— Остановимся, но пока не время, — возразил Калл. — Мы еще не переправились через Йеллоустон. Мне нравится идея поставить первое ранчо в этих краях к северу от Йеллоустон.

— Какой из тебя фермер, — усомнился Август.

— Теперь уж, наверное, фермер.

— Да нет, ты боец, — сказал Август. — Бросить надо было этих чертовых коров в Техасе. Ты воспользовался ими в качестве предлога, чтобы приехать сюда, хотя тебе на них плевать, да и предлога тебе тоже не требовалось. Считаю, нам стоит отдать всех коров индейцам, если они покажутся.

— Отдать индейцам три тысячи голов скота? — поразился Калл мысли, пришедшей в голову его приятелю. — С чего бы это?

— А потому, что они перестанут нам мешать, — объяснил Август. — Мы сможем держать наши носы по ветру и следовать туда, куда они поведут нас, в порядке разнообразия, а не за коровьими задницами. Тебе еще не надоело?

— Я думаю иначе, чем ты, — ответил Калл. — Они наши. Мы их достали. Я не собираюсь их кому-то отдавать.

— Я скучаю по Техасу и виски, — признался Август. — Вот мы в Монтане, и никто не может сказать, что с нами будет.

— Тут где-то недалеко Милс-Сити, — напомнил Калл. — Можем купить там виски.

— Да, но я люблю пить в помещении, — пожаловался Август. — Здесь довольно прохладно.

В подтверждение его высказывания на следующий день с гор задул холодный ветер. Ночью выпал снег. Люди, работавшие в ночном, закутывались в седельные одеяла, чтобы согреться. К всеобщему удивлению, утром равнина была покрыта тонким слоем снега. Мальчишка Спеттл так поразился, когда проснулся, что сначала боялся вылезать из-под одеяла. Широко открытыми глазами он смотрел на всю эту белизну. Только когда он увидел, что другие ковбои топчут этот снег без видимых печальных последствий, он решился вылезти наружу.

Ньюта снег занимал всю дорогу на север, но где-то в Канзасе он потерял свою куртку, так что теперь, когда снег в самом деле выпал, ему было слишком холодно, чтобы получать удовольствие. Единственное, чего ему хотелось, — согреться. Он снял сапоги, когда ложился спать, и снег растаял на ногах, так что носки оказались мокрыми. Сапоги ему были маловаты, на мокрые носки их не надеть. Он пошел в костру босиком, надеясь высушить носки, но вокруг пламени сгрудилось столько ковбоев, что он поначалу не мог протиснуться.

Пи Ай зачерпнул горсть снега и ел его. Братья Рейни лепили снежки, но все ковбои были замерзшие и раздраженные, так что братьям, не рискнувшим их злить, пришлось кидать снежки друг в друга.

— По вкусу снег напоминает град, только он мягкий, — заметил Пи Ай.

Тут как раз вышло солнце, и свет его на белой равнине показался таким ярким, что многие прикрыли глаза. Ньют наконец нашел место у костра, но к тому времени капитан уже начал всех поднимать, так что высушить носки ему не удалось. Он попытался надеть сапоги, но снова безуспешно, пока По Кампо не дал ему немного муки, которую он насыпал в сапоги.

— Должно помочь, — сказал он, но все равно Ньют надел сапоги с большим трудом.

Солнце растопило тонкую корку снега, и всю следующую неделю было снова жарко. По Кампо по целым дням шел за фургоном, за ним свиньи, которые носились по длинной траве, развлекая ковбоев, хотя Август боялся, что они потеряются.

— Надо разрешить им ехать в фургоне, — предложил он однажды Каллу.

— С чего бы это?

— Ну, ведь они делают историю, — заметил Август.

— Когда? — удивился Калл. — Что-то я не заметил.

— Ну как же, ведь они первые свиньи, прошедшие от Техаса до Монтаны, — сказал Август. — Для свиней — подвиг.

— И что это им дало? — поинтересовался Калл. — Если они не поостерегутся, их съест медведь, в противном случае их съедим мы. Они проделали столь длинный путь впустую.

— Угу, но то же самое можно сказать и про нас. — Августа раздражало, что его друг недооценивает свиней.

После смерти Дитца Август и Калл стали ездить на разведку по очереди. Однажды, к удивлению Ньюта, Август попросил его поехать с ним. Утром они заметили гризли, но медведь находился на большом расстоянии и против ветра их не унюхал. День выдался ясный, на небе ни облачка. Август ехал, положив ружье поперек седла, и пребывал в превосходном настроении. Они удалились от стада миль на пятнадцать, и все равно, если они останавливались и оглядывались, то могли разглядеть стадо — черные точечки в центре равнины, а далеко за ними — линию южного горизонта.

— Никогда не думал, что может быть так далеко видно, — поразился Ньют.

— И в самом деле, — согласился Август с усмешкой. — Редкий это край — Монтана. Нам повезло. Лучше и придумать невозможно. Только не говори своему папе, что я это сказал.

Ньют решил, что это, верно, еще одна из многочисленных шуток мистера Гаса — называть капитана Калла его папой.

— Мне хочется, чтобы Вудроу продолжал думать, что от него много вреда, — продолжал Август. — Не хочу, чтобы он расслабился. Но я ничуть не жалею, что сюда заехал. Нет ничего лучше, как скакать на хорошей лошади по новой местности. Именно это мне на роду написано, да и Вудроу тоже.

— Как вы думаете, мы встретим индейцев? — спросил Ньют.

— Готов поспорить, что да, — ответил Август. — И вообще нас вполне уже сегодня могут всех прикончить. В этом и часть прелести незнакомого края — он таит опасности. Конечно, индейцы всегда владели этой землей. Она им дорога, потому что привычная. Нам же она по душе, потому что новая.

Ньют заметил что-то странное во взгляде мистера Гаса. Длинные седые волосы падали на плечи. Никто не умел так быть довольным самим собой, как мистер Гас.

— Разумеется, нельзя забывать и о женщинах, — добавил Август. — У меня всегда была к ним слабость. Но ни одна не смогла бы удержать меня от такой поездки. Женщины — существа настойчивые, все стараются пригвоздить тебя к месту. Но если ты свернул в сторонку, то можешь быть уверен, что почти наверняка найдешь их близко от того места, где оставил.

— Вы в самом деле знаете, кто мой папа? — спросил Ньют. Мистер Гас казался таким добрым, что он решился задать этот вопрос.

— Да, Вудроу Калл твой папа, сынок, — ответил Август с таким видом, будто не говорил ничего особенного.

Впервые Ньют понял, что это может оказаться правдой, хотя и совершенно необъяснимой.

— Ну, он никогда об этом не говорил, — заметил Ньют. Просто знать еще ничего не меняло. Более того, возникали новые проблемы. Если капитан его отец, то почему он никогда об этом не упоминал?

— Тут дело тонкое, — произнес Август.

Ньюта такой ответ не удовлетворил, больше всего потому, что он не очень смекал, что это значит — «дело тонкое». Ему не хотелось критиковать капитана, особенно в присутствии мистера Гаса, единственного человека, позволяющего себе такую критику.

— Не в его это духе — упоминать об этом, — проговорил Август. — Вудроу вообще не упоминает ничего такого, упоминания о чем можно избежать. Он в этом деле мастак.

Ньют не мог в себя прийти от удивления. Если капитан его отец, то он должен был знать его мать, но он и об этом никогда не заикался. Ньют еще помнил то время, когда мечтал, что капитан окажется его отцом и возьмет его в долгие странствия.

Теперь, несколько странным образом, его мечта сбылась. Капитан взял его в долгое путешествие. Но вместо того чтобы чувствовать себя счастливым и гордым, ощущал грусть и смятение. Если это правда, то почему никто ему раньше об этом не сказал? Дитц никогда об этом не говорил. Пи Ай тоже. Хуже того, его мать никогда ему об этом не сообщала. Он был еще маленьким, когда она умерла, но не таким крошечным, чтобы не запомнить, кто его отец. Тут концы с концами не сходились, и он молча ехал рядом с мистером Га сом несколько миль, раздумывая над этим.

— Вы меня позвали, чтобы сказать это? — наконец спросил Ньют.

— Ага, — признался Август.

Ньют сознавал, что должен бы поблагодарить его, но он был не в настроении благодарить кого-либо. Эта информация только все запутала в его жизни. Она испортила все то хорошее, что у него было, и связанное не только с матерью, но и с самим капитаном и вообще со всей компанией «Хэт крик».