Но потом я начинаю думать, что если скажу, что Рег — полное ничтожество, то тогда и сам буду выглядеть не очень-то здорово. Поэтому я стираю этот фрагмент из памяти, делаю вид, что не думал о нем, и возвращаюсь к тому фрагменту, где предоставляю Мыскину кучу самых разнообразных доказательств — доказательств, которые я добуду, как только выйду из этой ванны и вернусь в норму. Доказательства о причастности Рега к взрывам автомобилей и доказательства серьезной опасности его убеждений мартин-мартиниста. Доказательства того, что его банда планирует что-то совершенно ужасное и как я срываю их гребаные планы.
А потом меня представляют самому премьер-министру, и он настроен очень серьезно, а не отделывается шуточками, как обычно. Он жмет мне руку, награждает медалью и говорит: «Чертов Дженсен Перехватчик! Да ты действительно крут!» Или что-то в этом роде. А потом мы вместе с ним отправляемся к «Звездным сучкам», чтобы как следует покутить. И мы становимся настоящими приятелями и все время проводим вместе и все такое. И Баммер Раймз тоже с нами.
Ага. Просто охренеть!
И к тому времени, как я все это передумал, меня вдруг возвращают к реальности. Возвращают к тому, что происходит, так сказать, прямо здесь и сейчас, то есть в ванной этой девушки. Я слышу, как она неуверенно стучит в дверь и спрашивает: «С тобой все в порядке?» И я тут же отвечаю: «О да, я уже выхожу!» И я встаю с тем хлюпающим звуком, который получается, когда резко встаешь в ванной, полной воды.
— Иду! — кричу я. — Мне намного лучше! Спасибо! — И голос мой такой же бодрый, как у нее.
Я вытираюсь полотенцем, надеваю халат и выхожу в комнату, где совсем недавно хныкал, как ребенок, и чувствовал себя совершенно погано. А теперь — все по-другому. Я чистый и отдохнувший. Меня больше не мутит, в моей голове утряслись все дела с Мыскиным и Броком.
Теперь мне кажется, что крошечная квартирка этой девушки выглядит очень даже мило. Не поймите меня неправильно. Я хочу сказать, что квартира эта — страшная дыра, будто перенесенная из девятнадцатого века. Все здесь забито старой рухлядью и сделано из дерева, и она совсем не похожа на мою шикарную берлогу с ее строгими линиями и новейшей видеосистемой с объемным звуком и подобными классными вещами. Но все-таки сразу видно, что девушка старалась, как могла, чтобы привести ее в божеский вид. Здесь тепло и уютно, и мне это нравится. Несколько свечей освещают комнату мягким желтым светом. На столике перед креслом, на котором я буквально помирал до того, как принял ванну, стоит пара дымящихся кружек.
— Я подумала, что тебе захочется выпить чаю, — говорит она, кивая на столик. А потом она кивает на все мои вещи, которые были у меня в карманах. Она достала их перед тем, как положить мою одежду в стиральную машину. У меня даже во рту пересохло, когда я увидел их, потому что там есть доказательства того, кем я являюсь на самом деле. Например, мое удостоверение агента Департамента безопасности, которое я так самоуверенно пихал под нос тому старикашке, после того как надавал ему по мозгам. Но все мои кредитки и удостоверения, по которым бы она поняла, что я никакой не Норфолк, а Дженсен Перехватчик и что я занимаюсь СП для правительства, — короче, все это лежит в моем бумажнике, застегнутом на «молнию».
Я смотрю на девушку, и она смотрит на меня, и взгляд у нее очень серьезный. И я думаю: «Ой, ой…»
Но потом я думаю, что, судя по ее виду, она совсем не знает, кто я такой на самом деле. Она не доставала содержимое моего бумажника, потому что такую вещь мог бы сделать я, но не она, потому что сразу видно, что она, как говорится, славная. Она наивна и доверчива. Она не стала бы смотреть содержимое бумажника бедняги Норфолка. Она, скорее всего, даже ничего не заподозрила, когда обнаружила, что у нищего бродяги Норфолка суперкрутой и супердорогой бумажник в ретростиле фирмы «Хо Ши Мин». Да и вряд ли она вообще когда-либо видела подобные вещи и знает, сколько они могут стоить. Но сверху моего бумажника лежит пакетик «бориса».
Упс!
— Послушай, Норфолк, — говорит она, — не хочу, чтобы ты меня неправильно понял, но я не одобряю наркотики.
— Ну да… Я, в общем, тоже, — бормочу я, кивая. Но я прикусываю верхнюю губу нижними зубами, что показывает, что я вру.
— Знаешь ли, они вообще-то не помогают, — продолжает она.
— Да, ты права, — отвечаю я, особенно не думая, просто стараясь ей не перечить.
А потом я говорю:
— Разве не помогают? Потому что, ну, знаешь…
— Это просто как костыли, — говорит она.
— Правда?
— Я ничего не имею против стаканчика красного вина, но эти вещи… — Она аккуратно берет мой пакетик и легонько им помахивает. — Это, Норфолк, просто химическая дубинка. Ты сам говорил, что тебя угнетали, так?
— Ну да… Еще как, — соглашаюсь я, вспоминая, что именно из-за того, что я притворился угнетенным крестьянином из Норфолка, которого зовут Норфолк, я и попал в эту ситуацию.
— Ну вот. А эти наркотики — просто еще одни способ тебя угнетать, Норфолк. Ты же видел, какие здесь, в этом районе, люди. И ты видел тех, которые превратились в законченных наркоманов, так? Наркотики способны вызвать психическое расстройство даже у самого уравновешенного человека. И не говори мне, что ты и раньше такого не видел там, откуда ты родом. Ты же прекрасно понимаешь, о чем я.
Я не собираюсь рассказывать о том, что видел в Норфолке, потому что никогда там не был и понятия не имею о том, что там на самом деле творится. Хотя я знал, о чем она говорит: все эти крикливые сумасшедшие, слоняющиеся по этому району с обделанными штанами, типа того старикашки, который клянчил у меня монетку. Но я думал, что это все из-за выпивки, а не из-за наркотиков. Я уже собирался ей это сказать… сказать что-то типа: «Да, конечно, видел. Но дело вовсе не в наркотиках — не они сводят людей с ума, а выпивка. Я читал об этом в отчетах, и об этом говорилось по телевизору. Даже премьер-министр так говорит».
Но это будет вроде как не особо мудро с моей стороны, учитывая, что я шпион. И не мне защищать наркотики или современный образ жизни и восхвалять Проект. Когда ты шпион, всегда так — тебе приходится помалкивать по поводу того, что ты считаешь правдой, и как бы вживаться в роль того, кто думает совершенно наоборот.
— Ты права, — отвечаю я. А потом говорю очень хитрую вещь: — Думаю, мне еще многому нужно научиться.
Девушка улыбается.
— Тогда, может быть, ты попал как раз по адресу, — говорит она, сменив строгий учительский тон на свой обычный — приятный и мягкий.
Значит, блин, я попал в самую точку, сказав про то, что мне еще многому нужно научиться!
А потом мы просто молча сидим за столиком и пьем чай. И пока мы так сидим, атмосфера как-то меняется и вроде накаляется. Я слышу, как она дышит. Посмотрев на нее, я вижу, как вздымается ее грудь. Она сдвигается на стуле, и ее нога касается моей. И теперь уже моя очередь тяжело дышать, будто мне что-то мешает там, под ребрами. Это чувство немного похоже на то, когда я лез по водосточной трубе. Вроде как я одновременно нервничаю и волнуюсь. А во рту у меня становится липко — будто я проглотил целый пакетик сладких арахисовых орешков, а запить их нечем.
— Твоя одежда высохнет только к утру, — говорит она, и ее голос звучит совсем по-другому. Он становится глубже, и в нем вроде даже как появляются угрожающие нотки. — Ты можешь остаться здесь.
Вот ситуация, которую я уж никак не планировал: совсем голый под халатом, моя одежда в стиральной машине, уже поздно… И я — бывший мистер Блевотина. Хотя мне уже лучше, я все равно не уверен, что все совсем прошло, и, кроме того, я ужасно, просто смертельно устал. И даже не знаю, где именно нахожусь. Я ведь терял сознание. Если я сейчас уйду, то смогу ли найти в такой час такси в этом дерьмовом районе? Кроме того, я помню, как видел трусики этой девушки, и чувствую, как ее нога прижимается к моей вроде как нечаянно, а может, и нет… На самом деле я бы с удовольствием скользнул к ней в постель и, может быть, поспал немного или помиловался бы с ней. Я, конечно, и не помышляю о полномасштабном трахе в стиле «Звездных сучек». Ничего подобного. Нет, мне просто хочется немного отдохнуть и немного ласки. У меня ведь, между прочим, был офигенно тяжелый день, так ведь?
