Марк был первым, кто позвонил мне.

— Ты никогда не догадаешься, кто мне сейчас звонил, — сказал он.

Никогда. Даже за миллион лет.

— Кто?

— Наша пропащая родственница. — Тон у него, как всегда, был шутливо-насмешливый. Марк, для которого работа была единственным важным и серьезным делом в жизни, относился к семейным проблемам как к чему-то банально-обыденному. В то время как Хоуп, для того чтобы установить между нами дистанцию, надо было совершить путешествие в другое полушарие, с Марком эта дистанция возникала автоматически. В этом отношении он вел себя как типичный мужчина. Даже если он находится в одной комнате с вами, вы никогда не чувствуете его близости.

— Что? Хоуп? — говорю я, разыгрывая удивление. И постаралась не обращать внимания на неколебимую уверенность Марка в том, что сестра позвонила ему первому.

— Да, — говорит он. — Догадайся, что она мне сказала.

И все в том же духе. Одно наигранное удивление за другим, и так в течение получаса. Да что ты? В самом деле? Да не может быть! К концу разговора я уже жалела, что согласилась прикрыть австралийскую задницу своей сестрицы. Если бы я не дала ей почувствовать ее вину, таких будто бы удивленных телефонных разговоров не было бы вообще. И извинений бы не было. А может быть, и приглашений.

Но потом, когда позвонила мама, я поняла, почему я все-таки согласилась не говорить о том, что наткнулась на Хоуп.

Радости мамы не было предела.

Сердечная боль трех последних лет была совершенно стерта за какие-нибудь двадцать минут телефонного разговора. Пустое место было заполнено.

— Ведь это самое замечательное, о чем мы узнали в последнее время, не так ли? — спросила меня мама тоном, говорившим о том, что она не проверяет уровень запыленности квартиры, и не исследует дверные панели на предмет наличия отпечатков пальцев, и не осматривает ковер, думая, не следует ли его пропылесосить еще раз.

И в тот самый момент я пробудилась к восприятию факта, который раньше не учла.

Все время я считала, что мама расстроена из-за того, что Хоуп ее бросила. Думала, что она никогда не сможет простить, даже если Хоуп приползет к ней из аэропорта Хитроу на коленях с огромным букетом, символизирующим мольбу о прощении.

Но все это время я ошибалась.

Мама расстраивалась не из-за того, что Хоуп сказала свое «до свидания» за день до похорон. Она переживала, что Хоуп, сказав «до свидания», поставила после него жирную точку.

А теперь она говорит «здравствуйте». Снова.

И все сразу стало хорошо.

Потому что все, что Хоуп надо сделать, чтобы быть хорошей дочерью, это просто быть рядом. Вот и все. Если бы обязанности дочери были точно прописаны, то обязанности Хоуп были бы чрезвычайно просты. Там было бы написано: «Будь здесь».

Перечень же моих обязанностей занял бы много страниц. Страницы и страницы с указанием ответственности, которую я несу за то-то и то-то, и с разъяснениями, на каком уровне я должна выполнять свои обязанности, которые бы шли под заглавиями: «Карьера», «Внешний вид», «Любовь», «Долг по отношению к семье», «Как следует вести себя в кризисный период», «В какое время следует просыпаться, даже по воскресеньям и в праздничные дни». Глава «Описание работы моей дочери» включала бы пролог, сноски и приложение, а в конце был бы алфавитный указатель для справок.

Но я уже смирилась с этим, так что все в порядке.

Все дочери для матери равны, но некоторые все же «равнее».

Мама из тех людей, которые живут по закону: «чем труднее получить, тем дороже». И двадцать две тысячи километров плюс три года без единого телефонного звонка безусловно делают получаемое труднодостижимым.

А я все время играла по другим правилам. Получить меня было так же трудно, как заманить мальчишку в игротеку. Из всех дочерей на свете я самая доступная, всегда готовая ублажить мамочку. Мама говорит: «Прыгай!», а я только спрашиваю: «На какую высоту?»

— Она всех нас пригласила на свадьбу, — сообщает мама.

Надо же! Посмотрим на первую страницу. Женщина приглашает свою овдовевшую мать, брата и сестру на свою свадьбу. Какой замечательный жест человеческой доброты!

Потом мама говорит такое, от чего сердце у меня останавливается.

Она говорит:

— Я рассказала ей об Эдаме.

Эдам. О нем я в «Крутом тигре» даже не упомянула. Но она же и не спрашивала. Но, надо думать, после того, как мама о нем рассказала, в ней проснулось любопытство.

— Хоуп сказала, что ждет не дождется, когда увидит его.

— Увидит его? Где?

— На свадьбе.

— На свадьбе?

— Его она тоже приглашает.

— Ну да, конечно.

Ничего себе!

И как же я об этом не подумала? Можно же было сделать так, чтобы она его не приглашала. Ну, тогда, в «Крутом тигре». Когда Хоуп просила меня не выдавать ее.

И почему я тогда об этом с ней не поговорила? «Знаешь, Хоуп, мама думает, что у меня есть бойфренд, по имени Эдам. Считает, что я познакомилась с ним на работе. Возможно, она станет тебе говорить о нем. Но я не работаю там, где, по ее мнению, я работаю. Работаю я там, где ты меня увидела. Поэтому, если ты собираешься пригласить нас на свадьбу, пожалуйста, ни под каким видом не приглашай его». Но ведь нет.

Этого-то и не случилось.

Хоуп сообщила, что выходит замуж за человека, не только богатого и известного и с потрясающими тугими ягодицами, но к тому же ее персонального тренера и консультанта по вопросам карьеры. И что, после этого мне говорить ей, что мой друг — это лишь плод моего воображения?

И вот теперь я в той же точке, с которой начала. Только все еще хуже. Через какой-нибудь месяц свадьба. Господи, да я же просто лунатик, разговаривающий во сне. Через двадцать восемь дней! Нет времени на всякие фигли-мигли. Нет, сэр.

Мне нужен мужчина.

И обзаводиться им надо как можно быстрее.

А для этого надо потрудиться.

Если я всю жизнь просижу в четырех стенах своей квартиры, то единственными мужчинами, которые мне встретятся на жизненном пути, будут газовщик и почтальон, причем ни тот ни другой представитель толстозадой и одышливой йоркширской породы мужской половины рода человеческого отнюдь не значатся в списке ста самых подходящих холостяков (уже проверено).

Теперь работа. За прилавком в косметическом отделе. Это совсем не тот путь, на котором можно встретить приемлемого мужчину. Или хотя бы даже неприемлемого.

Итак, за дело. Нельзя терять времени, сидеть сложа руки и надеяться на лучшее. Надо думать стратегически. Черт, вот здесь я и подхожу к самой сути.

Мне нужен мужчина, и нужен прямо сейчас.

Хватит, больше не буду раздумывать.

Просто приду в гимнастический зал.

Нет, серьезно. Хотя у меня всегда было что-то вроде аллергии на физические упражнения (меня от них всегда бросает в жар, я потею и задыхаюсь), теперь я поняла, что, возможно, это лучший, если не единственный способ завязать знакомство.

Если верить журналу «Лоск», то гимнастический зал — это оптимальное место для знакомства с потенциальным партнером. Фактически, шестьдесят процентов тех, кто посещает его, именно это называют своим главным побудительным мотивом. Ему отдают предпочтение перед баром, ночным клубом и работой, в этом отношении гимнастический зал место наиболее притягательное.

Конечно, я совсем не собираюсь чрезмерно изматывать себя физкультурой. Потом, если я собираюсь привлечь внимание мужчины моей мечты, то совсем не стоит представать перед ним в образе задыхающегося помидора. Задыхающегося помидора с потекшей косметикой и пятнами под мышками.

В средние века существовали комнаты, полные хитроумных металлических приспособлений необычного вида, назначением которых было причинять людям физические страдания. Комнаты эти известны как камеры пыток. В двадцать первом веке их аналоги называются гимнастическими залами, причем люди платят за их посещение.