тебя забудут, чем презирают, подумалось ей.

И куда лучше, что ее промахи не замечаются, чем если б они плохо отразились на дорогих ее сердцу людях. Все, что от нее требуется, — это воздерживаться от такого поведения, которое сочтут чудовищно неподобающим и на которое просто не смогут посмотреть сквозь пальцы — с чем она почти наверняка справится, — и у Лилли будет успешный сезон.

Уиннифред почувствовала, что улыбается, и улыбка ее стала еще шире, когда она заметила, что Гидеон покидает карточный стол.

«А когда его нет рядом, ты скучаешь по нему?»

Очевидно, скучает, даже когда он всего лишь в соседней комнате.

Ей хотелось покинуть свой уголок в бальном зале, чтобы пойти и рассказать ему о новых приятных мыслях по поводу своего пребывания в Лондоне, о том, как она заставила Лилли танцевать, и про все-все, что произошло с тех пор, как они в последний раз говорили.

Она решила, что еще ей хочется взять его лицо в ладони и притянуть темную голову для долгого чудесного поцелуя, потому что, ей-богу, если уж предаваться нелепым фантазиям, так пусть они будут приятными.

Позабавленная мысленной картинкой — зацелованный Гидеон, вынужденный выслушивать все мысли, пришедшие ей в голову за последние полчаса, — она терпеливо дождалась, когда он отыскал ее в толпе и подошел.

— Мисс Блайт, — низко поклонившись, сказал он, — могу я заинтересовать вас прогулкой по залу?

Она поднялась и приняла его руку.

— Пройтись было бы замечательно, милорд, благодарю вас.

Улыбаясь, Гидеон не спеша повел ее.

— Вы выглядите довольной.

— Ох, но я и вправду довольна. — Она в волнении сжала его руку. — Вы видели Лилли? Минуту назад она танцевала. К тому же я пробыла здесь уже почти час и еще никого не ошпарила, никого не оскорбила и ничего не пролила. Не могу вспомнить имя дамы в бронзовом платье рядом с пальмой в кадке, но она об этом не знает.