– Расскажи о себе, – попросила его Аня.

– Ты знаешь, – задумался Яша, – рассказать как есть – не хочу тебя огорчать, и мне остается развлечь тебя, что-нибудь припомнить, но в такое хмурое утро и это не хочется.

– Не молчать же, – заметила она.

– Нет, почему, можно и помолчать – почему бы и нет? Это даже лучше! – И Яша улыбнулся ей такой чистой робкой улыбкой после всего пережитого, о чем Аня не знала, что и она попробовала улыбнуться. Они поцеловались и после этого не совсем обыкновенного поцелуя действительно замолчали, и Яша не осмелился расспросить Аню про ее жизнь.

Черные засохшие стебли торчали из снега у стен монастыря и шуршали на ветру. Яша предложил слазить на колокольню, как раньше. Пробираясь сквозь бурьян, они прошли по собору, где вместо крыши сияло небо над головой, и, нашедши в стене щель, Яша протиснулся в нее, а Аня, растолстев, не смогла и расстроилась, но виду не подала и как бы между прочим заявила, что не желает испачкаться и обождет внизу.

По скользким, вылизанным подошвами ступенькам Яша поднялся на колокольню. Там уставились на него дети; рядом, под ногами, в куче валялись ранцы. Яша узнал тех ребят, которые катались с горки, а увидев взрослых, спрятались на колокольне.

– Что? Прогуливаете уроки? – начал Яша, и дети еще сильнее насупились. – Не бойтесь, – тогда прошептал он, – я сам был такой! – Ребятишки переглянулись между собой, подмигивая, а у Яши невзначай вырвалось: – Вы не представляете, как я хочу покататься на фанере!

Один из школьников, указав на него, покрутил пальцем у виска. Яша по ступенькам запрыгал вниз, и, пока выбрался из бурьяна на дорогу, Аня успела скрыться за поворотом. Снег на асфальте растаял, по нему расплывались радужные разводы от бензина, и Яше сквозь слезы показалось, будто перед глазами вертятся мыльные пузыри.

Яша не стал догонять свою первую любовь – все равно прошлого не вернуть, – потихоньку побрел вслед, невольно вспоминая, как много лет назад они расстались. С годами воспоминания должны становиться слаще, но этого не произошло, наоборот, от постоянного их неусыпного присутствия жизнь обнажалась, выворачивалась наизнанку, что предсказано было, когда приснился накануне последнего свидания ангел.

Сколько мальчик ни звонил Ане, ее мама отвечала, что она в ванне; после одиннадцати отец Яши заметил, что так поздно нельзя звонить, и поинтересовался, сделал ли сын уроки. Яша не ответил – не потому, что не сделал их, а потому, что не хотел выдать отчаянного волнения внутри, какое скрывал, конечно, от родителей; впрочем, уже давно с ними разговаривать было не о чем: когда приходит первая любовь – со взрослыми становится не о чем разговаривать.

– Почему ты все время молчишь? – спросил отец.

Надо было что-то сказать, и Яша пробормотал:

– Потому что завтра выпадет снег.

– Куда ты будешь поступать после школы? – поинтересовался отец, пытаясь вызвать сына на серьезный разговор, при этом сам нечаянно улыбнулся.

– На клоуна, – не задумываясь ответил Яша, побежал скорее в свою комнату, разделся и лег, но уснуть не мог.

И все же под утро мальчика сморило. Ему приснился райский сад; от гудения пчел не слышно, как едет на самокате ангел, запыхался – огромный, толстый, в джинсовых шортах и при галстуке; одной рукой держит руль, в другой эмалированное ведро, с которым бабушка ходила доить корову. Ангел стремительно и бесшумно, как по воздуху, подъезжает, бросил ведро на землю и помахал затекшей рукой. «Здесь на всех хватит!» – пообещал. Яша узнал в ангеле президента, которого каждый день показывают по телевизору, и даже не удивился – будто каждый день общался с ним, когда этих президентов, как и ангелов, просто так, в жизни, никто ни разу не встречал. Лицо у президента как бы подсвечивалось снизу, мальчик опустил глаза – в эмалированном ведре снег и бриллианты! От восхищения Яша проснулся. Посмотрел на будильник: в темноте на циферблате не видно стрелок; взял часы – и в руке заведенный механизм прозвенел.

Мать уже суетилась на кухне, приготавливая завтрак. На плите закипал чайник. Отец тщательно брился перед зеркалом. Умываясь, Яша чуть не подпрыгивал, предчувствуя какую-то радость, но, глядя на родителей, на их озабоченные лица, спросонку не мог осознать, что это такое может быть. Он надел самую лучшую рубаху, новые брюки и натер до блеска ботинки, затем отодвинул штору и выглянул в окно, но снег ночью не выпал, чего мальчик ожидал с нетерпением.

Он сел за стол и за завтраком вдруг вспомнил про свою любовь. Как только родители ушли на работу, бросился к телефону и стал набирать номер.

– А, это ты, – подняла Аня трубку, – обожди, я чищу зубы. – Он слышал, как шумит вода, рядом с трубкой тикали часы; мальчик приложил к уху свои на руке и тоже послушал; вот зашлепали тапочки – она не шла, а бежала к телефону. – Как хорошо, что ты позвонил! Давай встретимся не в десять, а в одиннадцать…

После того как услышал ее, Яша не мог доесть завтрак и уже не мог оставаться дома. В школу не пошел, а шлялся по городу, то и дело поглядывая на часы, но время остановилось, и мальчик догадался: вот-вот пойдет снег.

Они встречались на остановке трамвая. Над путями на колоннах громоздилась, закрывала небо крыша; у колонн они и встречались. Яша приехал очень рано и решил пройтись по парку. У ручья лес не шелохнулся – в природе все обмерло, как бывает поздней осенью. Яша вдруг отчетливо почувствовал, что в последний раз здесь, и его радость куда-то подевалась. С деревьев последние листья слетели, под ногами замерзшие колеи на дороге и соломенного цвета трава по сторонам, а дали сизые, далекие. Нужно уже было поворачивать, и он побрел назад.

Еще долго торчал у колонн, наблюдая, как из трамваев одни пассажиры выходят, а другие толкаются, спешат занять места. Скоро наступило полдвенадцатого. Яша уже не надеялся, что его любовь приедет, но оглядывался на каждую девушку. Он оглядывался и не заметил, как Аня неожиданно появилась перед ним. Лицо у нее так густо было намазано кремом и напудрено, что за этой маской, которая сладко, приторно пахла, в разрезах жирно подведенных век с ресницами, как колючая проволока, – померкли глаза.

– Я не узнал тебя, – вздрогнул Яша.

Из-за туч показалось солнце, и небо засияло предзимней звонкой голубизной, снег так и не выпал, на подстриженных газонах зеленела трава, и с Аней хорошо было идти, ощущая в руке ее ладошку. Они направились по дорожке к парку, и Яша хотел уже рассказать, что приснился ангел; тут Аня заплакала и выдернула руку, чтобы смахнуть слезы.

– Не плачь, – сказал Яша. – Тебе хорошо гулять со мной?

– Да, – ответила она.

– Ну и не надо ни о чем думать, – сказал он. – Посмотри, какой сегодня день!

– Да, – подтвердила Аня, вытирая слезы, – день прекрасный, только мне еще тяжелее, чем тебе, поверь.

– Ты всегда можешь сказать, что тебе не хочется со мной гулять.

– Но я не хочу этого говорить.

Тут Яша стал целовать ее сладкое под кремом лицо.

– На нас смотрят, – оглядывалась Аня.

Целуя ее, Яша прошептал:

– Хорошая.

Аня опустила глаза.

– Не такая я и хорошая.

Яша сразу обо всем догадался, но что же ему тут было делать?

– Я хочу поговорить с тобой, – начала Аня.

– Ну говори скорее! – взмолился Яша.

Но она молчала. Тогда Яша сказал:

– Не надо ничего говорить – и так все понятно.

– Ну что, пошли назад, – проговорила Аня.

Яша схватил ее за руку.

– Дай же хоть насмотрюсь на тебя!

– Сейчас я опять заплачу, – пролепетала Аня, и Яша догадался: она весь вечер вчера прорыдала в ванной, а сегодня утром, чтобы скрыть следы слез, замешала на лице эту отвратительную розовую маску.

Яша не выдержал и снова обнял ее, но едва обнял – и Аня его обняла, – понял, что так будет еще больнее, и они отодвинулись друг от друга.

– Ну, вот мы и попрощались, – вздохнула Аня.

Медленно побрели обратно, очень медленно; решили разъехаться в разные стороны, и на остановке предстояло еще раз попрощаться. Сразу пришел трамвай – и так сразу это уж было чересчур, и Яша сказал: