– Талос, – прочел Глеб на бирке усаживающегося в жалобно поскрипывающее кресло великана, – номер тринадцать.

Сон, обыкновенно приходящий вместе с командой «отбой», в этот вечер задерживался. Дисплей часов на прикроватной тумбочке высвечивал уже 23:50, а Глеб все лежал, глядя в потолок, и думал. Думал о разном: о своем звене, оставшемся в Актау; о Гипербазисе; о гражданских с их странностями; о том, как много еще не видел; об остальных двадцати трех номерах; и, конечно же, о Старшем Брате. Образ могучего Талоса настолько плотно засел в мозгу, что любые мысли рано или поздно возвращались к «ходячему танку». И когда усталость наконец-то взяла верх над впечатлениями, Глеб погрузился в сладкие грезы. Там он снова был в армии. На передовой. Шел по выжженной черной земле, плечом к плечу с закованными в броню великанами. Слышал, как хрустят под их пятой кости испепеленных врагов. Полной грудью вдыхал чудный запах напалма, гексогена, пороха и горелого человеческого мяса. Шипела «Плазма», заливая истерзанный блиндаж огнесмесью, выли «Фениксы» Палачей, с чудовищной скоростью пожирая боекомплект в заплечных ранцах, ухала далеко позади артиллерия, сотрясали все вокруг орудийные залпы «Циклонов», рвались снаряды, комья земли и пепел летели в лицо… А он шагал в полный рост, с улыбкой. Он был счастлив.

– Хватит спать! У нас полно работы!

Глеб открыл глаза и, увидев сияющее лицо Прохнова, с горечью подумал, что армейское и гражданское счастье несовместимы, даже взаимоисключающи. На часах светилось 5:51.

– Побудка только через тридцать девять минут, – проворчал он, спуская ноги на холодный кафель.

– Побудка? – спросил Георгий Андреевич. – Нет, сынок, это – начало новой жизни! Взгляни! – сунул он ворох распечаток под нос Глебу, но тут же спохватился и забрал. – Впрочем… Не важно. Нас ждут великие дела, юноша! Одевайся. Пора познакомить тебя с новым телом.

– Что?

Вдаваться в подробности Прохнов не стал, хоть и видно было, как его распирает, будто мальчишку, желающего похвастать невиданным артефактом. Он схватил Глеба за локоть и потащил в сторону лифта, где нажал кнопку 6 – этажа кибернетики – и еще шире расплылся в улыбке, приподнимаясь-опускаясь на носочках.

– Да в чем дело? – попытался прояснить ситуацию Глеб, не на шутку обеспокоенный столь странным поведением убеленного сединами профессора.

– Сейчас все увидишь, – отозвался тот и, ткнув пальцем в одну из великого множества табличных сумм на распечатке, экспрессивно взмахнул рукой. – Невероятно! Это прорыв! Магде, Магде… Твоя мать – гений! Черт возьми! Настоящий гений!

– Как скажете.

– За мной, – позвал Прохнов, возбужденно шагая к бронированной двери без табличек, охраняемой двумя автоматчиками, и хлопая по карманам в поисках пропуска. – Черт! Да где же он? Ага! – протянул он охране извлеченную из недр синего халата карточку, после чего, не дожидаясь указаний, приложился к сканеру сетчатки глаза и плюнул в слюноприемник анализатора ДНК.

Глеб, дождавшись своей очереди, проделал то же самое.

Наконец тяжеленная дверь, шипя гидроцилиндрами, сдвинулась внутрь и отъехала. За ней оказалось просторное, блестящее текстурированной сталью и слегка пахнущее машинным маслом помещение с идущими прямо по полу рельсами и множеством стоящих вдоль стен аппаратов, чьи очертания смутно угадывались под непрозрачным полиэтиленом.

– Что это? – спросил Глеб, когда запирающие штыри клацнули за спиной.

– Это, – вздохнул Прохнов, – склад несбывшихся надежд. Морг проекта «Композит».

Глеб снова принюхался, но ничего, кроме уже распознанного масла, не почуял.

– Морг?

– Да. Мертвецы, – профессор обвел жестом странные предметы под чехлами. – Видишь, сколько? По ним можно отслеживать летопись нашего проекта. Семнадцать лет. Год за годом. Неудача за неудачей, – он подошел к ближайшему и стянул полиэтилен. – Это первый.

Под чехлом оказалась металлическая конструкция, напоминающая очертаниями человеческое тело, точнее, его каркас.

– Объект один, – продолжил Прохнов. – Экзоскелет в чистом виде. Не оправдал надежд. У комиссии армейских умников неожиданно сменились приоритеты, и его забраковали еще до стадии испытаний. Объект два. – Вторая полиэтиленовая накидка сползла на пол, открывая немного видоизмененную конструкцию, более массивную и снабженную теперь броней, укрывающей грудь, спину и бедра. – В бюджет уложились, но образец оказался слишком тяжел, не обеспечивал возможность максимальной загрузки десантных вертолетов. Этот, этот и этот, – профессор прошел мимо трех истуканов, тыча в них пальцем, – тоже не приняли по разным техническим причинам. А вот он, – сдернул Прохнов накидку с белого, снабженного сервоприводами бронекостюма, выглядящего куда внушительнее предыдущих, – устроил всех и был допущен к испытаниям. Тогда-то и начались настоящие проблемы. – Профессор подошел ближе к «Объекту № 6» и постучал по его армированной груди кулаком. – Мы думали, что самое сложное уже позади. Армейские чины из комиссии кончали от восторга, читая его ТТХ. Лабораторные тесты прошли на ура. Нейросеть работала как часы. Но… только в лаборатории. Первый же выезд на полигон обернулся крахом. Все пошло вразрез плану. Моей группе грозило расформирование, а мне самому – обвинение в саботаже, шпионаже и измене Родине. Помог случай, – Прохнов неловко всплеснул руками и усмехнулся, – как иногда бывает. И вопреки всему работа над проектом продолжилась, хоть и была разделена на два направления. Для подстраховки. Результат, всегда нужен результат. И желательно гарантированный. Нам сказали: «Делайте рабочую версию, а своей утопической ерундой можете заниматься по остаточному принципу». Да-да, именно так. Все, что не дает желаемого результата с первой попытки, для них – утопия. Но мы проглотили это. Мы работали не покладая рук. Теперь у нас есть «рабочая версия». Совсем не то, что планировалось изначально. Лишь примитивное подобие. Грубое и ограниченное. Но ты… – профессор подошел к Глебу и ухватил его за плечи, – ты поможешь воплотить в жизнь истинную цель наших работ!

– Как?

Прохнов улыбнулся и потащил Глеба в дальний конец склада, мимо дюжины укрытых полиэтиленом «мертвецов», пока не дошел до последнего, и стянул с него чехол.

– Объект девятнадцать. Звучит уже не так, как номер один или шесть. Мы дали ему имя – Иван. Ваня, – похлопал его профессор по стальному плечу в кевларово-керамической «коже». – Можешь познакомиться.

Больше всего «Иван» напоминал гипертрофированную броню Палачей. Костюм был полностью лишен участков, не защищенных броней. Оператор не надевал его на себя, а входил внутрь и запирал «дверь» – распахивающуюся крестом фронтальную часть торса, защиту бедер и голеней. Так же, как в ТБ Палача. Но по сравнению с последней «Иван» выглядел значительно мощнее. Из-за тяжелой композитной брони крайние габариты костюма представляли собой едва ли не квадрат – примерно два двадцать высотой и свыше полутора метров шириной. Рядом с ним даже Старший Брат не смотрелся бы столь огромным, хотя и был выше сантиметров на десять. Единственное слабое место Глеб, как пацан-первогодок лазая с открытым ртом вокруг железного монстра, усмотрел на внутренней стороне бедер и плеч – неизбежные уступки каждой тяжелой брони плохо продуманному человеческому телосложению. Остальные элементы корпуса выглядели абсолютно неприступными для любого стрелкового оружия. Внутри костюм имел мягкую пористую обивку, свидетельствующую о наличии кондиционирования. В области паха и заднего прохода располагались приемники системы жизнеобеспечения, позволяющей оператору не покидать бронекостюм в течение нескольких суток. А по линии позвоночника шел ряд обрезиненных кругляшков с мембраной.

– Что это? – указал Глеб на незнакомый элемент конструкции.

– Верный вопрос, – кивнул Прохнов и направился к одному из стеллажей, откуда вернулся со стремянкой, поставил ее возле «Ивана» и, забравшись, произвел невидимые Глебу манипуляции в недрах откинутого назад шлема.