— Начав с начала. Вот так. — Он демонстративно уселся в свое кресло и преувеличенно громко откашлялся — глупая выходка, которой удалось вызвать у нее улыбку. — Уиннифред, дорогая, не поведаете ли мне свои резоны — я уверен, вполне веские — для того, чтобы посетить тюрьму?

Уиннифред поморщилась и стиснула пальцами ткань юбки.

— Пожалуй, нет.

У Гидеона вырвался страдальческий смех.

— Ох, ради…

— Я не упрямлюсь, Гидеон, нет. Я… а не могли бы начать откуда-нибудь еще?

— Нет.

Уиннифред нервно потянула ткань.

— Если я соглашусь рассказать вам, вы обещаете, что не будете смеяться или отчитывать меня?

— Обещаю сделать все возможное, чтобы не ранить ваши чувства. Так подойдет? Однако если вы собираетесь сообщить мне, что играете в карты и пьете скотч с заключенными, я стану вас бранить. А если скажете, что обучаете тамошних обитателей искусству шитья, буду смеяться.

Рассмешить ее — вот то, чего он явно собирался добиться этой своей маленькой речью, но Уиннифред промолчала, избегая смотреть ему в глаза и дергая себя за платье.

Видя такую ее сдержанность, Гидеон затих, только глаза его округлились.

— Бог мой. Скажите, что вы не играете в карты и не пьете скотч…

— Разумеется, нет… по крайней мере что касается скотча.

Он ткнул в нее пальцем.

— Никогда, слышите, никогда ноги вашей больше не…

— Там есть один человек, — быстро вставила Уиннифред, спеша объяснить, пока Гидеон не закончил свой ультиматум. — Один паренек, которого я хочу увидеть.

Гидеон медленно опустил руку.

— Парень, с которым вы играете в карты?

— Нет, то есть да, один раз играла, но только чтобы завоевать доверие.

— Конечно. Карты и доверие, — сказал он, растягивая слова. — Они же так естественно сочетаются.

— Могут сочетаться, когда один намеренно проигрывает шестипенсовик и в свой следующий приезд платит долг.

— Пять фунтов в год — и вы нарочно проиграли шестипенсовик? — Он изумленно покачал головой. — Кто этот мужчина?

— Его зовут Томас, и он не мужчина. Он еще мальчик.

Гидеон заморгал, потом откинулся на спинку стула чуть резче, чем было необходимо.

— Мальчик.

— Ему не больше тринадцати, хоть он и твердит, что больше. Но я не верю, что ему пятнадцать, как он утверждает.

— Даже тринадцатилетний мальчик может быть опасен, — тихо произнес Гидеон.

— Несомненно. Но Томаса поймали на краже апельсинов с телеги поставщика в Лэнгхолме. Страшным преступлением это не назовешь. Он же еще совсем ребенок, Гидеон, и я подумала… подумала, что, может быть… если он будет что-то уметь или знать… я учу его читать.

В комнате надолго воцарилось молчание, прежде чем Гидеон заговорил снова:

— Понятно. Почему вы не решались мне это рассказать?

— Ну, это же не совсем приемлемое поведение для леди, не так ли?

— Я видел вас в брюках, ругающейся как сапожник и разговаривающей с козой.

— Да, но то было раньше. До того как вы с Лилли нацелились на то, чтобы… я не знаю… исправить меня, полагаю. Я не хочу, чтоб вы думали, что я не способна к обучению или что я неблагодарна. Да и к тому же большинство людей сочли бы глупостью учить простого вора читать — бесполезная трата времени и сил.

— Я думаю, — мягко проговорил он, — что в мире существует два Совершенно разных типа леди и джентльменов. Есть такие, как леди Энгели, которые имеют титул на сомнительном основании рождения и брака. А есть такие, которые заслуживают его своими поступками. Ваша готовность помочь этому юноше в избытке демонстрирует те самые качества, которые используют, чтобы определить, что значит быть леди, — милосердие и доброта.

Румянец удовольствия залил ей щеки, и Уиннифред не нашлась что сказать.

Губы Гидеона дернулись.

— Насколько я понимаю, у вас еще не было урока о том, как приличествует отвечать на комплимент?

— А этому тоже учат? — Она вскинула руку и покачала головой. — Нет, нет, я не желаю этого знать. Значит, вы отвезете меня? В тюрьму?

— С удовольствием.

Уиннифред не стала возражать, когда Лилли предложила воспользоваться каретой. Это было вполне разумно, учитывая то, что Гидеон ходит с тростью. Однако Фредди горячо заспорила, когда Лилли настояла еще и на том, чтобы с ними отправилась Бесс.

— Я еду в тюрьму. В тюрьму, в которой сотни раз бывала совершенно одна.

Но что самое главное, ей претила мысль, чтобы кто-то присматривал за ней, как за непослушным пятилетним ребенком.

— Сотня — это значительное преувеличение, — возразила Лилли. — И на этот раз ты отправляешься туда как благовоспитанная молодая леди, в компании джентльмена. Бесс будет вас сопровождать.

— Но…

Лилли вскинула руку.

— Бесс может ехать на козлах с Питером, возницей, если не будет против.

— А в Лондоне это допустимо? — больше из любопытства спросила Уиннифред.

— Если я отвечу «нет», ты перестанешь спорить? — Лилли вздохнула, когда Уиннифред покачала головой. — Думаю, нет. Компромисс на этот раз, но тебе следует привыкать к постоянному присутствию служанки. Теперь тебе надо думать о репутации.

Уиннифред, которая до сих пор как-то мало задумывалась о своей репутации, только презрительно хмыкнула, но решила больше не спорить. Лилли согласилась отпустить ее, Гидеон согласился ее отвезти, Бесс поедет наверху, и при этом будут пропущены целых три часа уроков.

Не следует слишком часто смотреть дареному коню в зубы… Особенно когда этот конь трусит не спеша, тем самым продлевая ее свободу. Уиннифред подсчитала, что уже дотопала бы до тюрьмы и вернула половину починенной одежды к тому времени, как заложили карету и пассажиры расселись по местам.

Она поставила корзину с рубашками и куртками на пол, когда карета, дернувшись, покатила по подъездной дорожке.

— Пешком было бы быстрее.

Гидеон, сидящий напротив нее, улыбнулся:

— Но не так удобно.

Карета подпрыгнула на большой кочке, вынуждая Уиннифред опереться рукой о стену.

— Мне это не кажется таким уж удобным.

— Когда вы в последний раз ездили в карете?

— Когда мы с Лилли приехали в Шотландию. — И насколько она помнит, в той поездке ей пришлось нелегко. — Было ужасно.

— Это было трудное время для вас, — мягко проговорил он.

— Дело не только в этом. — Уиннифред слегка нахмурилась, вспоминая. — Я плохо себя чувствовала. Меня немного лихорадило.

— Это определенно могло испортить удовольствие от путешествия. — Карета покачалась на ухабах на въезде в усадьбу, и он добавил: — Как и очень ухабистая дорога.

— Как вы нашли дороги по пути в Мердок-Хаус?

— В лучшем состоянии, чем эта, — ответил Гидеон и ногой придержал корзину, не дав ей заскользить по поду.

Это движение подчеркнуло, как много места занимает его большое тело в этом тесном пространстве. Он был так близко, что Уиннифред ощущала запах его мыла. Еще несколько дюймов, и их колени соприкоснулись бы. Нет, пожалуй, с фут, поправилась она, но все равно довольно близко.

Кажется, езда в карете ей все-таки понравится. До сих пор она как-то не задумывалась об этой стороне их поездки в Лондон. Она будет несколько дней сидеть напротив Гидеона. Будет много часов на разговоры, смех и размышления о том, что же в нем так неодолимо пленяет ее. Она метнула взгляд на его рот и подумала, каково было бы податься вперед и прижаться губами к самому уголку…

Колесо кареты ухнуло в очередную рытвину, едва не сбросив ее с сиденья и положив быстрый конец мечте попытаться грациозно влиться в поцелуй с Гидеоном. Коротко представив, как они стукаются головами, Уиннифред проглотила смешок и твердо вцепилась в сиденье, чтобы удержаться.

— Что мы будем делать, чтобы скоротать время? — поинтересовалась она.

— Сейчас?

— Нет. — Она рассмеялась. — Когда поедем в Лондон.

— A-а… В основном я буду сосредоточен на том, чтобы прямо держаться в седле. Путь неблизкий.

— О… — Надеясь, что он не заметил ее разочарования, она поспешила отвернуться к окну. — Значит, вы будете ехать верхом?