Ведь согласитесь, что Вы впадаете в эйфорию не от фольклора Формозы, а от таких, например, фраз как «подняв бунт, Беневский бежал, захватив не только форт губернатора, но и сердце его красавицы дочки»! Или вот что я Вам подарю: пуговицы и сачок — скорей запишите! Некая Мэри Г. сообщает, что от энтомолога, заплутавшего в нашем Приморье, остались лишь оные, а сам он почил смолоченный тигром! А графа Беневского, удосужившегося не только свалиться в кратер вулкана, но и пообещать жителям городка Большерецкий, что он вывезет их на «волшебный остров Буян» (под этим островом подразумевался Мадагаскар, за который Беневский сражался), тоже постигла рельефная, редчайшая смерть: он получил раненье в баталии, в которой прозвучал один-единственный выстрел — тот самый, который и сразил его наповал! И эта уникальная пуля (Черная Суббота, Кровавое Воскресенье, Хрустальная Ночь — люди любят наклеивать на Историю яркие ярлычки) поражает наше воображение больше, чем изнашивающие солдатские башмаки, опустошающие казну и душу долгие войны.
Я, кажется, понял Ваш метод: Вы берете совершенно обособленные на первый взгляд вещи — связываете путешествие на полярных собаках с животноводчеством в Казахстане, а надвигающиеся грозы мировых катастроф с крохотными подвижками в судьбе человека, перескакивая с почившего монаха на лошади на модные ныне тараканьи бега или с радости от разделенной любви на историю открытия радия — и получаете целый рассказ! Эта концепция «слепой смычки» людей и вещей — достаточно посмотреть на беспорядочно брачующиеся беспардонные пары! — присуща, вероятно, не только творцам, но и Творцу. Я сам результат этого хаоса, ведь в соответствии с дремучими нравами дрекольной Российской Империи ни я, ни предки мои не могли появиться на свет.
Мой дед — украинец, а бабка — гуранка. Гураны — Маргарита, только не путайте, пожалуйста, с cervus pygargus,диким козлом, а то станется с Вас — произошли от смешения бурятов с забайкальскими казаками. А казаки ненавидели украинцев — но от этого брака появился отец. А дед по линии матери, вырвавшись из спертого семейного круга местечковых могильщиков и мудрецов, стал журналистом, боготворившим балет. Едва успев похоронить надежду на успех своей труппы, которая в полном составе удрала от него в Палестину, он взялся за организацию балетного коллектива из русских рабочих — и на заводе встретился с дочерью местного мастера. Рабочая аристократия евреев терпеть не могла, но от этого союза родилась моя мать.
Представьте меня: маленький мальчик, родители заняты своими делами, а стоит мне уткнуться маме в колени, как она отталкивает меня и принимается за обед. И вот я в одиночестве рою и обкладываю травой какие-то жалкие ямки, укрывая там жужелиц и всякую насекомую живность: это было мое, это был мой сокровенный секрет! Хоть чем-то хочется нам обладать в этом не принадлежащем нам раздерганном, разрозненном мире, хоть что-то привести в надлежащий порядок — подобно писателям, приводящим в порядок слова… А теперь вот что я Вам подарю, Маргарита: ведь не только жертвами, но и живностью, и жар-птицами полнится русский язык!
Медведица и малинница,
репейница и крапивница, с прялкой пяденица, с заливистым голоском переливница,
пеструшка, оранжевая желтушка, чернушка,
финская совка, серебристая толстоголовка,
павлиноглазка, певчий кузнечик, березовый слоник и краеглазка,
горошковая белянка, весенняя голубянка,
розовый шелкопряд сосновый коконопряд
барышня Бархатница, сенная девка Сенница Гера,
бражник языкан, бронзовка, Зазнобушка Зорька,
ее кавалеры Усач-Монохамус и Хвостоносец Деметрий,
огневка, людорфия, одинокий ольховый зефир,
индийский адмирал, чернотелка, червонец
…и с ними Щелкун.
Сирень амурская, крушина даурская, кручинушка русская… шучу, Маргарита, шучу. Но вернемся же от березовых слоников к нашим баранам… Срочно пришлите мне список Ваших источников (а того «изрядно заурядного» автора, чьи тексты навели Вас на мысль, что Бордуков прожил долгую жизнь, я, как ни бился, не смог отыскать), хотя третьестепенные — Бедекеры грациозной Мэри Г. и амурного графа Мауриция А. — я уже сам нашел.
И ведь какие великолепные у них травелоги! И Мэри, и Мауриций просто соревнуются в подзаголовках: «сын, немилосердный к отцу», «женщина, чей муж продал ее», «люди посчитают тебя суфражисткой», «добрый солдат», «высокомерный верблюд», «финн, чей отец был шотландцем», «предсказание ламы», «город с очертаниями черепахи», «неудобство русских железных дорог» и, наконец, «они считают, что мадам является секретным агентом!» Заметим, что «тема» агента впоследствии разовьется. Как, впрочем, и пуговиц. Знаете ли Вы, Маргарита, что люди придают огромное значение всем судьбоносным, крохотным — пугающе пуговичным, почти молекулярным — моментам? Например, уже поставили памятник зайцу, перебегшему дорогу Пушкину, спешащему на дуэль, — и тем самым предотвратившему (в тот раз) его смерть. Что это — суеверие или попытка найти в сумрачном хаосе жизни какой-то «узор»? А Вы безуспешно попытались найти узор в охотящихся за головами варварских племенах и тоталитарной системе…
Но дальше, дальше: подзаголовки Беневского еще краше, чем сама Мэри (женщина, судя по ее собственному описанию, миниатюрная и путешествующая везде с меховым компаньоном Бьюкененом): «собачьи упряжки» (вот Вам тема собаки), «шахматная партия» (помните наши шесть досок?), «под Рождество граф избег яда», «граф мастерит музинструмент для своей ученицы», «доброта губернатора» (смыкается с «добротою солдата»), «недоброжелатель графа наказан», «подготовка к войне», «граф прибывает в столицу Сибири Тобольск», и, наконец, «собака спасла беглеца».
А вот что пишет Беневский о встрече с местными псинами: «одна облезлая собачара подобралась к нам с выражением немого недоуменья на морде, попереминалась с лапы на лапу, а затем сморщилась и чихнула — видимо, культуры никогда не слыхала». Ну причем тут собаки, воскликнете Вы! А вот при чем: ведь при описании реальности Вы выбираете самые острые, запоминающиеся «заголовки», таким образом преображая Историю! А вдруг Вы окажетесь ее единственным очевидцем? Тогда в Истории останется лишь Ваше мнение — и больше ничье.
Постскриптум: прилагаю брошюру о нашем музее, а также текст, который Вы выстроили, насколько я понял, из обозначенных разными числами разрозненных замет Бордукова, слегка увлажнив его сухой стиль (ни в коем случае не пытаясь подмочить Вашу репутацию, Маргарита, я лишь подправил ошибки).
Записки Николая Ивановича Бордукова
До того, как оказаться здесь, на Формозе, я путешествовал по Уссурийскому краю, превращая дожди, ожидание чуда, меланхолию и мокрые ноги в бубнеж букв (вот какое тут звучит у меня ученое «бу-бу-бу»), перелагая буераки, просеки и перевалы в слова.
В Приморье мне полюбилась природа: крушина, жимолость, маньчжурская липа… водяные осыпи, ясень, багульник или уводящая от женьшеня малая птаха, которую китайцы называют «ли-у». Или вот, к примеру, условные знаки — узлы: охотники за женьшенем особым образом завязывают ветки кустарника, как бы давая указания другим искателям счастья — «здесь не ходите, тут уже ничего нет». Если бы все культурные люди поступали так, как эти полуграмотные поисковики! Сколько раз приходилось мне натыкаться на выпячивающего свое «я» человека, который из какой-то горемычной гордыни зарывал обратно уже отрытое им, и преемники должны были заново погружаться в монологичную монотонность научных изысков вместо того, чтобы подхватить на полдороге оставленный груз.
Научной работой занимаюсь и тут… но сначала о климате: с января по декабрь здесь все цветет. Листва обновляется с той же скоростью, с какой увядает. Когда приходит жара, молю о глотке свежего морозного воздуха… при наступлении холодов прошу солнце согреть мое сердце. Март, апрель, май — это наша весна. В июне, июле, августе — пекло; комаров тучи — они жалят без жалости, выдавливая из себя довлеющий настойчивый писк; их летание и сосание делают меня душевнобольным. А у меня и без того нервы ни к черту. Грубый шорох у двери или густая тень за окном будто бы говорят: прощайся с жизнью, за тобою пришли. Однако, какая судьба с кобурой и в погонах — и, главное, в погоне за чем может добраться сюда? Неужели существуют инстанции, которые могут заинтересоваться больным на голову бабочником (так окружающие думают обо мне)? Кто-то мне однажды сказал: «вот если бы Вы изучали медведей, тогда бы стали известным. А бабочки — мелочь, бабочки — чепуха».
