Немного погодя Фаулер принес ей завтрак.

— Из-за чего подрались? — спросила она.

— Из-за тебя, — ответил Фаулер, и одно веко у него наполовину опустилось.

Эльмира удивилась. Ей казалось, что мужчины не проявляют к ней почти никакого интереса. Кроме того, если драка действительно была из-за нее, то почему тогда победитель не предъявил на нее свои права?

— Почему из-за меня? — поинтересовалась она. Фаулер взглянул на нее одним с половиной глазом.

— Ну, ты тут у нас единственная женщина, — пояснил он. — Некоторым бы хотелось тобой попользоваться. Так один особо рьяный уже мертв.

— Вижу, — сказала она. — Кто его убил?

— Большой Звей, — сказал Фаулер.

Большой Звей из охотников за бизонами был самым страшным с виду. Борода жирная, а ногти чернее смолы. Забавно было думать, что после ее неприятного опыта с охотниками за бизонами один из них станет ее защитником.

— Зачем он это сделал? — спросила она. — Какая ему разница, что со мной случится?

— Ты ему нравишься, — ответил Фаулер. — Говорит, хочет на тебе жениться.

— Жениться? — удивилась Эльмира. — Он не может на мне жениться.

— Так он не в курсе, — хмыкнул Фаулер. — Большой Звей не совсем нормальный.

«Все вы не совсем нормальные, — подумала Эль мира, — да и я тоже, иначе не сидела бы здесь».

— Ты здорово рисковала, садясь на эту баржу с таки ми, как мы, — сказал Фаулер.

Эльмира не ответила. С этого дня она часто чувствовала на себе взгляд Большого Звея, хотя он никогда с ней не заговаривал и даже не подходил близко. Не под ходили и другие, возможно, боялись, что в противном случае их тоже убьют и сбросят в реку. Иногда Звей сидел и смотрел на нее часами с противоположного конца баржи. Ей от этого делалось горько. Он уже считал, что она принадлежит ему, да и другие так считали. Поэтому они и держались в стороне, но в их глазах она сама себе не принадлежала. Она принадлежала охотнику за бизонами, который не сказал ей ни одного слова.

Их страх заставлял ее презирать их, и каждый раз, когда она ловила на себе взгляд кого-нибудь из них, то начинала холодно в упор смотреть на того человека. С этого дня она ни с кем не разговаривала и проводила целые дни в молчании, следя за уходящей вдаль коричневой рекой.

Путешествовать оказалось куда тяжелее, чем пред полагал Роско, а он предполагал, что это будет настоящий кошмар.

Всего лишь через три часа после того, как покинул Форт-Смит, он наткнулся на стадо диких свиней. По какой-то необъяснимой причине Мемфис, его верховая лошадь, до смерти боялся диких свиней, а именно данное стадо кабанов проявило особую нелюбовь к белым меринам, или, что вполне вероятно, к помощникам шерифа. Роско и заметить их едва успел, как они уже мчались на него. К счастью, лес оказался не слишком густым, иначе Роско пришел бы конец. У свиней предводительствовал огромный коричневый кабан, отличавшийся необыкновенной скоростью. Он уже почти настиг Мемфиса, прежде чем тот кинулся наутек. Рос ко выдернул пистолет и стрелял в кабана, пока не кончились патроны, но все время промахивался. А когда попытался перезарядить пистолет во время гонки сквозь лес со стадом диких свиней на хвосте, то просто растерял патроны. У него имелось ружье, но Роско по боялся его достать — как бы и его не уронить.

К счастью, свиньи не проявили должной настойчивости. Они вскоре остановились, но Мемфис уже не мог замедлить ход, пока окончательно не выбился из сил. И до конца дня от него уже не было никакой пользы. Днем, остановившись, чтобы напиться, он умудрился рухнуть на все четыре ноги. Роско пришлось слезть и врезать ему пять или шесть раз веревкой, прежде чем он выкарабкался из грязи, в которой к тому времени оказался вымазанным с ног до головы и сам Роско. Он также сподобился потерять один сапог, который так засосало в грязь, что его едва можно было вытащить. Роско не взял с собой запасных сапог, поэтому ему пришлось потерять полдня, отмывая грязь с единствен ной пары.

Он разбил свой первый лагерь практически всего в десяти милях от города. Больше всего его беспокоило не то, что он остановился так близко, а то, что он рас положился в непосредственной близости от кабанов. Откуда ему знать, может, они до сих пор преследуют его. Он боялся, что они заявятся, стоит ему заснуть, так что он и не спал почти до утра. Роско привык жить в городе, и ему редко приходилось устраиваться на ночь в лесу. Он привык безмятежно спать на старой кушетке в тюрьме, потому что там ему не надо было волноваться по поводу змей, кабанов, индейцев, бандитов, медведей или чего другого. Разве что заключенный попадется беспокойный, вот и все.

К концу ночи в лесу стало так же шумно, как в салуне, но Роско не знал, что означают эти звуки. Для него каждый звук таил угрозу. Всю ночь он просидел, прислонившись спиной к стволу дерева, с пистолетом в руке и с ружьем на коленях. Наконец, когда уже начало рас светать, он слишком устал, чтобы беспокоиться о кабанах и медведях, вытянулся на земле и ненадолго уснул.

На следующий день он чувствовал себя таким усталым, что едва держался в седле, да и Мемфис тоже еле передвигал ногами. События первого дня вымотали их до предела. Ни тот, ни другой не интересовались пейзажами, и Роско даже не мог понять, приближается ли он к Джули или нет. К счастью, между Техасом и Форт-Смитом лежал хорошо наезженный солдатами путь, так что они с Мемфисом тащились по нему, иногда останавливаясь, чтобы отдохнуть.

Затем, когда солнце уже садилось, ему вроде бы по везло. Он услышал, как кто-то кричит, и немного погодя выехал на поляну, тут же поняв, что образовалась она вследствие того, что была расчищена фермером. Теперь же этот фермер продолжал расчищать ее дальше, выкорчевывая пни с помощью упряжки мулов. Мулы пытались вытянуть огромный пень, а фермер орал на них, чтобы тянули сильнее.

Работой Роско заинтересовался мало, но само присутствие фермера его обрадовало, потому что означало, что где-то рядом хижина. Возможно, ему удастся хотя бы ночь проспать под крышей. Он подъехал и остановился на почтительном расстоянии, чтобы не испугать мулов. Пень уже был наполовину выкорчеван, но несколько толстых корней еще держали его в земле.

В этот момент фермер в надвинутой на глаза шляпе с полями заметил Роско. Он приостановил работу и принялся разглядывать Роско. Тот подъехал поближе, намереваясь представиться, но тут, к его удивлению, фермер снял шляпу и оказалось, что это не он, а она. Крупная шатенка в мужской одежде. Рубашка на ней промокла от пота.

— Ну что, собираешься слезть и помочь, или так и будешь сидеть с дурацким видом? — спросила она, вытирая пот со лба.

— Я — помощник шерифа, — объявил Роско, считая, что другого объяснения не требуется.

— Тогда сними свою звезду, если она такая тяже лая, — сказала женщина. — Помоги выдернуть эти корни. Мне бы хотелось убрать пень до темноты. Иначе нам придется работать ночью, а я не хочу зря расходовать керосин.

Роско не знал, что и думать. Он никогда в жизни не выкорчевывал пней и начинать не собирался. С другой стороны, его не привлекала еще одна ночь в лесу, особенно если этого можно было избежать.

Женщина старалась перевести дыхание и оглядывала Мемфиса.

— Можно пристегнуть твою лошадь к упряжке, — предложила она. — Мои мулы возражать не будут.

— Да этот мерин не будет знать, что делать в упряжке, — возразил Роско. — Это же верховая лошадь.

— А, понятно, — заметила женщина. — Ты хочешь сказать, что он либо тупой, либо ленивый.

Создавалось впечатление, что в мире пруд пруди разговорчивых женщин. Эта женщина немного напомнила Роско Пич.

Весьма неохотно он спешился и привязал Мемфиса к кусту на краю поля. Женщина нетерпеливо ждала. Она дала Роско топор, и он принялся обрубать толстые, твердые корни, а она начала погонять мулов. Пень еще немного подался из земли, но продолжал держаться. У Роско не было большого опыта работы с топором в последние годы, и он обращался с ним довольно неуклюже. Рубить корни оказалось труднее, чем рубить дрова. Корни были такими крепкими, что топор от них отскакивал, если не удавалось ударить точно. Один раз он рубанул по корню слишком близко от пня, и топор выскочил у него из руки, едва не ударив женщину по ноге.