Я кивнул:

   - В точку! Сожаление, печаль... было бы "в тему".

   - Ну, а тебе-то чего мучиться? Сам же говоришь: "возражал". Значит, предупреждал.

   - Слабое утешение, - сказал я, - если не настоял, значит, согласился.

   - Слабая позиция, - возразила она, - и пахнет суицидом.

   - Чего? - я принюхался: резина, тальк, карболка... это "суицид" так пахнет? Наверное, она была ещё немного не в себе. - Вы это... короче, выздоравливайте.

   Я поднялся, разобрал капельницу, поправил подушку и пообещал поискать что-нибудь подходящее. Но когда через минуту заглянул в палатку, Рамзия уже спала.

   "Здравствуйте, Юрий Георгиевич. Случилось большое несчастье. Ваша дочь Зинаида..." Что ещё за "большое несчастье"? Дурацкое сочетание! Разве несчастье бывает малым? Разве можно измерить горе, когда гибнет дочь? И какое, к чёрту, "здравствуйте"? Какое может быть "здоровье" при таком известии? А если так: "тётя Марина, произошла трагедия. Порвалась страховочная сеть, и Костик сорвался с обрыва. Ребята хотели прощупать характер ручья..."

   "Прощупали", блин! Да и какая она "тётя"? Я её в аэропорту впервые в жизни увидел. Я даже не уверен, что её зовут Мариной...

   Облако из мельчайших брызг привычно парило над котловиной. Утренний фён приятно грел спину и пудингом покачивал пелену тумана. Обычно тёплому ветру, катящемуся с высокого перевала, хватало десяти-пятнадцати минут, чтобы очистить озеро. За это время морок едва успевал несколько раз хлопнуть себя по ушам. Будто сигналы какие-то, блин! И смотрит так недовольно...

   - Коля!

   Это Рамзия зовёт. Из лагеря. Очень беспокойная девушка. С ней не соскучишься, но как-то... взбалмошно, что ли? Интересно, есть такое слово "взбалмошно", или это я сам только что придумал? Пока она лежала на раскладушке, спокойно было. А теперь, вот, "взбалмошно"...

   - Ко-о-ля-а!

   Я отвлекаюсь от влажных размышлений и ухожу с обрыва. Всё лицо мокрое. То ли от слёз, то ли от тумана... нужно идти. Да и не будет внизу никаких лодок. И рукой мне никто не помашет. Пустое всё. Фикция. Отрыжка надежды...

   - Что это? - спросила Рамзия возле распахнутого полога "гостевой".

   Я присмотрелся: у неё в руках были мои чертежи и рисунки.

   - Это мои бумаги, - сделав ударение на слове "мои", ответил я.

   Но "ударение", наверное, ей не показалось, потому что она пробормотала "ага", прошла в палатку и уселась с моими записями на раскладушку.

   Мне ничего не оставалось, как пойти за ней.

   Она была в Ленкиной спортивке. Они похожи. По росту и вообще... по комплекции. Я и о белье не забыл, между прочим. И о зубной щётке с пастой. Не знаю почему, но отчего-то приятно мне сделалось, когда она Ленкины вещи примерила. Смотреть на Рамзию стало приятно. Смотреть и слушать. Будто Ленка разговаривает. Хотя голос не её. У Рамзиии голос хриплый, грубый. А Ленка моя - ангел. Ленка-пенка. Улетела моя пеночка-трещотка...

   - Это схема лабиринта, Коля. В чертеже не хватает некоторых фрагментов, которые мне известны, зато в избытке коридоров, о которых я ничего не знаю. Откуда это у тебя?

   - Да так, - промямлил я. - Много свободного времени, вот и рисую помаленьку.

   Прошла неделя после её появления. Вчера я впервые предложил ей полноценный ужин из печёной рыбы с морковным соусом. Рамзия, разумеется, не отказалась. Всю ночь я с тревогой ожидал результатов этого опыта, а её, оказывается, больше интересовали эскизы картин, "подслушанных" мной в раковине.

   Я уселся в углу, возле входа. Не то чтобы общество Рамзии было в тягость, просто всюду лежали мои записи. Я и не думал, что успел извести столько бумаги.

   - "Рисованием", - неопределённо протянула Рамзия. - Помнится, ты пытался рассказать, кто тебе показывал меня и как.

   - Припоминаю, - усмехнулся я, - ни фига не пытался.

   - Тогда не нужно "пытаться", просто расскажи.

   Я задумался: одно дело искать утешение в скудоумии, другое - признаваться в отсутствии дружбы с головой. Я ведь всего лишь прислушивался к раковине. И тут же начинал путать "близко" и "далеко". Не было "право" и не было "лево". Все мои перемещения-полёты проходили в странном переплетении "где" и "когда"... понимаете? Жаль. А то бы объяснили. Сам-то я ничего не понимаю.

   - Я - астроархеолог, - напомнила о себе Рамзия. - Котловина, куда впадает река, - след от падения метеорита. Снимки из космоса подтверждают эту гипотезу. Это место удивительно, Коля. Так же, как и твоё присутствие. Здесь, знаешь ли, уже лет сто как заповедник. И здесь происходят явления, невозможные с точки зрения современной геофизики. Поэтому не нужно стесняться. Любая информация может оказаться ключом к тайне.

   Я удивился:

   - Астроархеолог? Ого! Звёзды копаете?

   - Нет, - ответила она. - Что со звёзд упало, выкапываем. Опусти полог, пожалуйста. Что-то ветер поднялся...

   Я закрыл клапан палатки, но о чём мы толковали, не забыл:

   - А почему "тайна"? Даже если большой камень прилетел со звёзд и дырку в горах провертел, какая в этом тайна?

   Она так глянула, что сразу стало понятно: чего-то я капитально протупил.

   - Ты что, с Кольца свалился? Сам факт наличия гостя со звёзд - чудо. А что до "дырки"... - Рамзия покачала головой. - "Большой камень" прилетел во времена, когда здесь была равнина. Это не камень сделал "дырку в горах", это горы выросли вокруг места его падения. Как трава вокруг булыжника... представляешь?

   - В этом тайна? Тайна в том, что горы не выросли на месте падения камня?

   - Это, конечно, тоже странно, - согласилась она. - Но меня интересует другое: как память о падении метеорита дошла до наших времён, если само падение случилось задолго до появления динозавров? Память - вот что самое поразительное во всей этой истории. И твои гости в шёлковых бурнусах - хранители этой тайны. А то, что ты назвал "большим камнем", обычным метеоритом быть не может. Хотя бы потому, что "камней" было несколько. Часть упала в Северной Африке, часть - в Южной Америке. Азии тоже чуток досталось. Но самый крупный упал здесь. Другие места падения издревле прикрыты пирамидами. То ли человек завалил выходы, и пришельцы умерли. То ли пришельцы умерли, а люди возвели пирамиды, как надгробия. Не суть. Важно другое: отверстие под озером открыто от начала времён. И получается так, что эта штука, там, под водой, - живая, и как-то общается с нами, с людьми. Потому-то я и настаиваю: кто тебе рассказал обо мне? Кто тебе меня показывал?