— Я слышал, что они так поступают, если ловят кого живьем, — ответил он.

Ладно, а как вообще с индейцами в Техасе? — спросил Роско. Оказалось, что солдаты об этом не знают ничего. Все они были из Миссури. Об индейцах они знали лишь то, что те любят делать всякие гадости белым пленникам. Один рассказал, что знавал солдата, которому выстрелили в ухо со столь близкого расстояния, что наконечник стрелы вышел из другого уха.

Солдатам, похоже, нравилось рассказывать такие истории, но Роско не разделял их энтузиазма. Он большую часть ночи не спал, думая о яйцах и голове, проткнутой стрелой.

На следующее утро солдаты свернули на запад, уверив его, что если он будет держаться юго-западного направления, то обязательно попадет в Сан-Антонио. Хоть он уже несколько отошел, но достаточно бодрым себя не чувствовал: плохой сон начинал уже медленно сказываться на его здоровье, так ему казалось.

Однажды вечером, когда уже темнело, он почти смирился с перспективой провести еще одну ночь, прислонившись к стволу. Ему не нравилось спать сидя, но это значило, что он может вскочить и убежать быстрее, если возникнет такая необходимость. Он не успел еще выбрать дерево, к которому прислониться, как немного впереди заметил хижину.

Приблизившись, он увидел старика с желтой от табака бородой, который сидел на пеньке и свежевал какое-то маленькое животное — как потом выяснилось, опоссума. Роско обрадовался. Старик был первым человеком, встреченным им в Техасе, и, возможно, он сможет дать ему более точную информацию насчет дороги.

— Здрасьте, — сказал он громко, поскольку старик не поднял головы, когда он подъезжал, а Роско знал, как опасно внезапно пугать людей.

Старик головы так и не поднял, но в дверях хижины появилась неясная фигура — девушка, подумал Роско, хотя в темноте он мог и ошибиться.

— Не возражаете, если я переночую? — спросил Роско, спешиваясь.

Старик прищурился в его сторону.

— Если хочешь жрать, сам ищи себе добычу, — отрезал он. — И не подходи к девчонке, она моя, я ее купил и заплатил за нее.

Это заявление показалось Роско странным. В дружелюбии старика трудно было заподозрить.

— Поздновато идти на охоту. — Он старался под держать разговор. — У меня есть печенье, я им поужинаю.

— Не трогай девчонку, — повторил старик. Старик, весьма крутой с виду, больше не поднимал головы, пока не закончил свежевать опоссума. Роско оставалось неловко стоять. Повисло тяжелое молчание. Роско почти пожалел, что не проехал мимо и не расположился на ночь под очередным деревом. Если судить по этому старику, то уровень цивилизации в Техасе еще не достиг больших высот.

— Возьми животное, — приказал старик девушке.

Она выскользнула из дома и молча взяла окровавленную тушку. В темноте трудно было сказать о ней что-то определенное, разве только, что она худенькая. Босиком, в платье, сделанном, скорее всего, из мешка.

— Я отдал за нее двадцать восемь шкурок скунса, — неожиданно сообщил старик. — У тебя есть виски?

По правде говоря, у Роско имелась бутылка виски, купленная им у солдат. Он уже унюхал запах жарящегося мяса, того самого опоссума, и к нему вернулся аппетит. В желудке у него было совершенно пусто, и он с удовольствием бы съел кусочек жареного мяса. В окрестностях Форт-Смита опоссумы почти перевелись, они редко попадали на стол белым людям.

— У меня есть бутылка в сумке, — признался Рос ко. — Готов с вами поделиться.

Он считал, что предложение такого рода гарантирует ему место за столом, однако ошибся. Старик взял протянутую бутылку виски и, сидя на том же пеньке, опустошил ее почти полностью. Затем молча поднялся, исчез в хижине и больше не появился. Роско сидел на пне, поскольку больше сидеть было не на чем, пока почти совсем не стемнело, и он едва мог разглядеть хижину в пятнадцати футах от него. Определенно, старик и девушка никак свое жилье не освещали, потому что хижина была абсолютно темной.

Когда стало ясно, что на ужин его не пригласят, Роско съел оставшиеся два печенья. Он чувствовал, что с ним скверно обошлись, но сделать ничего не мог. Покончив с печеньем, он разложил свою постель вдоль стены хижины. Не успел он улечься, как вышла луна и гак ярко осветила поляну, что заснуть никак не удавалось.

Потом он услышал, как старик сказал: «Поправь матрас». Хижина была грубо сбита, а щели между досками такие, что в любую опоссум пролезет. Роско слышал, как старик спотыкается в хижине. «Эй, ты, иди сюда, черт тебя дери!» — позвал он. Роско снова пожалел, что остановился здесь. Затем он услышал звук удара, как будто старик хлестнул девушку ремнем или еще чем-то. Послышалась возня, потом звук еще не скольких ударов. Девушка начала тихонько скулить.

— Что такое? — спросил Роско, решив, что, если он заговорит, старик оставит девушку в покое. Но возня и скулеж продолжались. Потом ему показалось, что они упали практически у той стены, где устроился Роско. «Если не будешь лежать спокойно, — сказал старик, — я завтра тебя так отдеру, что ты пожалеешь». Он явно запыхался. Роско попытался представить, что бы сделал Джули в такой ситуации. Джули всегда предостерегал его против вмешательства в семейные дрязги, считая это самой паршивой работой. Джули как-то по пытался остановить женщину, гонявшуюся за мужем с вилами, и в результате она проткнула ему ногу этими самыми вилами.

В данном случае Роско сомневался, семейная ли это ссора. Старик только что сказал, что купил девушку, хотя, разумеется, рабства уже много лет нет, да и к тому же девушка — белая. Девушка хоть и скулила, но, видать, здорово сопротивлялась, потому что старик дышал все тяжелее и материл ее, когда исхитрялся перевести дух. Роско еще раз пожалел, что вообще заметил эту хижину. Старик, судя по всему, мерзкий тип, и девушке с ним приходится плохо.

Старик скоро отстал от девушки, но она еще долго скулила, по-видимому бессознательно, как скулит собака, увидевшая дурной сон. Роско это беспокоило. Она казалась слишком молоденькой, чтобы оказаться в та кой тяжелой ситуации, хотя он прекрасно знал, что в голодные годы после войны многие бедные многодетные семьи отдавали своих детей практически любому, кто соглашался их взять, когда они подрастали и могли выполнять несложную работу.

Роско проснулся весь мокрый, но не от дождя. Он скатился во сне с одеяла, а роса выпала обильная. Когда встало солнце, капли росы сверкали на травинках практически прямо перед его глазами. Он слышал, как в хижине громко храпит старик. Девушки нигде не было видно.

Поскольку вряд ли бы ему предложили завтрак, Роско сел на коня и уехал, с жалостью думая о девушке. Старик — явный негодяй, он даже не поблагодарил его за виски. Если все техасцы такие, веселенькое же ему предстоит путешествие.

Через пару миль Мемфис начал беспокоиться, прясть ушами и оглядываться. Роско тоже оглянулся, но ничего не заметил. Местность попалась лесистая, так что Роско подумал, что, возможно, волк преследует его или кабаны, но ничего не заметил. Так они не торопясь проехали пять или шесть миль.

Роско почти заснул в седле, когда случилась беда. Мемфис задел за ветку с осиным гнездом. Ветка обломилась, и гнездо шлепнулось Роско прямо на колени. Оно вскоре скатилось с седла, но штук двадцать — тридцать пчел успели вылететь. Проснувшись, Роско, кроме ос, ничего не увидел. Его дважды укусили в шею, дважды — в лицо и еще в руку, которой он отбивался от ос.

Пробуждение оказалось неприятным. Он пустил Мемфиса в галоп и вскоре перегнал ос, но две забрались под рубашку и тоже успели покусать его, прежде чем ему удалось их раздавить. Он поспешно спешился и снял рубашку, чтобы проверить, не осталось ли еще ос.

Стоя так и мучаясь от осиных укусов, он увидел девушку, ту самую тощую девушку, что была в хижине, в том же платье из мешковины. Она попыталась спрятаться за кустом, но Роско взглянул в ту сторону как раз в нужную секунду и заметил ее. Он поспешно надел рубашку, хотя укушенные места горели огнем и ему страстно хотелось хотя бы поплевать на них. Но не может же мужчина мазать себя слюной на глазах у девушки.