- Что? - разевает рот Ваван.

   - Как это? - вскидывается Юлька.

   - Да, - говорю, - в институтах такому не учат. Могу по буквам: если мы не знаем, о чём спрашиваем, то, может, разберём, чего нам скажут?

   - Кто? - беспокоится Миха.

   - Ну, точка их ядрёная, - поясняю ему, и сразу злость куда-то девается. - Которая про нас всё знает. Сейчас ведь как: вы длинно спрашиваете. А точка коротко отвечает. А пусть она тоже побухтит. Какой вопрос - такой ответ.

   Смотрю в их лица светлые и вижу: не догоняют. Объясняю ещё раз:

   - Представьте, вас всю ночь в цугундере о чём-то допрашивают, а наутро дают протокол подписать. А там всего-то два ответа на выбор даётся "да" или "нет". Как? Выберете да подпишете?

   - Ёлы-палы, - стонет Ваван. - Кела! Да тебе цены нет!

   Ну, я молчу, ясное дело. Потому что скромный. Только почему же это "нет"? В полтинник заценили...

   Юлька тоже не скупится:

   - Ты - гений, Коля. Ребята, вы посидите пока, а мы тут быстренько...

   Ух, как им идея моя понравилась!

   Как начали они про потенциалы да обратную связь судачить, что сразу стало ясно: без меня бы мировая наука ещё долго под забором отхаркивалась, да от большой дороги к вершинам человеческой мысли пряталась.

   Приятно, конечно. Даже показалось на минутку, будто я в их тусовку попал. Будто я - как они. Учёный... Не шалам-балам... Батяня был бы доволен. До самой смерти ведь мечтал, чтоб из меня какой-то толк вышел. Только я думаю, что толк этот вышел из меня ещё в детстве, когда старшие в карты играли на мои подзатыльники. Они, значит, играют, а подзатыльники мне достаются. Вот толк и вышел. И куда-то ушёл. С концами. Наверное, уже тогда я карты полюбил. Сила в них...

   - Я и паять могу, - говорю. - Образование имеется. Давайте, помогу чего надо...

   - Значит так, - снисходит Ваван до объяснений. - Ответ будем принимать не по среднеинтегральному равновесному положению стрелки-коромысла весов, а по флуктуации натяжения скручивания нити. У нас как раз и тензодатчики есть, и усилители. И головных телефонов парочка...

   - Ты с ума сошёл! - шипит Юлька. - Если ты о наушниках от папиного "панасоника"...

   Можно, конечно, и дальше рассказывать, как они до ночи кричали друг на друга. Как перестраивали, перепаивали, переделывали...

   Только остались мы с Михой в ту ночь в сарае. И сказать по правде, что там у меня в ушах нашумело - не разобрал. Выходил ночью до ветру несколько раз - это да. Было, конечно. Так что же вы хотите? На то и пиво. Но наушники к соответствующим отверстиям на голове прикладывать не забывал. А как там у Михи дело было... что я - конвой брату своему?

   Наутро, ещё четырёх не было, тронул меня за плечо Миха. И я, представьте, сразу проснулся.

   И понял, что дело дрянь.

   В сарае - светло. Студенты подсветку включённой оставили. Вижу: Миха стоит ровно. Глаза широко открыты, да только не видит он меня. И такое впечатление, что ничего он не видит. Только я ведь тоже спросонок мало чего разберу. Знаете ведь, как бывает: поднять - подняли, а разбудить забыли. Но трезвость в голове - капитальная. Какая-то цельность такая. Непривычная.

   Я такое впервые у глазника прочувствовал. Когда меня на очки пытались подсадить. Мама дорогая! Я чуть не завыл от ужаса. Так вот как они все, оказывается, выглядят! Люди-то! И отказался я от очков. Не хочу на такой мир смотреть. Лучше уж отсюда, из тумана за ним подсматривать...

   Я почему вспомнил тот случай, - такие же ощущения. Только не по зрительным делам. А по общему настроению...

   И Миха. Стоит, значит, рядом с моим лежаком. Держит руку у меня на плече, а длань у него - ого!

   И говорит, задумчиво так:

   - Николай, а где бы это сейчас на рояле можно было поиграть?

   Сдурел брат однако. Эк его расколбасило!

   - Ты, Михаил, того, - говорю. - Остынь. Это у тебя вчерашнее пиво перебродило. А для этих дел рояль не нужен. Уборная во дворе, а также щели между гаражами имеются...

   - Нет, - говорит Миха. Кротко так говорит, будто с бабушкой своей, Ларисой Матвевной, царствие ей небесное, разговаривает. - Это не пиво. Это машинка твоего Козыря чего-то у меня в груди ворочает. Тошно мне, Коля. Помоги. Дозарезу нужен рояль... Срочно.

   - Где же я тебе, Миха, рояль найду? - спрашиваю ласково. - Пианино ещё куда ни шло. В детском саду стоит. Но рояль? Разве что у Сергеича в казино. Так до туда пёхом... и кто же нас туда пустит?

   - Ладно, - соглашается Миха. Будто уговорил я его. Сподвиг на что-то путёвое. - Пусть будет пианино. Только срочно. Во где стоит... - И на горло себе показывает.

   Вот и хорошо, думаю. До детсада две остановки трамваем. Пока дойдём, может, и без пианино найдёт, где облегчиться. Видать шибко много раков было. И пиво импортное, смерть патриотам.

   Оделись мы. Сарай заперли, к детсаду двинули. Темно. Только месяц в полнакала присвечивает. Соловьи ещё не проснулись, зато сверчки разрываются, кузнечики... И что характерно - идём ровно, без крена и сбоев.

   Ходко идём. Быстрым шагом. Чуть ли не в ногу.

   Так что все мои надежды, что пока дойдём, пианино без надобности станет, рухнули. Вскоре и наш первый по жизни изолятор показался, где годки свои младые мы всей компанией мотали. Детский сад называется. Окна тёмные, забор покосившийся, сетка - рабица. Хорошо ещё не додумались собаками охранять.

   Забор-то мы перелезли. К дверям подошли.

   - Не передумал? - тихо спрашиваю. - У тебя же там, в условном, ещё год висит...

   - Полтора, - стонет Миха. - Отпирай.

   И по голосу слышно - всё, скрутило парня.

   "Ладно, - думаю. - Где наша не пропадала!"

   Открыл дверь. Легко. Запор - насмешить может. Имущество спасти - нет.

   Зашли. Темно. Шаги наши гулкие, вроде как по всей околице разносятся.

   - Тише, - говорю. - Тут же кто-то сторожить добро должен. Не разбуди...

   Ага. Как же - "не разбуди"...

   Едва до актового зала добрались, да в лунном свете он это пианино узрел, прямо, как кот на мышь стойку сделал. И как спружинит! Только что стоял рядом, вот здесь, я его локоть своим плечом чувствовал. А через секунду он уже там. Стула нет, так он рядом с инструментом на колени бухнулся.