— Ах да, конечно, — говорит Джон Сэмпсон почти ликующе. — Старина Питер.

Черт, они знакомы! Я ностальгически киваю головой: старина Питер.

— Да, м-м-м, наверное, мне следует сказать вам, почему я считаю, что подойду вашей компании. Дело в том, что я внушаю доверие, и люди говорят, что я хорошо работаю в коллективе и…

Опять тот же останавливающий жест рукой.

— К этому мы еще вернемся. Во-первых, мне интересно, что вы думаете о старине Питере. Интересный типаж, не правда ли?

— Да уж, конечно, — говорю я, подхватывая на лету. — Тип еще тот. Хотя я не очень хорошо его знаю, он ведь не часто бывает в офисе. Он любит командировки и уезжает далеко.

— Очень далеко, с этим не поспоришь, — замечает он, подавляя смешок.

— Но знаете, иногда он все же приходил в офис посмотреть, как мы без него справляемся.

— Вам приходилось делать какую-нибудь работу непосредственно для него?

— М-м-м, да. Ему нравилось, как я излагаю материал, поэтому он часто просил меня написать для него пресс-релиз или какой-нибудь рекламный материал или…

— Некролог?

Пространство комнаты тесно смыкается вокруг меня:

— Что?

— Он же умер. Вы не знали? Он умер от разрыва сердца на почве перенесенного стресса в тысяча девятьсот девяносто восьмом году. Что произошло, если судить по вашему заявлению, за три года до того, как вы стали работать на него.

Теперь умереть хочется мне.

— Я… м-м-м, да… Я сейчас все объясню. Эти даты… в заявлении… я, должно быть…

— Видите ли, — прерывает он меня, — это характерно для связей с общественностью. В нашем деле стрессы испытываешь постоянно. Это нельзя сравнить, ну, скажем (давайте возьмем что-нибудь наугад, просто из воздуха)… скажем, с работой в магазине.

Все. Я сижу перед ним совершенно голая, на мне даже белья нет. Роста во мне сантиметров пять. И я на волосок от того, чтобы не взобраться на письменный стол и не броситься в окно.

— Я сейчас все объясню, — говорю я, но мои слова разбиваются о гладь его выставленной вперед ладони.

Он не желает меня слушать.

Он наслаждается моим унижением.

Вдруг мне страшно хочется очутиться за своим прилавком, стоять там, разговаривая с покупателями о том, как подобрать подходящий крем-основу для комбинированной кожи, на которой есть и жирные, и сухие участки. Не где-нибудь еще, а именно там.

— Вы здесь также пишете, что в Университете Западного Йоркшира по предмету «Бизнес и маркетинг» у вас было 2,1.

— Да, — отвечаю я, вся такая белая и пушистая.

— Так вот, после телефонного запроса, адресованного декану факультета бизнеса этого университета выяснилось, что это не так.

— Разве? — спрашиваю я, и мой белый пух на глазах сереет и сваливается в колтуны.

— Да, — подтверждает он, откидываясь на спинку своего крутящегося кресла и поместив конец серебряной ручки в горизонтальную выемку между нижней губой и подбородком.

Раздумывая, как бы мне отсюда исчезнуть, я оглядываюсь назад. Стена рядом с дверью сделана из пузырчатого стекла, искажающего вид рабочего помещения за ним, делая размытыми человеческие фигуры и предметы. Мне вдруг кажется, что это прямо на глазах размывается и тает моя мечта.

— Так, — произносит голодный лев, — теперь скажите мне, есть ли в этом заявлении хоть что-то, что соответствует действительности?

— Простите, — говорю я, — ведь я просто хотела…

— Вы просто выдумали все, начиная с отличных оценок и кончая рекомендациями, так ведь? Чистая ложь. Пари держу, что и увлечения себе вы тоже выдумали. Что у нас тут? Верховая езда, любительский театр, плавание под парусами и… — прежде чем огласить последнее из моих увлечений, он смотрит на меня, оценивая мое психическое состояние, — …альпинизм.

— Нас… м-м-м, однажды переправили со скалы на скалу по натянутому тросу. В шестом классе. Мы тогда ходили в обязательный поход… — мой голос постепенно замирает.

— Честно вам скажу, за все те годы, что я провожу собеседования, я не встречался ни с чем подобным.

— Я понимаю, я просто…

— Лгали и лгали мне, — он скептически смеется и качает головой.

— Дело в том, что я… — его вытянутая вперед рука резко останавливает меня.

— Итак, «Вера», пусть это будет вашим именем, раз вы выбрали его для своего девиза. Давайте говорить начистоту. Вы — одна из этих косметичек, одна из тех девиц, что стоят за прилавками в магазинах, у вас нет совершенно никакого опыта работы в области пиара, и все же вы приходите в одно из крупнейших агентств в стране, прекрасно осознавая, что все написанное в вашем заявлении — это полная фикция.

Открыть окно будет легко. И я смогу добежать до него, прежде чем он спохватится. Тут шесть этажей, вполне достаточно.

— Но я в самом деле изучала бизнес и маркетинг, — говорю я ему, потому что это правда.

— Но балл у вас ведь был не 2,1?

— Нет, — отвечаю я, — не 2,1. У меня было 3 из-за того, что на последнем курсе после смерти отца мне пришлось уехать и жить с мамой. А так, в конце второго курса, я была в числе шестидесяти пяти процентов, у которых балл был той самой золотой серединой в 2,1, поэтому и окончательный мой балл был бы 2,1, если бы обстоятельства не изменились. Если бы ничего не случилось.

— И вы в самом деле живете в квартире в Гайд-парке? Это вы, наверное, не выдумали.

Перед моими глазами встает моя квартира. Зарешеченное кухонное окно. Загибающийся по краям оранжевый ковер.

— Нет, — отвечаю я, — не выдумала.

— А как насчет ваших рекомендаций?

Две недели назад моя подруга Элис набрала номер компании «Колридж» и измененным хриплым голосом сказала ответственному по кадрам, что я была одной из самых усердных и прилежных студенток, которых ей приходилось обучать взаимодействию в области маркетинга за двадцать лет ее работы в Университете Западного Йоркшира. Элис самой только двадцать пять. Ее близость к университету не простиралась дальше того случая, когда содержимое ее желудка, не выдержавшего отравления алкоголем, изверглось рядом с университетским зданием еще до того, как, выходя из него, она успела остановиться. А единственное, чему она меня научила, это то, что, пылесося комнату, сжигаешь больше калорий, чем когда занимаешься сексом.

— Мои рекомендации в порядке, — заверила я его.

Бровь у него недоверчиво ползет вверх.

— В самом деле, даю вам слово, — говорю я, даже на этой стадии не в состоянии быть честной до конца. — Так далеко я бы не зашла.

Я одариваю его нервозной улыбкой, но у него нет желания делать мне ответный подарок. Осознавая свое превосходство, он лишь слегка втягивает носом воздух.

Я начинаю ненавидеть Джона Сэмпсона. Ладно, в своем заявлении я все наврала. Я почти все выдумала, кое-что утаила в укромном уголке, постаралась произвести впечатление, но, если он все это знал, зачем тратил время на собеседование. Да затем, что ему это нравится. Нравится смотреть на мои страдания.

Я хочу сказать, что нормальные люди так не поступают, только извращенцы.

Но не надо себя обманывать. Предложи он мне все-таки работу, я конечно же соглашусь, несмотря ни на что.

— Теперь послушайте меня, — произносит голос. Голос твердый, уверенный, но до странности знакомый. И тут я понимаю, что это мой голос. Наверное, я сошла с ума. Что я делаю? Меня только что вывели на чистую воду, только что признали виновной в мошенничестве, и вот пожалуйста, я еще и нотации читаю. Господи, опять этот голос! — Если я написала в своем заявлении неправду, это еще не значит, что я серийный убийца.

— Нет, — соглашается он, — это значит, что вы нечестный человек.

— Да, конечно, — говорю я, чувствуя, как кровь приливает к моим неестественно загорелым щекам, — я солгала, но только потому, что знала: правды вам будет недостаточно. К тому же это не совсем ложь. Я ведь и в самом деле могла стать хорошим бухгалтером-делопроизводителем, это правда. С тех самых пор, когда я изучала связи с общественностью в университете, я знала, что смогу быть хорошим специалистом, и после окончания университета я получила бы соответствующую работу, если бы мне не пришлось уехать и быть с матерью после того, как умер отец…