В конце второго дня пути Пи остановился отдохнуть. Он понял, что никого с ним нет, разве что духи. Но ведь и вправду, то могли быть духи. Может, Гас уже умер, а Дитц и вовсе давно мертв. Возможно, кто-то из них от нечего делать решил поплавать наверху над ним и вы вести его к Йеллоустон.

Посмотрев на свои ноги, он решил, что уж лучше ему ползти или идти на руках, скорость будет та же. Они распухли вдвое, кругом порезы и синяки. Но других ног у него не было, так что, отдохнув часок на солнце, он снова поплелся вперед. Очень хотелось есть, и он пожалел, что в свое время не присматривался повнимательнее к По Кампо, который всегда находил что-нибудь съедобное в прерии. Пи тоже попробовал поискать, но кругом была одна трава. Ему еще повезло, что по пути попадались ручейки, так что с водой проблем не было. Однажды ему удалось поймать в грязи немного миног. Они не давались в руки и ускользали, да и во обще их хватило откусить пару раз. Но все же лучше, чем ничего.

Больше всего ему повезло попозже в тот день, когда удалось подбить камнем большую дикую курицу. Он сломал птице лишь крыло, и ему пришлось бегать за ней по прерии, но птица устала раньше Пи, так что он поймал ее, ощипал и съел сырой. Отдохнув часа три, он всю ночь тащился вперед.

На третье утро Пи едва смог заставить себя пошевелиться. Ноги были в жутком состоянии, а равнина впереди такой же пустынной и бесконечной. У него заболели глаза, так он хотел увидеть Йеллоустон, но все равно ничего не мог разглядеть.

Больше всего его удручала пустота. Он давно почти перестал думать об индейцах и медведях. Больше всего он боялся заблудиться. По звездам он знал, что идет на юг, но куда именно? Он мог обойти стадо с востока или с запада, и его никто не заметил. Может, он просто прошел мимо, тогда ему надеяться не на что. Выпадет снова снег, и он замерзнет или же умрет от голода.

Он лежал до позднего утра, не зная, как поступить. Иногда ему казалось, что лучше всего сесть и ждать. Ведь в Монтане где-то должны быть солдаты. Если он посидит подольше, кто-то обязательно его найдет.

Но все же Пи Ай снова встал и побрел на юг. Солдаты в лучшем случае найдут лишь его кости. День выдался солнечным, и стояла такая жара, что он пришел в негодование по поводу погоды в этой Монтане. Что это за край такой, где ночью можно замерзнуть до смерти, а двумя днями позже обуглиться на солнце? Он заметил пару диких собак и потерял час, пытаясь попасть в одну из них камнем. Но собаки оказались умнее курицы и не подпускали его близко.

Он, спотыкаясь, все шел и шел, чувствуя, что солнце сожжет ту немногую кожу, что у него осталась. Не сколько раз он падал. В голове шумело, и ему казалось, что он плывет. Затем распухшие ноги отказались его держать, и, вместо того чтобы плыть, он упал. Когда он пришел в себя, то увидел, что лежит в траве лицом вверх и солнце палит ему прямо в глаза. Он поднялся на ноги и стал оглядываться, испугавшись, что стадо прошло мимо, пока он спал. Он пытался идти прямо на юг, но ноги так плохо слушались, что он постоянно отклонялся от курса.

— Будьте вы прокляты, держитесь прямее! — приказал он. Звук собственного охрипшего голоса окончательно привел его в чувство.

Потом он смутился. Человек, проклинающий собственные ноги, должен быть явно не в себе, это он понимал. Он опять вроде бы поплыл, причем так сильно, что сам напугался. Ему стало казаться, что он может выплыть из собственного тела. Интересно, а может, он умирает? Что чувствуешь, когда умираешь? Пи Ай ни когда не слышал, чтобы кто-нибудь умер просто от ходьбы, но он вообще мало что знал о смерти. Он делал несколько шагов, и ему снова казалось, что он выплывает из своего тела, и это так его пугало, что он спотыкался и падал. Ему не хотелось снова вставать, поэтому он пополз, время от времени поднимая голову, что бы посмотреть, не показалось ли стадо. Он чувствовал, что еще одной ночи одному и без пищи ему не пережить. Он так и умрет в траве, как побитое животное.

Стемнело, и он едва не заплакал от разочарования. Он шел достаточно долго, ребятам уже давно пора появиться. Когда стало совсем черно, он остановился и прислушался. Он чувствовал, что стадо должно быть близко, и, возможно, ему удастся услышать пение ирландца. Никакого пения он не услышал, но, когда снова поднялся и попытался сделать несколько шагов, опять ощутил присутствие проводника. На этот раз он твердо знал, что это Дитц. Он не мог его разглядеть, потому что было темно, да и сам Дитц — черный, но он избавился от этого ощущения парения и стал ступать увереннее, хотя и побаивался. Он не знал, как надо вести себя с теми, кто умер. Ему хотелось что-то сказать, но он понимал, что нельзя. Дитц может уйти и оставить его одного спотыкаться в темноте, если он что-нибудь скажет. Наверное, мертвым путешествовать легко, Пи не знал точно. Его это беспокоило. Он шел медленно, боялся упасть, но не останавливался всю ночь.

Через два часа после восхода солнца на следующий день Дишу Боггетту показалось, что он заметил на севере фигуру. Сначала он не мог разобрать, человек это или антилопа. Если это человек, то наверняка индеец, решил он, и поскакал к капитану, который пытался подковать кобылу — практически невыполнимая задача. Она терпеть не могла, когда кто-нибудь держал ее копыто, и требовалось ее предварительно надежно привязать.

К счастью, капитан уже закруглился и поехал вместе с Дишем, чтобы взглянуть, кто идет. Сначала он ничего не заметил, но у Диша глаз был зоркий, и он запомнил, где именно увидел фигуру. Калл в душе предполагал, что это антилопа, но решил проверить. Они переправились через Йеллоустон днем раньше, и все были потрясены тем, что все сошло благополучно. У Джаспера Фанта никогда еще не было такого прекрасного настроения — как же, ведь он пережил переправу через все реки!

— Вон он, — неожиданно произнес Диш. — И вроде это Пи.

Диш рот открыл от изумления. Пи уже не шел, он сидел голый в траве и кивал головой, будто с кем-то разговаривал. Заслышав голоса, он повернул голову и вроде бы не очень удивился, но когда они спешились, то увидели у него на глазах слезы.

— Привет, капитан, — сказал Пи, стыдясь своих слез. — Вы немного не застали Дитца.

Калл видел, что Пи Ай ранен и явно не в себе. Грудь в крови, на плече рана, кожа обгорела, а ноги распухли до размеров коровьего вымени и все в ранах.

— Гас умер? — спросил Калл, страшась услышать ответ. Хотя он знал умение Гаса нарываться на неприятности, его потрясло состояние Пи.

Пи Ай думал о Дитце, который был так добр, что шел с ним всю ночь. Он стыдился своей наготы и с трудом сосредоточился на вопросе, который задал ему капитан.

— Там дальше ручей, я потерял всю одежду, — сообщил он.

Капитан снял с седла свой дождевик и накинул его на Пи. Пи немедленно почувствовал себя лучше. Он по пытался застегнуть дождевик, так чтобы не было видно сраму, но пальцы у него дрожали, и Диш помог ему.

— Гас умер? — повторил Калл.

Пи Ай медленно собирался с мыслями. Потом он вспомнил, что Гас остался в пещере с двумя пистолетами и не сказал ни слова, когда он входил в воду. И у него скверная рана на ноге.

— Ручей поднялся, когда я уходил, — проговорил Пи Ай. — Мне пришлось плыть мимо индейцев, и я потерял все снаряжение. Мой пистолет остался у Гаса.

— Где это? — спросил Калл.

— Дальше на севере, капитан. Мы вырыли пещеру в обрывистом берегу. Больше я ничего не знаю.

— Но он был жив, когда ты уходил?

— Да, он меня сам послал, — сообщил Пи. — Он сказал, чтобы вы галопом мчались туда и помогли ему разобраться с индейцами.

Диш Боггетт все никак не мог привыкнуть к виду голого и покрытого ранами Пи. Последнее время у них все шло гладко, и они почти забыли, что находятся в суровом краю.

— Что ты там говорил про Дитца? — спросил он.

— Помог мне, — пояснил Пи. — Мы поедем за Гасом, капитан? Мы с трудом вытащили из его ноги эту стрелу, так что нога у него сильно болит.

— Ты пойдешь к фургону, — велел Калл. — Тебе надо поесть. Сколько там было индейцев?